К тому же вопросу об искушениях в вере: это очень серьезно, поскольку сейчас очень много каких-то «полуверков». Вы знаете, о чем я говорю, - как нам с этим быть, как помогать прекрасным людям все-таки остаться на стезе? Потому что иногда люди бодро идут в иную сторону, и не знаешь, что сделать...

      Пока вы говорили, мне вспомнился рассказ о том, как Христос с учениками спустился с горы Преображения и застал толпу, эпилептического мальчика и его отца. И вопрос отцу Христос поставил так: если можешь хоть сколько-то верить, все возможно (Мк. 9,24). Поэтому порой можно было бы иметь очень мало веры, но - крепкую крупицу. Знаете, чтобы это была крупица, а не потухающий уголек. Мы часто думаем, что вера заключается в том, чтобы с уверенностью говорить о целом ряде догматов или понятий, тогда как вера начинается в момент, когда я прикоснулся хоть к самому краю ризы Христовой и знаю достоверно, что это случилось, это - есть, и поэтому могу в какой-то мере довериться Ему. Вера начинается с момента, когда мы можем немножко доверять Богу. Следующий шаг: в ту меру, в какую мы уже доверяем, - хранить верность тому, что мы знаем. Слово Бог на германских языках (God, Gott) происходит от готского корня, который означает (между прочим, как и в греческом языке) «тот, перед которым падаешь на колени в благоговении». Вот, если есть крупица этого, уже можно жить. И я думаю, что ошибка, которую делаем мы, верующие, по отношению к людям несколько колеблющимся, та, что мы ожидаем от них количества умственной веры, которой у них еще нет, вместо того чтобы их поддержать в той доле уверенности, которая у них уже есть, и в той доле верности, на которую они способны по отношению к собственному своему опыту. Не к вашему и не к церковному, и ни к чьему другому, а: «вот это я знаю». Возьмите апостола Павла: он ничего не знал опытно, кроме Христа воскресшего. Конечно, сказать «ничего не знал кроме» - несколько преувеличено, потому что это, в конце концов, в себе содержит все; но я хочу сказать, что его личный опыт сводился к одному элементу, и из этого все расцвело. Если мы берем жития святых: некоторые святые построили всю свою жизнь на одной какой-нибудь фразе, потому что она их поразила, и они ей остались верны. Если мы не так теребили бы наших друзей, не требовали бы, чтобы они веровали так же восхитительно, как мы, то, может быть, им лучше было бы.
     Иногда человек может построить целую жизнь на мгновенном опыте чего-то, только бы мы его не старались направить на то, чтобы этот опыт умственно осмыслить, округлить, выразить словами. Причем словами, которые «Церковь» (в кавычках) выковала. Каждый из нас, в свою меру, знает катехизис или читал Игнатия Брянчанинова, или что-то другое, и считает, что это непременно должно быть так выражено. Я думаю, что масса людей может жить на одной искре, которая подлинна.
     А второе: уже для более - как вам сказать? - искушенных людей. Сомнение почему то страшно пугает верующих. Почти всегда верующий, который вдруг в чем-то засомневался, думает, что не только земля под ним колеблется, но что вдруг и Бог испарится, Его не станет. Тогда как на самом деле - ничего подобного. Я вам сравнение дам. Ученый, скажем, физик, собирает данные. Когда у него достаточно данных, он из них делает «модель», то есть структуру, которая все эти данные держит вместе, так что этой структурой можно оперировать как одним целым. Если он хороший ученый, первое, что он сделает, - он себе поставит вопрос: моя гипотеза, моя теория или модель, которую я построил, - не содержит ли она ошибку? Если он ее не обнаружит, он сделает следующий шаг. Он будет искать какой-нибудь факт, который не укладывается в это построение, от которого оно взорвется, потому что ему не собственное построение интересно, а более целостная реальность и истина. И каждый новый факт будет требовать от него, чтобы он разломал свою постройку и создал новую, и каждый раз он с радостью это делает, потому что каждый раз становится ближе к той реальности, которую еще не охватил.
     Верующий мог бы сделать то же самое. У него есть какое-то представление о Боге, и вдруг оказывается, что это представление не соответствует его теперешнему опыту. Это случается очень часто оттого, что мы останавливаемся на представлении о Боге, полученном от родителей, когда мы были детьми, лет до восьми. Потом мы развиваемся в школе, в университете, и 20-летний юноша или девушка, которым мы стали, смотрит на восьмилетку, который верит в Бога по восьмилетнему, и говорит: этого не может быть, это неправда! А восьмилетка говорит: нет, не трогай, не трогай, потому что если ты тронешь мое представление о Боге, которое я в восемь лет создал, Бога больше не будет... Вместо этого надо сказать себе: да, мое восьмилетнее представление годится для восьмилетнего; теперь я вырос, мне надо поставить вопрос по-иному... Есть место у Григория Богослова, где он говорит: если мы соберем из Священного Писания, из писаний Отцов Церкви, из опыта церковного все, что мы можем знать о Боге, и попробуем из этого сделать полную картину, у нас не будет образа Божия - у нас будет идол, потому что в Боге есть непостижимость, а такая конкретная картина (статуя или икона, или словесный образ - все равно) будет идол, потому что нет места для Бога свободно двигаться. И в этом замечательное свойство православного вероучения, догматики: это не попытка написать икону, которая все содержит. Если нужно сравнение, я бы сравнил с ночным небом в ясную ночь: купол неба и звезды, соединяющиеся в созвездия. Что важно в этом? Важно, конечно, что есть звезды, эти блестки, но так же важно то пространство, которое между ними, потому что, если согнать все звезды воедино, была бы громадная масса огня и не было бы неба, и никто не мог бы найти своего пути на земле. Именно потому, что эти созвездия оставляют между собой пространство, по ним на земле можно найти дорогу.
     В Боге есть непостижимость - и есть откровение. И мы можем спокойно ставить под вопрос ту картину, которую мы себе составили, потому что нечего бояться: все равно Бог остается непостижимым, и мы можем с Ним общаться за пределами наших представлений, как мы можем общаться с человеком, не зная его. Бывает, встретишь человека, о нем ничего не знаешь, и вдруг души встретились, и пошел разговор. Так и с Богом. Я думаю, что мы могли бы с большим уважением относиться к сомнению людей и не стараться катехизировать; мы должны допускать, что крупицы веры может быть достаточно сейчас: только обереги ее, только не дай ей погибнуть, но не старайся ее раздувать. Знаете, когда разжигаешь костер, иногда начинают гореть сухие сучки, но если вы начинаете дуть на них, чтобы зажечь, чтобы все запалилось сразу, вы потушите огонь. Дайте ему гореть тихо, только защитите от лишнего ветра.