XI. О ГРЕХЕ

1. Всеобщность греха.
2. Душа человеческая, как место действия греха.
3. Грех не есть естественный недостаток.
4. Он не низшая степень добра.
5. Выяснение сущности его.
6. Сила греха и заключение от неё к его виновнику.
7. Библейский рассказ о происхождении греха.

1. Что в мире человеческом зло и грех существуют, это вне всякого сомнения; это факт самой непреложной очевидности. Бытие его засвидетельствовано и древней историей, и современным жизненным наблюдением, и личным самосознанием каждого из нас - людей. Еще в древней индийской религии Вед было высказано это убеждение. "Несчастное время, - говорилось там, - в которое мы живем, есть время греха, время развращения. Это - безграничное море, которое все погубило; едва только некоторые добродетельные души плавают в нем наверху". Древние философы - Сократ, Платон, Аристотель, Сенека и другие ясно говорили о развращении рода человеческого. По словам Канта, "что мир во зле лежит, это - жалоба, которая так же стара, как история". Вполне согласно с этим свидетельствует и Слово Божие. В Ветхом Завете было убедительно высказано, что никого из людей нет праведного пред Богом и рожденный женщиной не может быть чист (Иов 25, 4). А по учению святого апостола Иоанна Богослова, "если мы говорим", что не имеет греха, обманываем самих себя, и истины нет в нас (1 Ин. 1, 8). Вообще, говоря словами христианского писателя Геттингера, "грех есть всеобщий удел человечества. Мрачная власть греха, подобно ночной тени, видимо проходит чрез всю историю мира... Грех и его спутники: бедствия, голод, болезни, нужда и смерть обозначают путь народов, прошедших на земле". Сильнейшее развитие зла и греха в современной, хотя бы русской нашей жизни, так очевидно, что о нем незачем и говорить: о нем свидетельствует та кровь, которая так обильно льется по злобе людской! Что не свободен от греха и каждый из нас, какой бы праведности в жизни своей на земле он ни достигал, это видно из жизни даже святых.

Признавая этот факт всеобщности греха, разного рода мыслители расходятся в определении его сущности, в уяснении того, что он такое есть. Здесь расхождение их очень велико и оно создало несколько различных теорий. Чтобы разобраться в этом вопросе, необходимо обратиться к самой природе греха и к тому вместилищу, где он гнездится в человеке.

2.Таким вместилищем не является вообще природа физическая. Правда, и в ней много так называемого зла, разных бедствий, уродств, несовершенства и страдания. Но, присмотревшись ближе, нельзя не заметить, что это не самое зло, а следствие его или, как говорит Геттингер, спутники. Все происходящее в природе есть результат или законов природы или воздействия на неё человека. А поэтому, как производное, оно не есть ни доброе, ни злое, а если становится таковым по своим результатам, то по зависимости своей от первичных причин. Огонь, дающий жизнь всему, губит в то же время все. Грех не коренится и в телесной природе самого человека. С нею ничего общего не имеют такие грехи - самые обычные и самые злостные, - как гордость, самолюбие, ненависть и т. п. Да и так называемые чувственные грехи - пьянство, объядение, блуд, в собственном смысле слова суть тоже грехи, не из тела человеческого берущие начало - в теле и чрез тело они лишь выражаются. Грех коренится в душе человека; здесь его начало и обиталище; отсюда он, выходя, овладевает и телом, и внешней природой.

Вникая в свою душу и её жизнь, каждый из людей не может не признать глубоко истинными следующие слова апостола Павла - этого величайшего из людей, по признанию даже неверующих по-христиански. "Доброго, которого хочу, - писал он христианам-римлянам, - не делаю; а злое, которого не хочу, делаю... Ибо по внутреннему человеку нахожу удовольствие в законе Божием; но в членах моих вижу иной закон, противоборствующий закону ума моего" (7,19-23). Действительно, каждый из людей в душе своей постоянно наблюдает раздвоенность и борьбу каких-то двух начал. Что-то зовет, принудительно зовет нас к доброму, к светлому, истинному и прекрасному; но одновременно в душе восстает что-то другое, оттягивающее нас от первого и нудящее к темному, мрачному, лукавому, злобному. Человек всею душою стремится к первому, но, как говорит апостол Павел, "иной закон", в душе живущий, направляет нас к злому. И чем человек станет внимательнее, чаще и беспристрастнее себя, свой внутренний мир наблюдать, тем полнее и несомненнее будет убеждаться в наличности в душе его этой борьбы и присущего ей стремления к добру. Душа - вот область греха и зла: здесь оно зарождается и отсюда распространяется. Поэтому, как бы жестоко мы ни обращались со своим телом, как бы ни старались его изнурить, подавить, уничтожить, какие бы телесные подвиги ни налагали на себя, - мы можем убить свое тело, но греха этим не убьем, ибо не убьем души. Пример мучительно грешащих наших сектантов-скопцов есть лучшая к сему иллюстрация...

3. Коренясь в душе человека, грех, однако, не составляет естественного свойства ее, необходимо ей соприсущего: он не есть только недостаток, несовершенство, ограниченность природы человеческой и не отсюда проистекает. Грех есть нечто чуждое нашей духовной природе и далеко не является лишь показателем её несовершенства.

Во-первых, каждый из людей греха не желает, его не любит, более того, грех ненавидит, и если его и творит, то, по словам апостола Павла, творит по "иному закону, противоборствующему закону ума..." Во грехе видит каждый из людей нечто неестественное, его природу насилующее и искажающее, и им тяготится. Недаром поэтому каждый грех сопровождается чувством стыда и скорби за соделанное, даже душевной мукой. И недаром поэтому к великим грешникам мы относимся не как лишь к страдающим болезнью естественного нравственного несовершенства, а - или с гневом обличения, или со стыдом за их преступления, или даже с боязнью встречи с ними; все же только естественно несовершенное возбуждает в нас жалость к себе и порыв помочь ему. Мы успокаиваемся, когда грех исчезает или чем-либо искупляется. Наша изящная литература представляет массу примеров страданий за грех и успокоения только после понесенного наказания за него. Невинно пролитая кровь, т. е. всякий вообще грех, говорим мы, к Богу об отмщении вопиет.

Во-вторых, если бы грех проистекал из несовершенства, ограниченности природы человеческой, как естественное ее явление, то должно было бы быть соответствие между греховностью человека и его несовершенством; темные массы должны быть самыми грешными, а высококультурные интеллигенты существами безгрешными. Правда, первое мы часто утверждаем, говоря о невежестве, о темноте и о соответственной им преступности тех или иных эпох. Но не решаемся, однако, утверждать второго - об интеллигенции. Мы хорошо видим, что культурность, интеллигентность далеко не синоним безгрешности или малой хотя бы греховности; мы хорошо знаем, что греховность интеллигенции не менее велика и ужасна, чем и простого темного народа. Только у интеллигенции грех большею частью неприкрыт разными благовидностями, не выходит, так сказать, на улицу незамаскированным. Очень и очень нередко самые жестокие преступления совершаются людьми физически совершенными и духовно-умственно одаренными. Да нельзя утверждать и о соприсущности греховности темноте народной. Наш, например, русский мужичок умственно неразвит ещё; но греховность его далеко не выше и не ужаснее того же у русской интеллигенции. Это хорошо сознает и сама наша интеллигенция (см. беллетристику и публицистику последнего полустолетия ).

Наконец, просматривая типы преступников, нельзя не заметить в лице их, во всей фигуре их некоей "Каиновой печати". Судебная медицина и психология говорят нам об искажения у них образа Божия, помрачении способностей и сил души, искалечении духовном. Но в преступниках грех только, как в фокусе, отражается сосредоточенно и выпукло. В нас же то же самое производит грех; но так как это нам обычно, то и не так заметно. Все же мы про себя самих хорошо видим, как греховность, например блудная страсть, туманит наш разум, делает его плохо восприимчивым и туго соображающим: чувство она искажает, заставляя приятное видеть в больном и для другого обидном, волю порабощает себе, распоряжаясь ею в своих целях. И такое господственное хозяйничанье в нас греха не только мы не считаем состоянием естественной ограниченности и несовершенства нашего; но им тяготимся, от него бежим, его очень нередко ненавидим: мы чувствует, что грех извращает, искажает, ухудшает нашу природу как духовную, так и телесную, являясь для не фактом насильническим, ей чуждым, её тяготящим. Милый, симпатичный человек чрез приложение грехов ко грехам становится каким-то звероподобным, диким, злобным, ненавистническим, с которым, как говорят, боязно на улице встретиться.

Нарушая в душе весь порядок её жизни, всю гармонию ее, извращая даже душу, грех не только не есть явление естественное, но совершенно ненормальное, не только ограниченность и недостаток природы, а её искажение. Поэтому он всегда сопровождается такими мучениями совести; поэтому он так настойчиво требует искупления чрез страдание; поэтому он уживается со всяким умственным уровнем. Грех не в уме только, а во всей душевной природе обитает и всю её свой власти подчиняет.

4. Отсюда теперь становится понятным, что грех не есть лишь низшая степень добра или только недостаток добра, или возможное добро. Грех, или лучше зло, есть враг всякого добра, как равно и добро не совместимо со злом и его совершенно исключает. Никогда ни из какого зла не вырастало добра, и зло, развиваясь и совершенствуясь, порождало тоже лишь зло. Добро в самой низшей степени своего бытия заключает уже семена своего роста в громадное дерево; а зло в такой же степени своего бытия содержит протест против добра и стремление совершенно искоренить его, дабы не дать ему малейшей возможности развиться. Грех в таком же отношении находится к добру, в каком черное к белому. Во многих проявлениях греха человеческого обнаруживается не просто слабая, но злая воля, коварное, враждебное расположение, беззаконная страсть к запрещённому, неудержимая потребность к пороку. Можно ли назвать простым недостатком добра такие грехи человека, как жестокое, бесчеловечное убийство, глубокую ненависть, побуждающую человека причинять один только вред и зло врагу своему, самый грубый эгоизм, побуждающий человека преследовать только свои выгоды и цели?!. При отрицательном понимании греха остается совершенно необъяснимым прогрессивное развитие зла в людях, ожесточение воли, происходящее вследствие многократного повторения известного греха... Грех, следовательно, есть явление не низшего, сравнительно с добром, порядка, а ему противоположное.

Это, по апостолу, "иной закон, противоборствующий закону" добра. И из этого противоборствования исходя, и можно только дать понятие тому, что зовется у нас грехом.

5. Если добро есть стремление человека к светлому, чистому, истинному и прекрасному, то грех есть отклонение человека от этого и направление всего его существа в сторону мрачного, нравственно-тяжелого, злобного, ненавистинического. Если добро берет свое начало в Существе Божием, то грех порождается удалением человека от Бога. Если добро увеличивается и развивается по мере приближения человека к Богу и соответственно с этим приближением просветляет человека, успокаивает, и все силы его души приводит в стройную гармонию, то грех все далее и далее отводит человека от всего идеального, радостного. Божественного, все мрачнее и злобнее делает его душу и все более и более расстраивает в нем духовную красоту его. Если поэтому добро само но себе неминуемо приводит к Богу, к познанию и принятию Его, как это мы видели ранее (см. чтение IV), то грех также естественно наклоняет человека к атеизму (см. чтение V). И если, наконец, добро заключается в богоуподоблении, сознается человеком, как закон естества, и почитается, как должное, а поэтому дающее человеку нравственное удовлетворение и духовное счастье, то грех, говоря кратким, но выразительным изречением святого Иоанна Дамаскина, "есть уклонение от естественного к противоестественному, удаление волею, а не местом от Бога", т. е. грех есть противление Богу, извращающее всю духовную природу человека; сознаваемое им как явление не должное, не нужное, а потому человека раздражающее и ведущее к духовному озверению...

6. Несмотря на свою ненормальность, грех действует на душу человека с громаднейшей силой; он побуждает её к делам своим с принудительной настойчивостью и последовательностью. Только стоит человеку немного уступить греху, как он как бы вселяется в него и овладевает всем его существом, обращая его себе в раба. И совсем неохотно человек уступает греху: почти всегда он борется с ним, возмущается против него, но мало-помалу сдается перед ним, ему подчиняется. Знает человек и к каким дурным последствиям, для него вредным, для тела и души губительным, грех приводит - например, блудная страсть; но, по апостолу, не то доброе, что хочет, творит он, а то дурное, злое, чего не хочет, совершает. Поистине человек постоянно сознает себя рабом греха. Да и не только себя: и кругом себя, и в других людях, даже в животных он видит этот грех со всеми его следствиями. Он видит настоящее царство греха и невольно приходит к признанию за безусловную истину того, что весь мир во зле лежит, как говорит слово Божие (см. ] Ин. 5, 19). Размышляя далее над действиями повсюду царящего зла, человек невольно начинает видеть в нем некоторую разумность, целесообразность. Грех действует постоянно, начиная с воздействия на слабые стороны человека, прельщая его приятными удовольствиями или выгодами, отстраняя с поля его духовного зрения все, что могло бы человека оттолкнуть от греха и т. п. Нередко на себе самом человек замечает действие греха не как понятия отвлеченного, а как силы живой, реальной: грех ему представляется идущим от подобного же человеку существа, стоящего как бы во главе царства греха и распоряжающегося им свободно и разумно... Так человек, вникая в силу греха и размышляя о ней, неминуемо приходит к принятию реально существующей злой живой силы, действующей наряду с доброй силой Бога, но ей противоборствующей и ей противной...

Что же это за сила? В древности в персидской религии и у древнехристианских еретиков - гностиков и манихеев эта злая сила признавалась за самостоятельное злое начало, равное Богу, - за злого Бога, от вечности наряду с добрым Богом существующего. Подобный дуализм иногда проглядывает и в некоторых современных учениях философских. Но он, безусловно, принят быть не может. Во-первых, существование рядом и одновременно двух Богов - доброго и злого, созидающего и разрушающего - никогда бы не могло привести к созданию мира и тем более той гармонии, которая в нем наблюдается: при постоянном их противоборстве друг другу в мире мог бы быть только хаос, беспорядок. Во-вторых, самостоятельное существование злого Бога освобождало бы человека от ответственности за грех: он грешил бы не по личному хотению, что сознают теперь все люди, а по необходимости... Ввиду этого необходимость, с одной стороны, признания бытия злой живой силы и невозможность, с другой стороны, допущения её как равнозначной и подобной доброму Богу ведут к принятию христианского учения о злом духе - о диаволе, некогда сотворенном от Бога высшем добром духе, а потом от Бога отпавшем и ставшем злым, о виновнике всего злого и начальнике или князе в царстве зла, так настойчиво, последовательно и разумно побуждающем человека ко греху. Только в этом учении примиряются все противоречия между добром и злом и находит свое достаточное разъяснение и обоснованное разрешение вопрос о зле в мире.

7. Как произошло падение доброго духа и как появился грех среди духов, для нас, людей, - это совершенно неважно. Мы одно видим, что всем логическим ходом размышления о грехе, выходящего (размышления) из фактов наблюдения и самосознания, мы с необходимостью приводимся к признанию реальности бытия злой силы, и именно злой силы не самобытной, а лишь в известное время появившейся. Для нас существенно важен другой вопрос - о происхождении греха в людях...

По этому вопросу учёными и философами много написано. Но все они пытаются объяснить грех, как естественное явление или как недостаток природы человеческой и т. п. Но, как уже показано, так смотреть на грех не позволяет ни самое содержание понятия греха, ни общечеловеческое сознание. Поэтому и философские объяснения происхождения греха естественным путем - приняты не могут быть: в них разъясняется не сущность греха, а лишь его внешние проявления и следствия. Единственно удовлетворительный ответ на вопрос о происхождении греха дает Библия в её известном рассказе о вкушении первыми людьми вследствие соблазна диавола, плодов с запрещённого Богом дерева познания добра и зла (Быт. 3). Правда, и этот рассказ возбуждает у нас много недоразумений, возражений и протестов; но большею частью потому, что он излагается в Библии очень кратко, поэтому толкуется произвольно и без связи со свойствами Божиими и со свойствами первых людей. Как следует разъясненный библейский рассказ является вполне удовлетворяющим пытливость человеческую.

Все сотворение Богом было "хорошо весьма" (Быт. 1, 31); следовательно, прекрасным был и первый человек. Он был невинен и безгрешен: он был близким к Богу чадом Его. Но он не был ещё праведным и святым: нравственное совершенство было бы лишь целью его жизни. Ибо созданный совершенным он был бы вторым богом, а это - невозможно, да и смысла, и цели к земной жизни для человека тогда не имелось бы... Как главное условие для совершенствования человеку дана была свобода; только с нею он мог быть личностью, превосходящею всех тварей земных, и существом духовно-разумным; только владея ею, он мог богоуподобиться чрез духовное самовоспитание и нравственное совершенствование.

Но совершенствование происходит чрез развитие известных способностей; развитие же нуждается в упражнении, что, в свою очередь, требует преодоления соответствующих препятствий, борьбы с ними. Рука совершенствуется только чрез борьбу с препятствиями от воздуха при махании ею. Поэтому и первым людям для их нравственного совершенствования необходима была духовно-нравственная борьба, преодоление препятствий, мешавших им в их богоуподоблении. Но ни в них самих, ни в окружающей их природе, где все было "весьма хорошо", таких данных для борьбы и, следовательно, для совершенствования духовно-нравственного не заключалось. И Господу Богу нужно было дать такие условия, необходимые человеку для его совершенствования, для его жизни свободной. Бог и дает известную заповедь о древе познания добра и зла. Таким образом, заповедь Богом дана была человеку совсем не затем, чтобы побудить человека ко греху, и не потому, что Бог не предвидел факта грехопадения людей через нее. Бог, как всеведущий, знал о будущем грехе людей; как всеблагий и справедливый, никогда не хотел греха человеческого. Бог дает заповедь, как необходимо нужную для самого человека- для его свободного совершенствования, для преуспевания в добре чрез ограждение себя от искушений нарушить заповедь. И уже дело самого человека, его вина, что он эту заповедь обратил в другую сторону: не на борьбу с искушением для нравственного своего совершенствования, а на желание сразу, без долгого пути, быть как Бог. Как и у нас теперь, так, конечно, и у первых людей, падению предшествовала борьба. Проходя мимо запрещённого древа, они, надо думать, не раз останавливались около него с сомнениями и искушениями. Вероятно, искушение все более и более брало над благоразумием верх, и в своем внутреннем душевном мире первые люди представляли уже достаточно благоприятную почву для окончательного натиска на них. Поэтому Ева почти совсем не противится голосу лукавого, а Адам грешит уже прямо по примеру жены своей, увлекаемый ею, без возражений и колебаний. При таком их настроении диаволу легко было их искушать, а у них недоставало рассудительности, чтобы смутиться от самого факта разговора с ними змия: когда мы находимся под властью каких-нибудь мыслей или желаний, мы как-то перестаем рассуждать и ничего не видим невозможного в самых невероятных обстоятельствах. Правда, мы теперь уже помрачены грехом; но и первые люди, соблазненные искушениями в совести своей ещё до беседы со змием, создавали в душе своей направление, благоприятное к восприятию за истинное и доброе всего того, что им запрещала заповедь. К тому же и змий, теперь для нас такой страшный и противный, тогда не был таким, а, как красивейший и хитрейший между другими животными, он, быть может, был и очень близок и особенно приятен первым людям, был, так сказать, как бы домашним животным.

Так грех, ненормальное, по сознанию всего человечества, явление, произошел ненормальным путем: то, что должно было служить человеку на духовную пользу, обратилось ему в причину греха; свобода, необходимое условие к нравственному совершенству, привела его к падению; то же, с чем человек должен был бороться, возобладало им, и человек стал рабом греха. Бог же, не желая насиловать человеческую волю, не мог своею властью или непосредственным вмешательством отвратить человека от зла и обратить к добру: Богу можно служить лишь свободным произволением, диаволу же требуется только раб. И человек пал.

Сущность греха у нас обычно определяется как непослушание воли Божией и преступление заповеди Божией. Но это есть лишь формальная сторона и не основная, а последующая. Человек потому и не послушался Бога и преступил заповедь, что в душе у него произошел наклон в сторону от Бога, проникло в неё начало неверия Богу. Значит, в душу его вошло нечто противное Богу и всему доброму: предпочтение другого Богу, желание поставить себя если не на место, то, по крайней мере, наряду с Богом - быть, как Бог. Сердце человека почувствовало благое в стороне от Бога, мысль его сосредоточилась только на самом себе и воля его поставила его самого центром всего бытия и действования. Поэтому-то грех в сущности своей и есть только противное добру, ему обратнопротивоположное: поэтому-то он не только лишил людей первобытной праведности, но извратил все их духовное существо со всеми силами и способностями. Возлюбление себя, своего блага, своего счастья более Бога, всего божественного, всего доброго и хорошего, бывшее, по апостолу Павлу, причиной появления идолопоклонства, было причиной и появления греха и его сущностью. Поэтому-то грех от человека перешел и на всю природу. Человек, возлюбив себя больше всего, стал жить только для себя, стараясь все прочее поработить себе, а в случаях неудачи, неуспеха излить на него свой гнев и ярость. Отсюда - животные уже не слушают его, противятся ему; отсюда и земля, хищнически им обрабатываемая, дает ему терния и волчцы. Поистине проклята стала земля, т. е. вся природа в делах человека (см. Быт. 3, 17 по славянскому чтению), т. е. через него, через его жестокое, злобное, себялюбиво-эгоистическое отношение ко всему тому, кто или что не он. Так грех чрез внесение в природу жестокости, злобы и эгоизма, вместо всеобщей в ней гармонии произвел всеобщий развал и противоборство...

Как теперь ясно, библейское учение о происхождении греха, с достаточной обстоятельностью и без противоречий с понятием о Боге и с понятием о человеке, разрешая вопрос о грехе, устанавливает о нем именно такое понятие, к которому мы с необходимостью приходим, выходя из рассуждений о грехе, какое наблюдаем в себе самом и в жизни вообще. Такое совпадение есть наилучшее доказательство истинности библейского учения, его естественности и человечности. Все, о чем повествует Библия, непременно человечно, ибо все там о человеке и для человека, а поэтому и верно. Много разные мыслители придумывали объяснений греху, но все-таки в конце концов приходили к выводу, что библейское повествование есть наиболее верное... Только оно не считает Бога за виновника греха, только оно удовлетворительно объясняет вменяемость за грех, только оно побуждает человека разумно бежать от греха и искать спасения в Спасителе.