Конвейер красного судилища начал свою работу с 9 часов утра. Нужно было пропустить через "тройку" НКВД 140 политических и бытовиков, находившихся в Житомирской тюрьме. Председатель "тройки", огромный детина, сидел в окружении двух чекистов-членов и секретаря-машинистки и красным карандашом отмечал "пропускавшиеся дела". Обвинительные заключения и приговоры по ним были уже заранее заготовлены в НКВД или Уголовном Розыске, отпечатаны на машинке и подшиты к делу каждого подсудимого. Огромная очередь арестантов всех возрастов с несколькими десятками женщин стояла в коридоре и прислушивалась к происходившей в следующей зале судебной комедии. По бокам очереди медленно ходили взад и вперед несколько человек следователей, которые должны были сопровождать своих подследственных. В дверях из коридора в зал и из зала в следующее помещение стояла внутренняя охрана с пустыми кобурами на поясах и наблюдала за поведением арестантов. Из зала доносились вопросы судей, ответы подсудимых, реплики следователей и охранников и сдержанный гул очереди.
      К барьеру, отделявшему "суд" от остального пространства, подошел названный по фамилии очередной подсудимый Дубовик.
      - Как звать? - спрашивает тройка.
      - Иван Дубовик.
      - Год рождения?
      - 1915.
      - За что арестован? Признаешь себя виновным?
      Молчание
      - За что посадили, - спрашиваю?
      - За... антисоветские частушки.
      - Три года лагерей. Давай, проходи!
      - Следующий! Как звать? Год рождения?
      - Павел Красуля, рожден в 1918 году.
      - За что сидишь? Признаешь себя виновным?
      - Нет, не признаю. Арестован по доносу ваших же провокаторов.
      - Всё понятно. 5 лет и три поражения. Давай следующий!
      К барьеру подходит мужчина лет сорока пяти, обросший волосами, босой, но с интеллигентным, хотя и измученным лицом. Он спокойно остановился и молча стал рассматривать сидевших за столом судей. Его обвиняли в бродяжничестве по 35 статье. Ему грозило еще три года изоляции в концлагерях.
      - Ваша фамилия?
      - Вечный советский арестант с перманентным потенциальным желанием избавиться от сатанинской опеки ЧК-ГПУ-НКВД и стать свободным человеком и гражданином...
      В очереди пробежал одобрительный шепот десятка подсудимых. В задних рядах кто-то засмеялся.
      - А ну, там, давай прекратить разговоры и смех! - засуетились следователи и охрана.
      - Повторите, гражданин, что вы сказали? - настороженно и тревожно спросил председатель тройки, вглядываясь в стоящую перед барьером человеческую фигуру.
      - Верующий в Сына Божия имеет жизнь вечную и на суд не приходит, но перешел от смерти в жизнь, - ответил подсудимый.
      - Зачем вы его сюда привели? - вскричал председатель.
      - Убрать его в камеру и переквалифицировать состав преступления по 58 ст., 10-му пункту. Вы кто такой?
      - Если гнали Меня, будут гнать и вас. Очередь затихла и с захватывающим интересом следила за происходящим. Даже следователи стающим любопытством стали осматривать говорившего с таким бесстрашием.
      - Убрать его! Давай, следующий!

     

      ...Сосну эту мы пилили целый день, уже к вечеру, когда сибирский мороз стал крепчать и серые тени поползли по лесным полянам и просекам, к нам подошел вольнонаемный десятник Адамчук и, кивая головою, насмешливо заметил:
      - Ну, что, старики, сосенка ваша не сдается? Ладно, сегодня условно выпишу вам по 600 гр. хлеба, а завтра свое наверстаете: кубиков на 10 делового будет, да кубиков пять дров!
      Десятник отошел к другим группам и звеньям, рассыпанным по тайге, а мы еще энергичнее взялись допиливать ствол. Дерево уже было подрезано со всех сторон на всю длину полутораметровой пилы, но всё еще упорно стояло и не падало. До конца рабочего дня оставалось не более получаса, и нам хотелось во что бы то ни стало свалить эту махину... Промучились мы еще минут двадцать и, наконец, раздался треск, ствол вздрогнул, качнулся в одну сторону, еще раз крякнул и грозно стал валиться на землю. Мы отошли в противоположную сторону и, затаив дыхание, глядели, как умирало и падало величественное дерево, подпиленное нашими руками. Всей своей многотонной массой сосна со стоном грохнулась о землю и замерла. Гром и шум глухим лесным эхом покатились по тайге. Соседи по работе посмотрели в нашу сторону и одобрительно выругались по адресу сосны. За завтрашние проценты выработки мы были спокойны и могли позволить себе небольшой отдых, тем более, что рабочее время подходило уже к концу.
      Давыдов сидел на громадном пне и считал его годовые кольца. Сосне было 520 лет. Он достал из кармана грязную тряпку, вытер лицо и проговорил:
      - Вот это так деревцо! 520 лет! Росло себе да росло. Что год, то и колечко. Над его вершиной промчалось пять веков нашей истории, начиная Ермаком и кончая нашими днями, и никто его не трогал... А вот пришли мы - советские арестанты - и ее свалили... во имя... социализма. А что такое социализм, коммунизм? Что это - невинные теории, или то страшное, от чего уже начала содрогаться наша земля?
      Измученные непосильной работой мы молча сидели и слушали Давыдова. А он говорил:
      Всё спуталось на земном шаре. Черное стали называть белым, а белое черным, тьму светом, а свет тьмой, зло - добром, а добро - злом. Четырех евангелистов заменили Марксом-Энгельсом-Лениным-Сталиным, храм - комсомольским клубом, или избой-читальней, бессмертную человеческую душу - бессмысленной физико-химической пляской атомов... Вместо свободного творческого труда мы имеем стахановщину, вместо вдохновения - социальный заказ, вместо благословенного Богом земледелия - колхозное рабство.
      То, что еще вчера признавалось революционным или контрреволюционным, моральным или неморальным, сегодня эти понятия окончательно перепутались... Вчера Пугачев был великим бунтарем и революционером, а Суворов его душителем и палачом. А сегодня Пугачева объявляют чуть ли не врагом народа, а Суворова... великим полководцем... Величайшие злодеяния 1932-1933 г. - голод, уничтожение самой лучшей, самой трудолюбивой части нашего крестьянства, уничтожение последних остатков нашей интеллигенции, разрушение религии, миллионы расстрелянных и погибших в концлагерях - всё это оправдывается невинным словом - диалектика.
      Для достижения всемирной большевистской революции все средства хороши!
      И горе тому веку и живущим в нем, когда дела дьявольских диалектиков осуществятся!
      Разве вы не читали в Апокалипсисе, в 13 главе, что "поклонятся ему все живущие на земле, которых имена не написаны в книге жизни у Агнца, закланного от создания мира"? А чтобы это могло случиться, они решили наши христианские понятия о добре и зле заменить вот этой самой хитрой диалектикой...
      Нашу беседу прервал подошедший к нам снова Адамчук. Он записал нам 100%, сказал пару теплых слов, пересыпав свою речь добродушными ругательствами, и повел лесорубов к месту сбора всей бригады.
      Было уже по зимнему темно. На небе загорались первые сибирские звезды, 40-градусный мороз снова стал обжигать лица и руки. Под охраной 3 конвоиров и 2 овчарок бригада из 26 лесорубов медленно пошла по глубокому снегу к санной дороге. А там еще 6 километров тяжелого пути до холодных бараков, обнесенных высоким досчатым забором, колючей проволокой, наблюдательными постами на углах, с яркими прожекторами и сигнальными красными огнями... Затем полуголодный ужин и тяжелый сон каторжника. А на утро, в 5 часов, снова подъем и снова то же самое сначала... И так долгие беспросветные годы...