Главным источником существования очень бедного Хутынского монастыря были хорошие пастбища, пожертвованные обители соседним боярином. Земли тогда у всех было вдоволь, и иноки долго придумывали, что предпринять им относительно этого достояния, чтобы извлечь наилучшую пользу, и порешили завести овец. Шерсть с них давала все нужное обители: и одежду братии, и доход от продажи излишков.
      Но вот в соседнем лесу поселился медведь и стал жестоко обижать бедных иноков, похищая их овец. Не смея сами ничего предпринять, послушники-пастухи не раз докладывали о чинимых медведем .обидах настоятелю. Но старец-настоятель почему-то медлил с каким-либо решением насчет обидчика, говоря, что, мол, и медведю надо же что-то есть. А у последнего от безнаказанности разрасталась алчность, так что на опушке леса стали находить уже овец не только несъеденных, но почти и нетронутых, а лишь растерзанных. Снова доложили настоятелю.
      - Э, это уже озорство. Ради потехи губить не позволю, - проговорил старец и, взяв свой посох, пошел один в лес.
      На следующий день изумленная братия увидела своего настоятеля, идущего из леса в монастырь в сопровождении огромного упитанного медведя. Старец вошел в келью, а медведь лег у крыльца.
      - Отче, что же делать с медведем? - спрашивали келейники настоятеля. - Он лежит у крыльца и никуда не отходит.
      - Не трогайте его, пусть лежит. Мы завтра пойдем с ним в Москву на суд к Патриарху, - отвечал настоятель.
      И на следующий день настоятель, действительно, отправился "пеш" в Москву, а за ним покорно поплелся и монашеский обидчик - медведь Пришлось, конечно, этим странных путникам проходить и через многие села и деревни, и везде народ с удивлением смотрел на такое странное явление.
      Тогда еще водили по деревнях медведей ради потехи, но те бывало на цепи, с продернутым железных кольцом в носу и заморены, а этот шел свободно, и такой огромный.
      И то диво, что люди страшились медведя крепко, и даже отказывали настоятелю в ночлеге, так как он, боясь, чтобы на улице не убил кто-нибудь медведя, просил и его впускать куда-нибудь, а животные относились к страшному зверю совершенно спокойно. Собаки даже близко подбегали к нему и обнюхивали его, а пасшийся на пути в поле скот при приближении настоятеля с его обидчиком лишь подымал голову и как бы с любопытством смотрел на диковинное шествие, а затем снова спокойно принимался щипать траву.
      Так и добрел хутынский настоятель со своим обидчиком в Москву на Патриаршее подворье. Он вошел в покои Патриарха, прося доложить о себе, а медведь остался у ворот.
      Патриарх принял хутынского настоятеля.
      - Я к тебе. Святейший отец, пришел с жалобой на нашего обидчика, - принимая благословение Патриарха, сказал настоятель. - В соседнем с нашей обителью лесу поселился медведь и ведет себя непотребно - похищает наших овец больше, чем съесть может, стало быть, просто ради своей звериной страсти потешается над кроткой Божией тварью. Этого я стерпеть не мог и привел его к твоему Святейшеству на суд.
      - Кого привел? - недоумевал Патриарх.
      - Да нашего обидчика, владыко. - Где же он?
      - У ворот дожидается твоего суда. Внуши ему. Святейший, что такое поведение зазорно для создания Божия.
      - Брат, зачем же ты трудился вести его ко мне, если он так повинуется тебе, что пришел за тобою в Москву? - сказал Патриарх. - Запрети ему сам. - О, нет, Святейший отец. Что же я такое? Нет, запрети ему ты своими святительскими словами не чинить больше обиды неповинной твари. Скажи ему, что озорничать грешно и непотребно.
      Патриарх вышел на крыльцо, а хутынский настоятель пошел к воротам и через минуту вернулся во двор, сопровождаемый своим косматым обидчиком.
      - Вот, Святейший отец, наш обидчик, рассуди нас твоим святительским судом, - сказал настоятель, указывая Патриарху на огромного медведя, стоявшего, смиренно понурив голову.
      Подивился Патриарх такой покорности зверя и обратился к нему, как к разумной твари:
      - Хутынский настоятель приносит жалобу на твое зазорное поведение: ты обижаешь бедную обитель, похищаешь ее достояние и позволяешь себе озорство, не пристойное никакому созданию Божию. Отныне чтобы ты не смел трогать монастырских овец! Господь силен и без этого пропитать тебя.
      Суд кончился. Настоятель поклонился в ноги Патриарху и повернул домой, а за ним покорно поплелся и медведь.
      С этого времени он никогда уже не трогал монастырских овец и в случае недостатка в еде смиренно являлся в ту же обитель, прося пропитание, в котором братия и не отказывала ему.

     Примечания 

	1. Хутынский Спасо-Преображенский монастырь близ Новгорода.