Тяжек и страшен грех осуждения. Одним и тем же языком - задумаемся об этом! - мы благословляем Бога и Отца (как пишет об этом апостол Иаков), и им же проклинаем людей, созданных по образу и подобию Божию. Или же доходим до фарисейской гордости и говорим: "Прости, Господи, согрешения людей погибающих и научи их правде Твоей так, как знаем ее мы". И при этом сами погибаем от своих собственных грехов.
Грех осуждения как прямое нарушение заповеди Божией отдаляет нас от Христа так же, как гордость, блуд и хула на Творца. Наряду со сварливостью, т.е. неуживчивостью и пристрастием к злословию, он является причиной неустройства и всего худого в нашей жизни.
Подлинное христианство начинается только с самоосуждения и видения своей погибели от великого множества грехов. Видящий же всю бедственность своего греховного состояния уже не станет осуждать другого - ему не до этого. Погибающий ищет только одного - спасения - и через покаяние всем сердцем своим прилепляется ко Христу и исповедует Его Спасителем. Став на путь исполнения заповедей Христовых, человек начинает ясно видеть, что подлинное примирение с Богом основано только на мире с ближними и нелицемерной к ним любви. "По тому узнают люди, - говорит Господь, - что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою".
Многое дано христианину. Он назван солью земли, ему дарованы великие обетования спасения и жизни вечной. Великая благодать Божия, "немощная врачующая и оскудевающая восполняющая", подается нам через Таинства Церкви и укрепляет на борьбу духовную с неизжитыми страстями. Причастие же Святых Тела и Крови Христовой соединяет нас с Самим Богом и свидетельствует о Его неизреченной к нам любви.
Однако некоторые православные христиане, под влиянием многоразличных искушений века сего, не ощущают присутствия в себе гибельных грехов: "Другие, - говорят они, - в тысячу раз хуже нас!" - и почти как протестанты уверились в том, что они спасены и что, по существу, их уже не в чем упрекать. Такое самопревозношение, как показывает опыт, неразрывно связано с духом осуждения других, хотя и скрывается еще иногда под маской фарисейского лжесмирения. Часто можно услышать нечто вроде следующего: "Да, может быть, мы в чем-то и грешны - правда, в чем, мы уже и сами не знаем, - но зато мы делаем нужные и добрые дела: жертвуем деньги на храмы, строим и созидаем, возрождаем духовность из собственного кармана - не то что другие: стоят, молятся и ничего не понимают, - и думают, что будут услышаны Богом. А услышаны Им будем мы - те, кто делает дело и приносит конкретную материальную пользу Церкви".
Сказал также Иисус к некоторым, которые уверены были о себе, что они праведны, и уничижали других, следующую притчу: "Два человека вошли в храм помолиться: один фарисей, а другой мытарь. Фарисей, став, молился сам в себе так: Боже! благодарю Тебя, что я не таков, как прочие люди, грабители, обидчики, прелюбодеи, или как этот мытарь пощусь два раза в неделю, даю десятую часть из всего, что приобретаю.
Мытарь же, стоя вдали, не смел даже поднять глаз на небо, но, ударяя себя в грудь, говорил Боже! будь милостив ко мне грешнику!"
"Сказываю вам, - продолжил Господе, - что сей пошел оправданным в дом свой более, нежели тот: ибо всякий, возвышающий себя, унижен будет, а унижающий себя возвысится" (Евангелие от Луки, 18, 9-14).
Фарисейство - страшный грех, особо гибельное для Церкви и человека состояние. Оно не приемлет самого духа Евангелия: ведь Евангелие требует от нас простосердечия и беззлобия, дабы мы любили ближних своих и легко прощали им обиды - так же, как желаем себе самим прощения от Бога. У "фарисея от христианства", увы, почти совсем атрофировано видение своей греховности и погибели. Но зато мнение о себе и страсть осуждать других растут у него как на дрожжах. И в этом легко убедиться. Подойдите к такому человеку, когда он громко уверяет всех подряд, что он-де все делает для других и душу полагает за ближних и что ему самому ничего не надо, и скажите доброжелательно и деликатно, что так говорить христианину вроде бы как не совсем скромно, - и вы тотчас станете его злейшим врагом, ибо посмели задеть его самолюбие и наступили на змею гордыни, эти укорененные и не выкорчеванные покаянием душепагубные страсти.
Заботясь о внешнем, такие люди нередко забывают при этом радеть об исправности своих сердечных чувств и помышлений. А человек с таким нравственным настроем осужден пребывать вне Царства Небесного. "На кого воззрю?" - вопрошает Господь, и Сам же отвечает: "Только на кроткого и смиренного сердцем, трепещущего слов Моих".
Но скажите, положа руку на сердце: разве многим из нас присуща кротость? Неужели мы все хорошо знаем, что это такое? Да мы и смотреть-то порой не можем на ненавистных нам людей, которые, по нашим понятиям, не достойны даже и по земле ходить, ибо они говорят и делают не то, что нравится нам и чего хотим мы. А вот задуматься над тем, всегда ли правильно мы сами все делаем, - это нам не под силу, да и желания, откровенно говоря, особого нет. И стоит наш родной православный фарисей в храме с высоко поднятой головой и всем своим видом показывает, что у него "все в порядке". А вот толпа мытарей вокруг него - та, действительно, погибает во грехах; что ж, туда, в погибель им, мытарям, и дорога, раз они такие, а мы, слава Богу, не такие, а другие, хорошие (жертвуем на храм, ходим на воскресную службу и т.д.) А что до покаяния... вот пусть мытари и каются, только где-нибудь подальше от нас, чтобы глаза наши их не видели.
Для возлюбивших фарисейское осуждение всех и вся приведем отрезвляющие слова преподобного Иоанна Лествичника: "За какие грехи телесные или душевные осудим ближнего, в те впадаем сами, и иначе не бывает".
Для противящихся же заповеди о любви к ближнему и его прощении апостол Павел в Первом Послании к Коринфянам говорит страшные слова: "Если я раздам все имение мое и отдам тело мое на сожжение, а любви не имею, нет мне в том никакой пользы".
И: "Если имею дар пророчества, и знаю все тайны, и имею всякое познание и всю веру, так что могу и горы переставлять, а не имею любви - то я ничто".