|
Надо сознаться, что исторических сведений о святом игумене Синайском дошло до нас крайне мало [1]. Впрочем, для нашей цели достаточно и этих немногих известий. Наше намерение - представить преподобного Иоанна как образец подвижничества, «чтобы глядя,как говорится в предисловии к его творению,на труды сего создателя духовной и божественной лествицы, мы поверили написанному им». Постараемся по возможности изобразить жизнь Святого не столько внешнюю, сколько внутреннюю, - как возрастание, укрепление и усовершенствование сокровенного сердца человека.
Путеводитель на небо пришел как бы с неба, потому что на земле никто не указывает места его происхождения. Оно неизвестно было даже современному жизнеописателю, близкому к нему и по месту жительства, и по образу жизни [2]. Занятия, которым Преподобный предавался, и благочестивые чувства, которые он обнаружил, избрав для себя с самых ранних лет жизнь отшельническую, а также прозвание схоластика[3], которое он получил за свои познания, наконец, его чудная Лествица - все это показывает, что он получил прекрасное воспитание, и при этом - христианское. А это заставляет предполагать, что он имел с самого рождения верное направление ума и происходил от родителей не низкого сословия и благочестивых [4]. Еще в шестнадцать лет св.Иоанн оставил мир и решился, так сказать, похоронить себя в безмолвии пустыни. Для этого он избрал пустыню Синайской горы. Отшельники ее издавна отличались самой суровой жизнью, самым строгим подвижничеством [5]. Однако подвиги их не только не устрашили юного Иоанна, но еще более одушевили его решимость. Рассматривая его жизнь от восшествия на Синай до восшествия на небо, замечаем три явно различные между собой степени его восхождения, сообразные с тремя возрастами духовной жизни: прежде всего он восходил под руководством духовного отца, потом один без постороннего руководства, и, наконец, не только восходил, но и возводил других.
Направив ко Господу путь свой, преподобный Иоанн прежде всего начал искать и нашел себе опытного руководителя в подвигах благочестия в лице некоторого Мартирия, долго шествовавшего путем Божиим и бывшего недалеко от врат неба. Своему наставнику и пестуну о Господе он совершенно и всецело вверил себя, как дитя вверяется своей матери.
К этому времени его духовного восхождения преимущественно относятся первые степени его Лествицы, по которым он начал восходить под руководством своего отца, каковы: отвержение мирской жизни, отложение житейских попечений и уклонение от мира, особенно же послушание. Еще не дав решительного обета отречения от мира и мирской жизни, он успел совершенно отрешить от них свою душу и свое сердце. Еще будучи послушником, св.Иоанн являл такую ревность к благочестию, которую редко можно найти в подвижниках столь раннего возраста. «Он,- говорит Даниил Раифский, его жизнеописатель, - смотря на святую гору, устремлял гор`е свой ум и возносил его к Богу невидимому. Предприняв бегство от мира, как средство к укрощению страстей юности, он стяжал смирение самое глубокое, заключил навсегда доступ к своему сердцу демону суетной славы и суетной надежды на свои силы» [6].
Что касается его послушания, его преданности своему духовному отцу Мартирию, то и в этом отношении он явил для нас собою высокий образец. По свидетельству того же жизнеописателя, Иоанн отдал всю свою душу в полное управление своего наставника, вполне подчинился его руководству. Он до такой степени сделался как бы мертвым для своих собственных наклонностей, что, казалось, его душа не имела ни собственного ума, ни собственной воли.
Таким образом, св.Иоанн начал с того, с чего должен начать всякий, вступающий на путь Божий. «Исшедшие из Египта, - говорит Преподобный, - имели вождем Моисея, а убежавшие из Содома - Ангела. Так и желающие выйти из духовного Египта и избежать мысленного фараона, имеют нужду в некоем Моисее, в ходатае к Богу, который воздевал бы о них к Богу свои руки, чтоб они перешли греховное море и обратили в бегство духовного Амалика. Дитя, не имеющее сил подняться на гору, на руках отца может достигнуть самой вершины ее».
Зато, когда после четырехлетнего искуса св.Иоанн принял невозвратно обет иноческий, прозорливые святые мужи предрекли, что ему суждено стать не только великим подвижником, но и руководителем подвижников. Один весьма благочестивый игумен по имени Стратегий, присутствовавший при самом обряде пострижения преподобного Иоанна, по внушению свыше предсказал, что новопостриженный будет одним из великих светил в мире.
Святой Иоанн продолжал оставаться в послушании у своего руководителя, и тот, видя его необычайное преуспеяние в добродетелях и духовном разуме, решился сводить его к одному из величайших отшельников этой пустыни по имени Анастасию. Увидев св.Иоанна Лествичника, Анастасий спросил у Мартирия, кто постригал его, т.е. кто принимал от него обеты иноческие. Когда Мартирий ответил, что он сам постригал своего послушника, Анастасий возразил с удивлением: «Кто подумал бы, отец мой, что ты посвятил Богу будущего игумена Синайской горы?»
После этих двух предсказаний, последовавших одно за другим, Мартирий, желая, без сомнения, испытать, не откроется ли Дух Божий устами еще одного знаменитого отшельника, Иоанна, прозванного Савваитом [7], повел св.Иоанна в пустыню Гудде, где пребывал Савваит. Этот великий отшельник умыл Лествичнику ноги прежде, чем его духовному отцу, и даже поцеловал ему руку. Стефан, ученик Иоанна Савваита, удивленный таким предпочтением, попросил у своего старца объяснения. Отшельник ответил, что он принял в этом молодом иноке будущего игумена Синайского.
Девятнадцать лет упражнялся св.Иоанн с удивительным смирением в подвиге послушания, когда Бог призвал к Себе его духовного отца. Тогда он возымел намерение посвятить себя жизни отшельнической (уединенной), к которой приготовил себя долгим трудом преуспеяния в молитве. Но, не доверяя еще своим собственным познаниям, хотя и имел их так много, что мог наставлять других, он предварительно хотел посоветоваться с одним святым старцем, Георгием Арселаитом [8], который и одобрил его намерение. Тогда святой Иоанн оставил гору и удалился в пустыню, которая находилась в углублении долины и называлась Фола.
Сорок лет подвизался преподобный Иоанн в своем новом убежище, проводя здесь жизнь совершенно ангелоподобную. И кто может изобразить все степени его восхождения, какие полагал он в сердце своем в продолжение этой необыкновенной четыредесятницы лет! Вообще, степени восхождения его в это время суть степени той самой духовной лествицы, которую описал он для нас в творениях своих. Она есть откровение его собственного сокровенного шествия к богоподражательному бесстрастию, которое с ясностью и силою опытности изобразил он на предпоследней степени своей Лествицы.
Он стяжал глубокий дух покаяния, который заставлял его непрестанно проливать потоки слез. «Какое место, - говорит его жизнеописатель, - дам я в венце его добродетелей тому источнику слез, который был в нем и который есть благодать редкая, дарованная столь немногим пустынникам?»[9] Он любил проливать слезы втайне, и, так как келия его была недалеко от келий других иноков, которые могли услышать его, то он уходил оттуда в одну удаленную пещеру, находящуюся у подошвы горы Синайской. Здесь-то он возносил к небу свои вздохи, рыдания и вопли с силою, с какой вопиют люди, которых или режут оружием, или жгут огнем, или у которых вырывают глаза. Долго и после блаженной кончины Преподобного показывали это сокровенное место его подвигов, которое называли слезоточным. Эти святые слезы производили в его душе чудные последствия, как можно заключать из его собственных слов. И «как вещественный огонь жжет и уничтожает солому, точно также духовный огонь этих чистых слез в имеющих у себя источник их жжет и уничтожает все нечистоты видимые и невидимые» [10]. И еще: «Те, которые получили дар слез, проводят каждый день своей жизни в духовном празднестве, и их печаль заключает в себе утешение и облегчение так же неизбежно, как воск в соте заключает в себе мед» [11].
О воздержании Преподобного можно судить по следующему его признанию, которое он делает в одном месте своей Лествицы. «Когда я был еще молод, то отправившись в один город или селение, я едва успел сесть за стол, как вдруг напали на меня помыслы объедения и тщеславия. Но опасаясь тех гибельных следствий, какие влечет за собой несчастная страсть объедения, я рассудил лучше быть побежденным тщеславием, зная, что в юных бес объедения весьма часто побеждает беса тщеславия» [12].
Впрочем Преподобный действовал во всем осторожно, избегая крайностей, опасных для души. Его жизнеописатель замечает, что «он не иначе отходил ко сну, как после продолжительной молитвы, однако же и не изнурял себя неумеренными бодрствованиями» [13].
Точно так же благоразумно поступал он и в отношении к пище: принимал без различия все, что только могли позволить ему его монашеские обеты, но всегда в самом малом количестве и только для поддержания тела.
Такое расположение души изгнало из ума его всякую другую заботу и всякое другое занятие, кроме дел угождения Богу. Кажется, преподобный Иоанн описывает себя самого, - хотя и старается уничижить себя во многих местах своей книги, - когда приписывает анахоретам три частные добродетели, каковы: оставление всех забот о делах мира, постоянная молитва и бдение, делающее сердце недоступным для демонов. Бодрствование святого над малейшими движениями сердца не оставляло никакого доступа к нему духам тьмы. Его ум и сердце, очищенные от всякой привязанности к земле, пользовались полной свободой возноситься к Богу в непрестанной молитве. И велика была сила его всегда горячей, святой молитвы.
Однажды св.Иоанн приказал Моисею, своему ученику, сходить достать в известном месте хорошей земли и перенести в свой маленький сад для того, чтобы лучше росли травы. Моисей отправился и исполнил приказание. Но, утомившись от чрезмерного жара августовского полуденного солнца, решился немного отдохнуть в углублении большого утеса, тень которого могла освежить его, и заснул здесь. В это самое время святой, занятый в своей келье, по обыкновению, богомыслием, склонился к легкой дремоте. Ему представилось, будто он видит человека почтенного вида, который будил его и упрекал в том, что он предается покою в то время, как ученик его Моисей подвергается опасности потерять жизнь. Преподобный тотчас же пробудился и начал молиться за своего ученика. Когда последний возвратился, Иоанн спросил его, не случилось ли с ним чего-нибудь. «Я подвергся опасности, - отвечал Моисей, - быть раздавленным утесом, под которым спал крепким сном. К счастью, мне представилось, что ты зовешь меня, я тотчас же бросился с этого места в смущении и страхе и едва отошел от него, как на моих глазах утес оторвался и упал на оставленное мной место».
В другой раз Бог благоволил показать для прославления раба своего, что его молитвы действительны как для сохранения временной телесной жизни, так и для облегчения душ, обуреваемых искушениями. Один пустынник по имени Исаак, был так много тревожим злыми помыслами, что они едва не доводили его до отчаяния. Раз они так устремились на него, что он весь в слезах поспешил укрыться от них, прибегнув к помощи св.Иоанна как защитника от преследовавшего его врага. Блаженный Иоанн, тронутый его верой и смирением, сказал ему: «Будем оба молиться, брат мой. Благий и милосердый Бог не презрит нашей молитвы». Духовно больной тотчас же пал на землю и стал молиться с ним. Еще не кончили они своей молитвы, как пришедший брат почувствовал себя совсем переродившимся. Совершенный мир заступил место мучившего его прежде волнения. Он почувствовал, что искушение рассеяно, не мог довольно надивиться этому чуду, которое изменило его скорбное состояние, и воздал благодарение Господу, избавившему его от искушения молитвами блаженного Иоанна [14].
От этого дара столь совершенной молитвы происходила в нем та сильная любовь к пустыне и молчанию, которая заставляла его скрываться, насколько было возможно, от глаз людей, и молчать, - при том, что он мог так назидать других, будучи осиян благодатию Духа, обладая глубоким знанием Слова Божия, изучив писания многих Святых Отцев и сочинения подвижнические, будчи знаком даже с сочинениями еретиков, которые прочитывал, чтобы лучше опровергать их Писанием и Преданием Отцов.
Однажды только, для большего назидания себя живым примером славных египетских подвижников, он оставил свою келью и решился посетить египетские пустыни. Этому путешествию мы обязаны назидательными рассказами, которые находим в его Лествице: об иноках и особенно о монастыре, называемом "Темница" [15].
В это же, может быть, время из пустынь египетских он проник и в пустыню Скитскую и в монастыри Тавенны, о которых также говорит в своем сочинении [16], хотя мы не знаем точно, когда он предпринимал эти благочестивые путешествия. Как бы то ни было, за исключением этих путешествий, он никогда не оставлял своей кельи в Фоле. Но Господу было угодно явить миру так долго скрываемое сокровище, открыть светильник, так долго таящийся под спудом, - для того, чтобы поставить его на свещнике.
Бог благоволил сделать его известным нескольким жившим вблизи лицам, которые приходили к нему советоваться в сомнительных случаях. Советы, полученные ими, были столь основательны и спасительны, что во всякое время стали приходить к нему посетители, побуждаемые молвою о нем.
Слава его распространилась и за пределы пустыни Синайской, привлекая к нему мирских людей всех состояний [17], которые приходили просить у него наставлений в жизни. Замечателен в этом случае один из собственных его рассказов.
Однажды пришли к нему миряне, мало заботившиеся о своем спасении и оправдывающие свою порочность и нерадение такими словами: «Каким образом можно проводить жизнь подвижническую нам - людям женатым и отягощенным общественными обязанностями, которые опутывают нас подобно сетям?». «Я, - говорит св.Иоанн,отвечал им так: «Делайте добрые дела, какие можете, не отзывайтесь ни о ком в оскорбительных выражениях, не крадите, не обольщайте никого ложью, ни против кого не восставайте с дерзостью, не питайте ни к кому ненависти, не пропускайте церковных Богослужений, имейте любовь и сострадание к бедным, не подавайте никому повода к соблазну, храните супружескую верность. Если будете поступать таким образом, то не будете далеки от царствия небесного» [18]. Так этот муж, просвещенный Духом Божиим, предписывал правила спасения всякому, исходя из его положения, не требуя ни от кого подвигов выше сил и возможности.
Столь обильные плоды добродетелей заслуживали со стороны братий св.Иоанна больше удивления, чем зависти. Но дьявол, желая воспрепятствовать тому добру, которое приносили святые наставления человека Божия внимавшей ему братии, искусил некоторых пустынников злобной завистью, и те имели несчастье поддаться искушению. Вместо того, чтобы самим прибегнуть к столь полезному и назидательному учению, они стали осуждать св.Иоанна как человека, который, будучи пустынником, нарушал законы молчания. Святой, еще более руководимый всегда свойственным ему духом опытности и смирения, не желая раздражать завидовавших, рассудил лучше уступить клеветникам, хотя некоторые братья и должны были лишиться его наставлений. Он объявил посещавшим его, что не хочет более говорить ни с кем, и заключил в своей келье сокровища, которые расточал до сих пор в духе любви. Самому ему любезно было молчание, но лица, доведшие его до молчания своими клеветами, вынуждены были, наконец, сами соединиться с другими братьями, чтобы побудить его снова раскрыть златословесные уста, из которых текли небесные речи. Их поразило смирение св.Иоанна. Сознавшись, что они своей завистью лишили своих собратий многих благ и в отношении к Преподобному поступили несправедливо, они вместе с прочими умоляли угодника Божия не лишать их более своих спасительных наставлений. Блаженный Иоанн, всегда уступавший другим, скоро склонился на их просьбы и с любовью возвратился к своему прежнему образу жизни.
Наконец, пришло время исполниться проречениям отшельников Анастасия и Иоанна Савваита, о которых мы упомянули выше. «Так как блаженный Иоанн, - говорит его жизнеописатель Даниил, - обладал всеми добродетелями преимущественно пред прочими братиями и заслужил всеобщее почитание, то его, как нового Моисея, братия единодушно избрали своим руководителем в жизни духовной. Несмотря на все его отговорки и сопротивление, они поставили его на должность начальника Синайского и, извлекши этот светильник из-под спуда, под которым он скрывался, поставили его на свещнике, да светит всем, находящимся в этом доме» [19].
Со времени смерти блаженного старца Мартирия, под начальством которого в продолжение девятнадцати лет упражнялся св.Иоанн в подвигах смиренного послушания, до времени его избрания игуменом прошло уже сорок лет. Если прибавим к этому шестнадцать лет, проведенные св.Иоанном до жизни иноческой, то увидим, что ему было семьдесят пять лет, когда поручили ему управление пустынниками синайскими. В таких преклонных летах новая должность могла быть для него тяжким бременем, но Бог, явивший благодать Своего призвания в день пострижения преподобного Иоанна, благоволил утвердить и избрание его в должности игумена новым знамением, показавшим, как это избрание было Ему угодно.
Другой жизнеописатель св.Иоанна, синайский инок, бывший очевидцем этого происшествия, рассказывает следующее: «Как только св.Иоанн Лествичник сделался нашим начальником и игуменом, собралось в монастырь множество гостей. Когда они сели за стол, то все видели, как неизвестный распорядитель, одетый по древнееврейскому обычаю, входил и выходил из трапезы и отдавал нужные приказания всем бывшим на кухне и в других местах для того, чтобы угостить надлежащим образом посетителей. С удалением последних, когда служившие им сели за стол, везде искали этого распорядителя, так много трудившегося для приведения всего в порядок, чтобы пригласить его разделить братскую трапезу. Но сколько они ни искали, не нашли нигде. Тогда слуга Божий, наш почтенный отец Иоанн, сказал нам: «Перестаньте искать. Нет ничего странного и удивительного, если Господь и Владыка Моисея Сам благоволил устроить все нужное для того, чтобы явить гостеприимство в том месте, которое принадлежит Ему и посвящено Ему преимущественно» [20].
Тот же жизнеописатель рассказывает еще, что когда в Палестине была сильная засуха, жители этой области во множестве собрались к св.Иоанну и умоляли его выпросить им у Бога обильный дождь, в котором они имели нужду. Преподобный Иоанн помолился, и Бог внял ему, оправдав слова царственного Пророка, что Он исполняет волю боящихся Его и служащих ему и внемлет мольбам их [21].
Преподобный Иоанн, поставленный руководителем других, начал путь нового восхождения к Богу и еще большего приближения к небу. По словам преждеупомянутого Даниила, он, взойдя на гору Синай, подобно Моисею, проник в неприступное облако посредством духовного созерцания, возвысился к Богу и получил Божественный закон, т.е. правила поведения, которые должен был соблюдать, отверз свои уста для принятия слов истины и жизни, привлек к себе Дух(Пс. 108,31) и, наполнившись света благодати, извлек из богатой сокровищницы сердца своего те драгоценные богатства учения, которые расточал на души с обилием и чудным помазанием [22].
Среди писем св.Григория Двоеслова есть одно, адресованное Иоанну, игумену Синайскому. Этот игумен Иоанн, конечно, не кто иной, как сам Лествичник. В своем письме великий папа, сохранявший в своем высоком сане глубокое смирение, поручает себя молитвам св.Иоанна, указывая на то, что иноки, имеющие счастье жить в уединении, должны молиться за тех, которые, подобно ему, принуждены выдерживать мирскую стихию. В то же время св.Григорий указывает на три главные добродетели начальника, желая преподобному Иоанну, чтобы Господь послал ему благодать привлечь своими молитвами благословение неба на вверенное ему словесное стадо, воодушевить это стадо к добродетели своими словами и напоминаниями и подать ему пример истинной святости собственной жизнью.
Свидетельством того, что св.Иоанн стяжал, кроме других, и эти названные св.Григорием добродетели, является его назидательное для всех христиан сочинение.
Господу угодно было, чтобы воды богомудрого учения преподобного Иоанна напояли не одну пустыню Синайскую, но проникли и в пустыню Раифскую, а потом оросили и всю Церковь, - проводником их была Лествица.
В то время Раифским монастырем управлял великий подвижник тоже по имени Иоанн, как и преподобный Лествичник. Понятие, какое имел этот Раифский игумен о дарованиях св.Лествичника и его глубокой мудрости в деле управления душ, побудило его обратиться к св.Иоанну. Как от собственного имени, так и от имени всех иноков, Раифский игумен просил Преподобного написать о том, что Дух Святой внушит ему о подвижнической жизни, и поделиться с другими приобретенной им духовной опытностью.
В письме своем игумен Раифский обращается к игумену Синайскому как к человеку, равному Ангелам, как к общему отцу отцов пустыни, как к учителю, способному наставлять других учителей. Далее он умоляет святого Иоанна, упоминая и постоянное, беспрекословное его послушание, и высокий талант, данный ему от Бога, и, наконец, вопиющую нужду иноков: письменно изложить истины, которые Бог открыл ему во время его небесных созерцаний на той самой горе, на которой являлся некогда Моисею. «Мы примем их, - говорит игумен, - как новые скрижали, которые Бог пошлет нам через тебя, как новым и духовным Израильтянам, вышедшим из сует мира, как из бездн Чермного моря. Поскольку ты, - прибавляет он, - совершил словом твоим так много дивных действий, как некогда Моисей сотворил много чудес своим жезлом, и так как ты - великий руководитель и первый начальник воспринявших ангельскую жизнь, - не отвергай усильной просьбы нашей - изложить на письме главные обязанности нашего состояния. Мы питаем твердую надежду, что по твоей ревности, ты подаришь нам прекрасное сочинение. Мы примем с необыкновенной радостью твои правила, которые будут для нас святою лествицею, возводящею ко вратам неба, посредством которой желающие восходить взойдут невозбранно, не будучи остановлены духами тьмы.»[23]
Блаженный Иоанн имел столь скромное понятие о самом себе, что это письмо смутило его. И если он решился, наконец, исполнить это желание и просьбу, то единственно по духу послушания, которое заставляло его смотреть на игумена Раифского, как на своего начальника в духовной жизни и подвигах иноческих, и покоряться его желаниям как приказаниям старшего.
«Когда я получил, - писал он к этому игумену, - письмо, которым ты почтил меня, или лучше, повеление, которого удостоил меня, и которое выше сил бедного и лишенного добродетелей грешника, подобного мне, я нашел его весьма приличным святости твоей жизни и глубокому смирению твоего сердца. Тебе следовало бы лучше обратиться к совершенно сведущим, к учителям в жизни духовной, а не ко мне, стоящему в ряду учеников. Но так как самые отличные по учению и святости отцы научили нас, что послушание состоит в безусловном повиновении даже в таких вещах, которые выше сил наших, то эта мысль заставила меня забыть собственную слабость и решиться со смирением на дело, превышающее мои силы. Впрочем, не для тебя назначаю я свое сочинение, избави меня Бог от этого! Я знаю, сколь ты способен, по благодати Иисуса Христа, наставлять всех нас. Нет, я назначаю его для того блаженного общества, которое Бог избрал в служение Себе, и которое вместе с нами получает от тебя наставления, каких должно ожидать от человека, просвещенного подобно тебе. Надеясь на молитвы твои, которые, подобно духовным рукам, помогут мне нести тяжесть собственных несовершенств, я как бы расставил паруса под ветер, взявшись за перо, и оставил Иисусу Христу, сему небесному Кормчему, кормило судна и управление всем тем, что будет сказано мною по твоему повелению и с помощью твоих молитв» [24].
Вслед за тем появилось это прекрасное творение, которое скоро сделало св.Лествичника знаменитым сначала среди греков, а потом и во всей Христианской Церкви.
Посылая свое сочинение к игумену Раифскому, святой Иоанн Лествичник говорит, что не имеет такой дерзости, чтобы назначать свое сочинение для игумена, а написал его исключительно для прочих иноков. Но все же он составил небольшой трактат и для самого игумена под заглавием "Слово к пастырю", по всей вероятности, покорившись настойчивым просьбам того же Иоанна Раифского. Это сочинение говорит об обязанностях лиц, управляющих нравственной жизнью и совестью других. Таким образом, восходя выше и выше по степеням духовных совершенств, преподобный Иоанн Лествичник из благого сокровища своего сердца вынес слово назидания и для самих путеводителей к небу, сделался руководителем самых руководителей.
Кажется, св.Иоанн Лествичник, окончив свое сочинение, жил недолго. Синайским монастырем он управлял не более четырех лет, после чего решился оставить его и возвратиться в свою любимую пустыню (Фола). Он возвратился в нее с прежней охотой и склонностью к уединенной жизни. Оставляя начальство над монастырем, он поставил на это место своего брата по имени Георгий, который, впрочем, вскоре после преставления св.Иоанна также переселился на небо. Когда блаженный Иоанн, в возрасте восьмидесяти лет, приближался к своему последнему часу, пришел навестить его брат и весь в слезах сказал ему: «Так ты оставляешь меня, брат, без помощи и защиты? Просил я Бога, чтобы ты послал меня к Нему - думают, что св.Иоанн был его старшим братом - прежде, чем сам пойдешь; потому что без тебя я не могу управлять этим святым обществом, и мне страшно видеть, что ты отправляешься прежде меня!» св.Иоанн ободрил его и утешил. «Не скорби, брат, - сказал он ему, - если только я могу сделать что-нибудь пред Богом, то привлеку тебя к себе раньше, чем через год». Это исполнилось на самом деле, так как игумен Георгий умер спустя десять месяцев после своего брата. Полагают, что святой Иоанн Лествичник умер в 605 году или никак не позже следующего года. День кончины его празднуется 30 марта.
1. Кроме того, что можно выбрать из самых сочинений преподобного Иоанна касательно истории его жизни, два писателя, современных ему, также оставили нам сведения о нем. Один из них - инок синайский, живший в его время и писавший как очевидец (составленное им жизнеописание св.Иоанна помещено в книге Vie des Pe'res des de'serts d'Orient, par le R.P. Michel. - Paris: Ange Marin, 1824. Т.V.). Другой - инок раифский, писавший спустя немного времени после смерти святого на основании свидетельств лиц, которые хорошо знали его. Поэтому в своем сказании, которое помещено в начале Лествицы, он говорит следующее: «Все те, которые имели счастье слушать этого великого человека, из коих есть много поставленных им на путь спасения и доселе шествующих по нему, все те могут засвидетельствовать истину этого рассказа». Особенно же ссылается он на монаха Исаака, которого св.Иоанн избавил своими молитвами от многих искушений, и на авву Иоанна, игумена Раифского, который побудил св.Иоанна написать Лествицу, как свидетелей наиболее знаменитых и по своей близости к преподобному наиболее достойных доверия. Значит, сказания этих двух жизнеописателей игумена Синайского являются наиболее достоверными. Жаль только, что они кратки. ^
2. В Четьи-Минеи в конце жития Преподобного (30 Марта) говорится, что некоторые признают Иоанна сыном преподобного Ксенофонта и братом Георгия Арселаита. Догадка эта не объясняет происхождения преподобного Иоанна. Он не мог быть родным братом Георгия Арселаитского, которого сам называет святым старцем, наставлявшим его на пустынное житие и учившим его безмолвию (Лествица). Между тем известно, что Георгий был младшим братом св.Иоанна и находился у него в послушании. ^
3. Схоластиками в древности назывались риторы, законоведы или вообще люди ученые. ^
4. Время рождения Преподобного, также как и другие обстоятельства его происхождения, неизвестно. Думают однако же, что он родился около 325 года, в царствование Юстина I. ^
5. Историк Прокопий, говоря об этих святых иноках по поводу одной церкви, построенной для них Императором Юстинианом во имя Пресвятой Богородицы, отзывается о них с большой похвалой. В стране, которая прежде называлась Аравией, а теперь называется Третьей Палестиной, говорит он, есть обширная пустыня, безводная и лишенная плодоносных растений. В этой пустыне, недалеко от Чермного моря, одиноко возвышается гора по имени Синай, на которую очень трудно восходить. На ней живут пустынники, которые проводят жизнь свою в суровых трудах, подвигах покаяния и непрестанном памятовании смерти. Более всего заботятся они о снискании духа совершенной нестяжательности, об умерщвлении тела и об удалении от себя привязанности ко всему тленному и преходящему. На горе Синай беспрепятственно наслаждаются они глубоким уединением, которым дорожат более всего в мире. Император Юстиниан, не находя, что бы сделать для них, потому что они ничего не желали, более всего заботясь о снискании духа совершенной нестяжательности, об умерщвлении тела и об удалении от себя привязанности ко всему тленному и преходящему, построил для них храм во имя Пресвятой Богородицы, чтобы они возносили в нем свои молитвы и совершали Таинства. ^
23. См. Послание преподобного Иоанна, игумена Раифского, помещенное в начале Лествицы. ^
24. См.Ответ преподобного Лествичника Иоанну Раифскому в начале Лествицы. ^