Исполним же обещанное, друзья, и расскажем вам, с Божией помощью, о том превосходнейшем пути, который святой Иоанн Златоуст именует высшим всяких похвал. "Знай, возлюбленный, - говорит он, - что брак есть добродетель, достойная удивления, но для девства, монашества, у меня едва лишь найдутся слова, ибо это ангельский род жительства".
Интересно, что при слове "монастырь" у нецерковного человека возникают самые причудливые представления, менее всего соотнесенные с истинным положением вещей. Объясняется это понятиями, навязанными нам светской художественной литературой. Часто ее авторы, весьма поверхностно знакомые с духовной жизнью, а уж с монашеской тем паче, описывают монастырь в общих чертах, выставляя его как пристанище разочарованных дворцовой жизнью куртизанок или зараженных всеми смертными грехами лукавых деятелей в сутанах и капюшонах, принимающих самое неблаговидное участие в интригах и похождениях главных героев этих произведений. Справедливости ради скажем, что большинству русских классических писателей это не свойственно. Перу Достоевского и Лескова принадлежат образы иноков, в определенной степени схожие с оригиналом и вошедшие в сокровищницу мировой литературы.
Впрочем, оставим в стороне литературные изыскания и возвратимся к жизни, которая единственно и составляет предмет этой книги.
Скажем сразу, искать монашества подобает из любви ко Господу нашему Иисусу Христу и из желания беспрепятственно угождать Ему, что бывает не совсем удобно человеку, живущему в миру и обремененному множеством житейских попечений.
Основополагающими для монашества считаются Евангельские слова Христа Спасителя, сказанные некоему богатому юноше: "...пойди, все, что имеешь, продай и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи, последуй за Мною..." Спасение души обретается, с Божией помощью, и среди шумного мира, но духовное совершенство, стяжание благодати Святого Духа в возможной для человека полноте, теснейшее единение с Искупителем через непрестанную молитву и украшение души Христовыми добродетелями - преимущественно достигается в удалении от мирских жилищ, за благодатными стенами обителей, а лучше сказать, в монашестве.
Помню, как, только-только встав на путь веры, еще неосведомленным в духовных вопросах юношей, я посетил известный всякому русскому православному христианину Пюхтицкий женский монастырь во имя Успения Божией Матери. Все было поразительно в этой неведомой мне дотоле прекрасной стране. Дивная природа (эта обитель находится в Эстонии), покрытые зеленью холмы, березовые рощи, свежий и насыщенный ароматами трав, свежевыкошенного сена воздух, что именуется по-славянски "благорастворением воздухов". Огромный собор, сиявший чистотой, так что даже совестно было ступать по выскобленному и вымытому каменному полу. Прекрасное пение, составленное из чистых женских голосов, удивительных по ясности и проникновенности звучания. Всего не опишешь. Но настоящим откровением для меня были лица, не знаю, послушниц или монахинь, это не так важно. С тех пор прошло уже, наверное, больше пятнадцати лет, а сердце до сих пор хранит память о том не передаваемом словом впечатлении.
Нас встретила монастырская сестра, которой поручено было накормить в трапезной только что прибывших паломников. Я вдруг понял, что никогда прежде не видел такого светлого, как бы изнутри пронизанного светом лица. Это была не дежурная приветливость официантки или стюардессы, но нечто совершенно иное. Скромная улыбка дышала такой простотой и чистотой, что сразу же захотелось опустить глаза. Так бывает, когда смотришь на солнце и поневоле отворачиваешься. Ее обращение, неподдельно доброжелательное и сердечное, вместе с тем было, насколько я сейчас понимаю, более чем целомудренным. Кратко сказать, эта сестра показалась мне существом из иного мира, человеком, к которому не может пристать никакая житейская грязь, суета или лукавство. Благодарю и поныне Матерь Божию, что Она показала мне подлинную красоту жизни во Христе!
Теперь-то мне совершенно ясно, что монашество - это явление не от ущерба, не от скудости, как думают ничего не видевшие собственными глазами и судящие обо всем понаслышке. Нет! Иноческая жизнь есть явление благодатное и гармоничное, показывающее, каким благородством и красотой Творец почтил наше богоподобное естество!
Чувствующему влечение к ангельской жизни предстоит долго испытывать себя: поначалу еще живя в миру, но не по-мирски, а затем в подвиге послушничества уже в монастырских стенах. Выполняя возложенные на него обязанности, исправно посещая богослужение, читая монашеское молитвенное правило, послушник знакомится с укладом монастырской жизни и просит у Господа и Божией Матери укрепления сил и решимости служить Им в безбрачии, нестяжании (то есть отречении от всякого имущества) и совершенном послушании. Эти три обета приносятся при постриге в монахи, причем постриженник вместе с монашеским одеянием получает и новое имя, как будто бы рождается во второй раз! Многие говорят о том удивительном преображении, которое свершается с человеком во время пострига! Перед вами уже не старый ваш знакомый (так рассказывают знавшие монаха до поступления в обитель), а ангел! В длинном черном одеянии, с горящей свечой в одной руке, с деревянным крестом в другой, в клобуке, особом головном уборе, и ниспускающейся волнами мантии - это уже иное существо! Первые несколько дней новопостриженный проводит в алтаре, ежедневно причащаясь Святых Христовых Тайн, в знак духовного брака с Женихом души - Христом Искупителем. Отныне главное жизненное дело монаха - непрестанная покаянная Иисусова молитва, та самая молитва, неспешное и внимательное произнесение которой мало-помалу приводит к очищению от страстей и вселению благодати Божией в сердце подвижника. Молится ли инок за богослужением в храме, выполняет ли трудовое послушание, идет ли на трапезу, возвращается ли после нее - с его уст не должно сходить детское, искреннее, благоговейное призывание сладчайшего имени Искупителя: "Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя (меня) грешного!" Много ждет мужественного ученика Христова скорбей, бед и испытаний, мучительна подчас будет борьба с грехом, гнездящимся в глубинах нашего сердца, не сразу, не вдруг даруется ему подлинное очищение и преображение души, но с помощью Своих Небесных Родителей - Господа и Его Пречистой Матери - он взойдет тернистой, зато благодатной стезей к духовному совершенству! И вероятно, такому иноку не благословлено будет написать книгу, участвовать в великих общественных событиях или иным каким образом запечатлеть свое имя на скрижалях истории, да и не для этого он принимал монашество...
Может случиться, что в один прекрасный день какой-либо юноша, то ищущий веры, то боримый сомнением, окажется в обители и ненароком взглянет на смиренного служителя Христова, исполняющего, как всегда совестливо и молитвенно, свое будничное послушание, - и озаренный светом Божией благодати, почивающей на подвижнике покаяния, молодой человек вдруг уразумеет Евангельские слова: "Вы - свет мира... И, зажегши свечу, не ставят ее под сосудом, но на подсвечнике, и светит всем в доме. Так да светит свет ваш пред людьми, чтобы они видели ваши добрые дела и прославляли Отца вашего Небесного".
Если бы вы спросили меня: "А в какую обитель нам лучше всего съездить, чтобы собственными глазами убедиться в сказанном и получить представление о монастырской жизни уже не с чужого свидетельства, а из личного опыта?" - я бы припомнил старинную русскую благочестивую присказку: "Коль не хочешь быть упрям, отплывай на Валаам, а не хочешь быть суров, отправляйся-ка в Саров. Хочешь быть опытным - поезжай в Оптину". Много, по милости Божией, возрождено ныне на Руси славных монастырей. Что касается меня, я вынашиваю мысль после написания нашей с вами книги (а противоположный берег уже виден!)О посетить Серафимо-Дивеевскую женскую обитель, что находится неподалеку от Сарова и Арзамаса, в последнем, четвертом, на земле уделе Божией Матери. По свидетельству преподобного Серафима, Царица Небесная Сама каждый Божий день обходит Свои владения и обещает всем, кто с верой посетит это место, великую благодать Свою...