Священник Константин Островский. Жизнь равная вечности. Уроки спасения.

     131
     Без любви Божией, без мира с ближними лицезрения Божия не сподобимся. (7)
     Как бывает гангрена на руке или ноге, так и нелюбовь к ближнему - это гангрена нашей души. Если мы с Божьей помощью от этой болезни не излечимся, то будем отсечены от вечного Тела Церкви.

     132.
      "Аще кто грядет ко Мне, и не возненавидит отца своего и матерь, и жену и чад, и братию и сестр, еще же и душу свою, не может Мой быти ученик" (Лк. 14, 26). Из письма Вашего видно, что Вы очень горячи к своей сестрице; сие не согласно с учением Христа Спасителя нашего. (85)
     Горячая человеческая любовь не согласна с учением Спасителя. И понятно почему. Сказано еще в Ветхом Завете, и Христос подтвердил эту заповедь: "Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, всею мыслию твоею, всею душою твоею". Именно всем сердцем. А если наше сердце отдано людям, то этим мы явно нарушаем первую заповедь Божью.

     133.
     Любите ее [сестру] и будьте от любви сея свободнее, чтоб не предпочесть ее любви Божией. Любовь человеческая душе нашей малую пользу приносит; но любовь к Богу вся исполняет, и есть вечное приобретение. (85)
     Любовь должна делать человека свободным. Если любовь лишает свободы, то это уже греховная любовь. Не сказано: не любите. Любите, но не порабощайтесь человеческой любви. Любовь человеческая не должна загораживать от нас Бога. Если мы любим человека как образ Божий, то познаем Бога еще больше, наша любовь к Нему усиливается. А если наша привязанность к человеку ли, к делу ли, к вещи ли отвлекает нас от Бога, то такая привязанность греховна. Истинная любовь к ближнему появляется, когда мы исполняем первую заповедь, тогда только мы по-настоящему можем исполнить и вторую: "Возлюби ближнего, как самого себя".

     134.
     Более всего любите Бога и не ищите человеческой любви; когда будем любить Бога всем сердцем и душою, то и друг друга будем любить; а без любви Божией человеческая любовь будет тщетна. (347)
     Любим ли мы Бога, выясняется не тогда, когда Он нам посылает утешения, а когда нет этих утешений. И в человеческих отношениях это так. Когда муж не переставая радует жену - как его не любить? Совсем другое дело, когда он лежит разбитый параличом и при этом еще и поругивает. Тут-то и выявляется мера нашей любви.
     Надежда на человеческие взаимоотношения, на всякие земные привязанности - надежда ложная. Мирские люди связаны между собою многими узами, многими чувствами. Но одно дело - иметь эти чувства, другое - рассчитывать на них, видеть в них опору своей жизни. Если говорить по существу, житейские привязанности - это наша немощь. С ней необходимо смиряться. Но целиком отдаваться этим чувствам, считать их каким-то достоинством, а тем более превозноситься ими - значит грешить, вместо спасительного смирения обретать губительную гордость.

     135.
     Не надобно нам думать: любят нас или не любят; а лучше думать, что недостойна быть любимою. Сама же люби всех, потому что нам не сказано быть любимыми, но велено всех любить. (192)
     Нам дана заповедь "Возлюби Господа Бога всем сердцем твоим и ближнего, как самого себя". Сказано: возлюби! А мы по нашему лукавству искажаем эту заповедь и на ее место подставляем другую, самочинную: "Все должны друг друга любить". Но одно дело считать, что я всех ближних должен любить, другое дело - что все должны друг друга любить. Отсюда вытекает, что все должны любить меня.
     Мы очень озабочены тем, кто как к нам относится. Когда нас кто-то не любит, мы не только обижаемся или гневаемся, мы еще осуждаем человека. Но ведь заповедь о любви обращена к каждому человеку лично, с тем чтобы он, не требуя любви к себе, сам возлюбил другого. Не нас обязаны любить, а мы обязаны любить своих ближних, судить же других людей за то, как они к нам относятся, будет Господь Бог.

     136.
     Если сердце непреклонно к любви враждебных нам, тогда молитесь: "Господи! Смягчи твердость, жестокость и окаменелость сердца моего". (194)
     Если мы не любим своих ближних, нужно знать, что дело в нас самих. Будь у нас любящее сердце, мы всех любили бы, мы не могли бы не любить. Раз мы кого-то не любим, значит, сердце наше на самом деле пусто, а наша так называемая любовь - это страстная привязанность. Наше естественное, Богом данное чувство любви осквернено падением Адама и Евы, отравлено гордостью. Таким мы его и получаем в наследство при рождении.
     До тех пор пока нам больше милы люди, которые нас хвалят, которые нас утешают, а не те, которые нас оскорбляют и обижают, наша любовь остается чувством плотским, страстным. Мы не должны свои человеческие привязанности (пусть добрые, пусть естественные) к мужьям, женам, друзьям принимать за ту духовную любовь, о которой говорится в заповеди Божьей.

     137.
     Престолу Божию ближе предстоят те, кои не имеют никаких попечений о мирской жизни и не прилепляются любовию ни к одному человеку. (340)
     Не иметь никаких земных привязанностей - это мера великих подвижников. Но она должна быть для нас идеалом. Душа каждого человека - невеста Христова, и Бог от каждой души требует верности, чтобы мы ни к чему и ни к кому, кроме Бога, не прилеплялись. Под любовью к ближнему подразумевается не страстная любовь, а любовь жертвенная, по подобию любви Христовой. А безраздельно привязаться мы должны к Богу.
     "Возненавидь совершенно, чтобы совершенно возлюбить. Удались совершенно, чтобы совершенно приблизиться" - это слова преподобного Варсонофия Великого. Только совершенно возненавидев грех, можно по-настоящему полюбить Бога и ближних. Только удалившись от страстей, можно истинно приблизиться к Богу.

     138.
     Вместо Бога, мы обращаемся любовию к временным вещам; оставляем Бога, а прилепляемся к твари, - занимаем мысли суетным. (495)
     По заповеди мы должны любить Бога, сердце должно быть отдано Богу, но мы ему изменяем, потому что сердечно привязываемся к различным тварным вещам. Случается, привязываемся к людям, случается, к каким-то предметам, к каким-то занятиям. Не нужно думать, что измена Богу - это только что-то грубо телесное, когда человек, к примеру, грабит, блудит, водку пьет. Старец пишет: "Занимаем мысли суетным". Значит, мы и мыслью можем изменить Богу, и этого уже достаточно для нашей погибели.
      "Кто любит отца или мать больше Меня, тот Меня недостоин, и кто любит сына или дочь больше Меня, тот Меня недостоин". Эти евангельские слова обычно воспринимаются с каким-то внутренним сопротивлением. Любовь к родным - это пример самой сильной земной человеческой любви. Заповедь состоит не в том, чтобы Бога любить в сто раз больше, чем маму с папой, здесь имеется в виду качественное различие - ничто вровень не может быть поставлено с Богом, а любая земная любовь дается нам как прообраз любви к Богу. Не возлюбив всецело одного лишь Бога, невозможно быть с Богом. Слова тяжелые, страшные для нас, столь многое возлюбивших на земле. Бог занимает лишь малое место у нас в уме, и Ему почти нет места в нашем сердце.
     Христос говорит, что тот, кто от всего отречется, все обретет. Тот, кто отвергает страстную любовь, отрекается от привязанности к близким, тот освобождает свое сердце. С него как бы спадают оковы, и тогда оно расширяется. Об этом пишет апостол Павел: "Сердце наше расширено. Вам не тесно в нас..." (2 Кор. 6, 11-12). Такое сердце способно вместить в себя всех. Обретается истинная любовь к ближним, чистая и святая, которая обнимает всех, в том числе и родственников, конечно.

     139.
     Если возымеем пристрастие к пище, одежде, - это будет идолопоклонство... Старайтесь только Бога возлюбить и к Нему единому прилепиться. (495)
     Место Бога у нас в душе занято различными тленными вещами. Мы переживаем многое именно как источник блага для нас, источник утешения. Но истинный источник благ - это только вечный Бог. Временное всегда обманывает нас. Привязываемся душою к людям - они умирают, пристращаемся к занятиям - они исчезают, или перестают нас интересовать, или мы теряем способность ими заниматься. Строим себе дома, приобретаем вещи, готовим пищу... Все съедается, проживается, ломается, в конце концов мы сами исчезаем, обычно раньше, чем то, что накопили.
     Но если душой и сердцем прилепимся к Богу, а не к тленному миру, то и на земле будем иметь благо и утешение, и в вечности - блаженство.

     140.
     Уж нет этого хуже в обителях, как раздор, противоречие, презрение других. (432)
     И не только в монашеских обителях, а вообще нет ничего хуже, чем раздор, противоречие и презрение других. Как бы мы себя ни увешивали крестами, сколько бы мы ни причащались, если не будем преодолевать злобу и своеволие, если будем презирать друг друга, то христианами называем себя напрасно.

     141.
     Когда мы в непокорении, в непослушании, в раздоре между собою, Господь Бог не может быть с нами... А где в обители провождают мирную жизнь, угодную Господу, там присутствуют ангелы. (434, 435)
     Бог, Он скромный, Он кроткий и ничего общего с нами, когда мы ропщем и злобствуем, не имеет - Он тихо от нас отступает. Так бывает и в человеческом общении. Нежный, тонкий, благородный человек не выдерживает грубой среды, он незаметно покидает ее. Так и Бог оставляет нас с нашей злобой. Он насильно нас не переделывает, в Царство Небесное насильно не влечет. Если не исправимся в этой временной жизни, то так навечно и останемся наедине со своею самостью, со своей злобой.

     142.
     Остеречь согрешающего ради общей пользы можно; примет ли он предостережение или не примет, только бы сказать не от злобы, со смирением, для спасения души ближнего. (449)
     Почему часто вроде бы доброе слово только раздражает человека? Потому что оно говорится от злого сердца.

     143.
     Ежели кто сердится, враждует с сестрою, тот недостоин и в церковь ходить, и молитву приносить Господу. (460)
     Если человек в душе своей с кем-то враждует, то молитва его вменяется ему в грех и он не имеет права причащаться. Хотя грех, на поверхностный взгляд, небольшой и, казалось бы, не может сравниться ни с блудом, ни с убийством, ни с грабежом, но перед Богом нераскаянная ненависть равна убийству.
     Недооценка мысленных грехов происходит по двум причинам. Во-первых, за них не наказывает общество. Преступная мысль, пока она не стала словом или делом, неподвластна уголовному кодексу, и вообще, люди, не зная наших мыслей, не осуждают нас за них. Во-вторых, в мысленных грехах легче покаяться, нежели в совершенных делом. Отсюда возникает иллюзия невиновности, ненаказуемости. Греховная мысль кажется чем-то безобидным. Однако Божий суд вершится по иному кодексу. Об этом Господь возвестил через Евангелие, и все мы предупреждены, что будем судимы за мысли так же, как и за дела.

     144.
     Как я буду приносить Ему молитву, когда не слушаю Его? (460)
     Речь здесь идет не о немощах человеческих, а о том, чему человек отдает предпочтение: заповеди Божьей или своей злобе. Если он сознательно избирает злобу, признает, что у него есть право обижаться на людей, считать их виноватыми, значит, он сознательно идет против Бога.

     145.
     Нам должно более любить Его, нежели бояться; демоны боятся; если в нас нет любви, то и мы им уподобляемся. (21)
     Мы имеем не спасительный страх Божий, а такой, который имеют бесы. Про них сказано: "Бесы веруют и трепещут", то есть у них страх безнадежный. Вот и нами обычно такой страх владеет. Мы Бога боимся, но не верим, что можем спастись. Мы находимся очень часто, незаметно для себя, в состоянии отчаяния и поэтому впадаем в такое духовное уныние, что думаем, если спастись невозможно, то хоть сейчас кусок урву, и погружаемся в житейскую суету. На самом же деле нужно Бога бояться, но не впадать в отчаяние. И все, что можем, делать для своего спасения.

     146.
     "И вам, законникам, горе, что налагаете на людей бремена неудобоносимые, а сами и одним перстом своим не дотрагиваетесь до них" (Лк. 11, 46).
     То есть понуждаете людей и смущаете их совесть, заставляете делать то, что сами сделать не можете. Самое обычное явление - взаимные поучения. Мы, еще и не прикоснувшись к деланию заповедей Божьих, любим поучать других.
     К Богу у нас такая холодность, что, если честно говорить, почти и не знаем Его и почти никогда не вспоминаем Его, какая уж там любовь. Заповедь о любви к Богу не исполняем, заповедь о любви к ближнему тоже, однако с утра до вечера друг друга поучаем, каждый в меру своего убогого понимания. Кто мнит себя духовным человеком, тот в духовном поучает, а кто о внутренних вещах не знает, тот о внешнем: как в храме стоять, как свечку ставить...
     Но понятно же, что учить других могут лишь те, кто призван к этому Богом (священники в церкви, начальники на работе, родители дома), или человек должен обладать особой благодатью Божьей или особой любовью к ближнему, когда он готов за него душу свою положить. Тогда можно любовью целый город обратить в христианство. Когда-то святитель Григорий Неокесарийский пришел в город Неокесария, где было семнадцать христиан. А через несколько лет там осталось семнадцать язычников. Своей любовью, своей молитвой святой Григорий привлек благодать Божью, которая обратила людей ко Христу, и они соединились любовью.
     Я человек грешный, но если я не буду с амвона проповеди говорить, то от этого мои грехи только умножатся. Так же и с родителями. Если они своих детей не воспитывают по ложному смирению - это грех. Каждый на своем месте обязан учить. А если мы не поставлены учить, если мы любовью и смирением не переполнены, то нам лучше молчать, чтобы пустословием не умножать свои грехи.

     147.
     Вы говорите в молитве: "Отче наш!". Если Он Отец, то и печется о вас. Скорее, говорит, матерь забудет исчадие, Аз же не забуду тебе. Создатель мой! Младенец к матери как бежит! А мы от Тебя удаляемся! (409)
     Мы должны были бы к Богу относиться, как любящие дети к любящей матери, а мы, как безумцы, убегаем от Него. И даже всемогущий Господь ничего не может сделать, если мы своевольно Его оставляем и уходим с пути заповедей Его.