Индуистская и буддийская иконография имеют много общего. Здесь не только генетическая преемственность и единая культурная среда, в которой формировались и создавались эти типовые изображения, здесь нечто большее: это искусство, выражающее уничтоженную, иллюзорную псевдоличность. У божеств гималайско-тибетского пантеона, так же как у многочисленных будд и бодисатв, нет лица. Там мертвые маски. Индуистские божества - это не личности, это персонификация и проходящие формы единого и безликого, того, о чем нельзя сказать, имеет ли оно бытие или нет. Теория перевоплощения делает все формы жизни преходящими и иллюзорными. Мир представляет собой сцену огромного театра; человеческая история - трагикомедию, а скорее - представление иллюзионистов. Абсолют надевает на себя маски персонажей разыгрываемой им пьесы. У него нет лица, он снимает одну маску и надевает другую. Маска не имеет к нему никакого отношения. В индуистской иконографии индивидуальность может отразиться как отличительное свойство от других особей, но личности как онтологии в ней нет. Кончилась пьеса мировой истории - маски складываются в корзину, гаснет свет рамп, и Брама погружается в сон. Будда - это такой же театральный персонаж, та же кукла, которая в отличие от других поняла, что мир - это театр. Она выпрыгнула на сцену и сказала: "Больше не хочу играть", но на самом деле и она персонаж, сочиненный для театра автором мировой истории. Кончается день Брамы - и ее вместе с другими масками и куклами выбрасывает вон Шива, божество смерти и разрушений. В буддизме нет вечности и нет личности, там одна альтернатива времени - небытие. Буддизм - это маска смерти, это некромантия, это радость самоуничтожения.
     В маздеизме два начала, два творца мира: темное и светлое, доброе и злое. Все в противодействии и борьбе. Иконография маздеистов создала тип жестокого и беспощадного воина. Царь выступает как олицетворение Ормузда. Его атрибуты - могущество и власть. Его жизнь - это борьба и битва. Он несет разрушение и смерть. Мир должен быть разрушен, чтобы светлое начало освободилось от злого. Боги и цари маздеизма окружены зверями и чудовищами. Иногда это быки с львиной головой, иногда - фантастические животные с человеческими лицами. Все они союзники богов или их противники.
     В мусульманстве иконографии не существует. Божество ислама трансцендентно, между ним и миром непроходимая пропасть. Праведники ислама - не причастники Духа Святаго, а только слуги и рабы божества. Учения о прославлении человеческой природы, о богоподобии человеческой личности и о воскресении из мертвых как преображении вещества и материальности не существует в исламе; не существует здесь, как и в Ветхом Завете, основы для иконографии, воплощения божества и одухотворения материальности.
     Китайская иконография - это космофилия. Место божества занимает космос. Человек - это деталь и фрагмент космоса. Космическая гармония - принцип китайского искусства. Китайский рисунок безличен и музыкален, это напев без слов и содержания.
     Иконография японцев также космоцентрична. Но здесь на первый план выступает не гармония, а динамика космоса, которая воплощена в человеке. Принцип японской иконографии - гиперболизация человеческой силы и воли. Здесь больше индивидуализации, чем в китайской иконографии. И, по сравнению с ней, больше диссонирующих аккордов. В китайской и японской иконографии нет духовного плана, они одноплановы, но сам космос в них одушевлен.
     Африканская или индейская иконографии являются отражением шаманско-экстатического характера религии этих народов. Темные образы подсознания и хтонические подземные духи являются содержанием их демонографии. Ритуальные маски и рисунки шаманского язычества похожи на изображения ада у христиан.
     Несколько особняком в индуизме находится иконография кришнаитов. Это культ сексуальной революции как освобождения от оков внешнего, к которому относятся этика и эстетика. Культ страсти как интегрирующей силы, проповедуемой и осуществляемой в служениях Астарте и Венере, в дионисийстве и некоторых шиваистических сектах, создал культовую обрядность кришнаитов. Похищение Кришной одежды у купальщиц, свидание Кришны с паст!ушками, свадьба Кришны и так далее, воплощенные в миметическом искусстве и обрядности, являются неистощимым источником для религиозных вдохновений кришнаитов. Живопись кришнаитов носит отпечаток аффективной чувственности.
     Интересен и характерен факт: только в искусстве Православной Церкви не употребляются статуи и изваяния, в которых ощущается вес и масса непреображенной материальности, где невозможно избежать иллюзорной перспективы, где пространство не раскрывает, а сжимает, где невозможно отобразить взаимопересекающихся и взаимопроницающих планов, а существует, как на картине, только один материальный план. Икона неразрывно связана с мистикой исихастов и паламитов, с учением о несотворенном фаворском свете.
     Православная иконопись является органической частью Предания. Нарушение канонов иконописи или подменяет духовные переживания душевными, эстетическими, эмоционально-чувственными и так далее, или превращает икону в средство информации, то есть в иллюстрацию библейского текста (например, иллюстрации Доре), или, что еще опаснее - способствует ложной мистике, деформации в созерцании духовного мира, в некоторых случаях - контактированию нашего подсознания с демонической сферой (картины Врубеля и Дали на религиозные темы). Православие относится не только к одной догматике и литургике, оно объемлет собой жизнь Церкви как единого организма. В понятие Православия входит как его органическая часть учение о каноничности иконы и об иконопочитании. Замена иконы натуралистической или абстрактной картиной представляет собой такую же коррозию предания, как замена церковных напевов оперной или джазовой музыкой или древних литургических текстов - стихами современных поэтов на религиозные темы.