Основы социальной концепции Русской Православной Церкви

Ваше Святейшество,
Преосвященнейшие архипастыри!

Как известно, Архиерейский Собор Русской Православной Церкви в декабре 1994 года признал необходимым выработать всеобъемлющую концепцию, которая отражала бы общецерковный взгляд на вопросы церковно-государственных отношений и проблемы современного общества в целом. Священному Синоду было поручено создать рабочую группу для выработки проекта такого документа с последующим представлением его на обсуждение Собора (Определение “О взаимоотношениях Церкви с государством и светским обществом на канонической территории Московского Патриархата в настоящее время”, п. 11).

В заседаниях 11 октября 1996 года и 17 февраля 1997 года Священный Синод Русской Православной Церкви утвердил состав и одобрил предложенные методы работы Синодальной рабочей группы по подготовке проекта Концепции. В группу вошли архиереи и клирики нашей Церкви, профессора духовных школ, сотрудники синодальных отделов — всего 26 человек. С января 1997 года начались рабочие заседания. Большую их часть пришлось проводить в сокращенном составе, то есть без иногородних членов, которым, однако, рассылались подготовленные проекты разделов для внесения предложений и поправок. При необходимости к работе привлекались эксперты в различных областях знаний. Организационное обеспечение деятельности группы производил Отдел внешних церковных сношений Московского Патриархата.

Всего состоялось около 30 заседаний рабочей группы, которые проходили в атмосфере конструктивной творческой дискуссии. По одним вопросам члены группы проявляли полное единодушие, при обсуждении других начинались оживленные дебаты, поскольку для участия в работе группы были приглашены ученые с заведомо различными взглядами. Мы стремились в таких случаях к достижению согласия, сопоставляя наши убеждения со свидетельствами Священного Писания и Священного Предания Церкви. И неизменно оказывалось, что царским путем, чуждым крайностей одностороннего подхода, является именно тот способ решения вопроса, который укоренен в церковной традиции.

Предварительные результаты работы обсуждались на Богословской конференции Русской Православной Церкви “Православное богословие на пороге третьего тысячелетия” (7-9 февраля 2000 года) и на специально организованном для этой цели симпозиуме “Церковь и общество — 2000”, который состоялся в Свято-Даниловском монастыре 14 июня сего года с участием около 80 представителей различных церковных, государственных и общественных институтов. Замечания и предложения, высказанные в ходе этих обсуждений, были учтены при доработке проекта Концепции.

Наконец, проект был рассмотрен и одобрен (с внесением некоторых поправок) на заседании Священного Синода 19 июля сего года. При этом документ, который, в соответствии с синодальным определением, ныне выносится на рассмотрение Освященного Архиерейского Собора, получил название “Основы социальной концепции Русской Православной Церкви”.

Надеюсь, дорогие владыки, что вы уже нашли время предварительно ознакомиться с проектом, который был вручен каждому из вас по прибытии на Собор. Конечно, невозможно в соборном заседании огласить этот объемистый текст, воплощающий итог длительной работы. В сегодняшнем представлении я остановлюсь на особенно важных положениях, входящих в состав 16 разделов представленного проекта. Но прежде хотел бы сказать о том, чего в данном документе искать не следует.

Он не затрагивает многих важных, но сиюминутных, краткосрочно-актуальных вопросов, а также проблем отдельных епархий. Мы сознательно избегали обсуждения ситуации в конкретных государствах. Ведь около половины приходов Московского Патриархата сегодня находится вне пределов Российской Федерации. Нам необходимо дать принципиальный, богословский ответ на проблемы церковно-государственных и церковно-общественных отношений, предназначенный для всех наших пастырей, для всей паствы. А они живут в многочисленных странах, как на канонической территории Русской Церкви, так и за ее пределами. И цель работы мы видели в том, чтобы подготовить базовый документ, рассчитанный не на год-два, но, по крайней мере, на ближайшие десятилетия.

Название документа – “Основы социальной концепции” – надо понимать в широком смысле. Из содержания можно видеть, что в него включены самые различные вопросы, касающиеся жизни христианина в светском обществе. Задача, поставленная перед нами Архиерейским Собором 1994 года, вытекала из осознания необходимости рассмотреть эти проблемы целостно, потому что мы поняли: в условиях колоссальных исторических перемен, которые произошли в нашем обществе, да и в мире в целом, в конце второго тысячелетия, мы не можем ограничиваться отдельными заявлениями по злободневным вопросам. Необходима долгосрочная программа общественного служения Церкви, опирающаяся на православное богословское осмысление положения Церкви в плюралистическом секулярном обществе. Общество, к которому принадлежит большинство нашей Церкви, не определяется более идеологией государственного атеизма, как в предшествовавшие десятилетия. Но отнюдь не является и однородно-православным, как это было на протяжении долгих веков – большей части второго тысячелетия.

Задача подготовки такого текста оказалась не простой. Ведь никогда прежде не существовало официального церковного документа, в котором бы была сформулирована и систематизирована позиция Церкви по широкому кругу проблем, имеющих отношение к жизни общества, причем не только в Русской Церкви, но и в других Автокефальных Православных Церквах. Позиция Священноначалия по некоторым острым вопросам современности была ранее выражена, но она нуждалась в кодификации. Накопилось много и таких вопросов, на которые не был дан ясный церковный ответ; да и не все ответы, уместные в прошлом, могут применяться сегодня. Конечно, существовали (и использовались в нашей работе) труды отдельных православных богословов, пастырей, философов, ученых, но ведь они выражают частные мнения — порой диаметрально противоположные — а не официальную позицию Церкви. Причем эти частные мнения, будь то мнения “левых” или “правых”, в ряде случаев выдаются за позицию всей Церкви, а несогласные самочинно обвиняются в ереси. А если разобраться, то оказывается, что Церковь по многим из этих вопросов никогда не выносила определенных суждений!

Поэтому сегодня нам необходимо сформулировать общецерковную социальную концепцию – не партийную, “правую” или “левую”, а укорененную в Священном Писании и Священном Предании, следующую в русле и в духе нашей богословской традиции. На основе концептуального подхода, представленного в этом документе, Священноначалие на всех уровнях сможет принимать определения по более частным вопросам. Кроме того, Концепция устанавливает ряд конкретных норм и принципов, она должна стать авторитетным практическим руководством для архиереев, священников и мирян. Это позволит членам Церкви занимать действительно общую позицию в диалоге с властью и обществом, это будет способствовать объединению наших сил. А “внешним”, то есть светскому обществу, документ Собора даст отчетливое представление о том, каково же мнение Церкви по насущным проблемам современности. И, конечно, мы надеемся, что после утверждения Архиерейским Собором Основы социальной концепции будут включены в учебный процесс в духовных школах Московского Патриархата.

По мере изменения государственной и общественной жизни, по мере появления в этой области новых проблем, требующих церковной оценки, социальное учение Церкви будет, несомненно, развиваться и совершенствоваться, почему наш документ и именуется Основами. Заложить такие основы именно теперь, в год великого Юбилея, на рубеже тысячелетий, – это, полагаю, может стать исторически важным деянием сего Освященного Собора.

Теперь хотел бы перейти к краткому обзору разделов документа, предлагаемого вашему вниманию. Первый из них — “Основные богословские положения”. Здесь речь идет о православном понимании взаимоотношений между Церковью и светским обществом, об участии членов Церкви в Христовом служении спасению мира (§ I.1-2). Не ограничиваясь лишь словесной проповедью Евангелия, Церковь призывает своих чад к активному участию в общественной жизни, — но при этом к такому участию, которое основывается на принципах христианской нравственности, которое служит убедительным свидетельством действенности христианской веры. В Первосвященнической молитве Господь Иисус просил Небесного Отца о Своих последователях: "Не молю, чтобы Ты взял их из мира, но чтобы сохранил их от зла... Как Ты послал Меня в мир, так и Я послал их в мир" (Ин. 17. 15, 18). Важно подчеркнуть, что не должен христианин гнушаться жизнью окружающего мира. Не только отдельный человек, но и весь мир, все человеческое общество любимы Богом, они предназначены к преображению и очищению на началах любви (§ I.3).

В следующем разделе “Церковь и нация” мы старались представить взвешенный, богословски обоснованный подход к национальным вопросам, которые нередко возбуждают острые противоречия, причем самые разные мнения высказывают от лица Церкви. Одни, указывая на вселенский характер Православия, пытаются отрицать само понятие христианского патриотизма и право христиан на национальную самобытность, национальное самовыражение. Действительно, члены древней Церкви сознавали себя прежде всего гражданами “небесного отечества”. Но ведь они не забывали и о земной родине. Сам Господь Иисус Христос отождествлял Себя с народом, к которому принадлежал по рождению, и иногда (например, в беседе с самарянкой — Ин. 4.) подчеркивал Свою принадлежность к иудейской нации. Апостол Павел особенно ярко учил о наднациональном характере Церкви Христовой в своих посланиях. Но он же не забывал о том, что по рождению он - “еврей от евреев” (Флп. 3. 5), а по гражданству - римлянин (Деян. 22. 25-29).

Другая крайность — когда православную веру низводят до роли одного из атрибутов традиционного национального самосознания. По сути дела, нация при этом ставится на место Бога. Отсюда рождаются такие греховные явления, как агрессивный национализм, ксенофобия, деление народов на лучшие и худшие, национальная исключительность, межэтническая вражда.

Поэтому в предложенном вашему вниманию проекте говорится как о вселенском характере Церкви Христовой (§ II.1), так и о православном понимании патриотизма — с опорой на опыт русских и вселенских святых (§ II.2). При подготовке данного раздела мы учитывали также материал дискуссий в рамках Всемирного Русского Народного Собора и, в частности, выступления Святейшего Патриарха на его заседаниях.

В § II.3 отмечено, что патриотизм православного христианина должен быть действенным. Он проявляется и путем участия в делах государственного управления. Если мы будем повторять полюбившуюся некоторым фразу, что политика — это слишком грязное для нас, нехристианское дело, то добровольно отдадим жизнь государства в руки людей, в лучшем случае равнодушных к христианским нравственным ценностям.

Указана в § II.4 и следующая обязательная для всех норма церковной жизни: в ходе межэтнических конфликтов Церковь “не выступает на чьей-либо стороне, за исключением случаев явной агрессии или несправедливости, проявляемой одной из сторон”.

Третий раздел — “Церковь и государство”. По этому вопросу, как хорошо известно Преосвященным владыкам, уже существует целый ряд документов Священноначалия Русской Православной Церкви. Так, на Архиерейском Соборе 1992 года было заявлено, что “Церковь не связывает себя ни с каким общественным или государственным строем, ни с какой политической силой”. Архиерейские Соборы 1994 и 1997 годов подтвердили и конкретизировали данную позицию. Таким образом, в результате соборного рассуждения уже выработался общий подход к исключительно важной в настоящее время проблематике взаимоотношений Церкви и государства. Однако задача рабочей группы при подготовке данного раздела заключалась не только в систематизации и уточнении ранее принятых решений, но и в соотнесении их со Священным Писанием, богословием святых отцов и историей Церкви, чтобы раскрыть, как нормы Предания прилагаются к конкретным обстоятельствам современной жизни. Для этого понадобилось представить богословский анализ происхождения, природы, функций, целей Церкви и государства (§ III.1).

В § III.2 указано: “Государство, как необходимый элемент жизни в испорченном грехом мире, где личность и общество нуждаются в ограждении от опасных проявлений греха, благословляется Богом... Господь призывает власть имущих использовать силу государства для ограничения зла и поддержки добра, в чем и видится нравственный смысл существования государства (Рим. 13. 3-4)”. Анархия, то есть отсутствие надлежащего устроения государства и общества, противоречит христианскому миропониманию (Рим. 13. 2). “Церковь не только предписывает своим чадам повиноваться государственной власти, независимо от убеждений и вероисповедания ее носителей, но и молиться за нее, “дабы проводить нам жизнь тихую и безмятежную во всяком благочестии и чистоте” (1 Тим. 2. 2)”.

Вместе с тем очень важно правильно обозначить пределы компетентности государственной власти, поэтому тут же записано: “Христиане должны уклоняться от абсолютизации власти, от непризнания границ ее чисто земной, временной и преходящей ценности, обусловленной наличием в мире греха и необходимостью его сдерживания”. Государство ни в коем случае не должно превращаться в самодовлеющий институт. Мы знаем, что такая тенденция неоднократно проявлялась в истории, знаем и то, к каким опасным последствиям она может приводить”.

Основы взаимоотношений Церкви и светского государства, вытекающие из различия их природы и цели, изложены в § III.3. Мы признаем принцип “взаимного невмешательства” Церкви и государства в дела друг друга, но не можем согласиться с таким пониманием светского характера государства, при котором нормой считается “радикальное вытеснение религии из всех сфер жизни народа, отторжение ее от участия в решении общественно значимых задач, лишение религиозных объединений права давать оценку действиям властей”.

Положение Церкви в светском государстве представлено здесь следующим образом: “Церковь не должна брать на себя функции, принадлежащие государству: противостояние греху путем насилия, использование мирских властных полномочий, принятие на себя функций государственной власти, предполагающих принуждение или ограничение... Церковь может обращаться к государственной власти с просьбой или призывом употребить власть в тех или иных случаях, однако право авторитетного решения этого вопроса остается за государством”.

В свою очередь, “государство не должно вмешиваться в жизнь Церкви, в ее управление, в вероучение, в литургическую жизнь, духовническую практику и так далее, равно как и вообще в деятельность канонических церковных учреждений”, — кроме, конечно, тех сторон их деятельности, которые предполагают статус юридического лица, вступающего в гражданские правоотношения. “Церковь ожидает от государства уважения к ее каноническим нормам и иным внутренним установлениям”.

В § III.4 представлен краткий исторический очерк церковно-государственных отношений в различных странах и в разные времена. Общий вывод из этой иллюстрации таков: при всей несхожести конкретных моделей взаимоотношений Православной Церкви и государства, при всем различии условий, в которых Церковь осуществляет свое служение, она неизменно опирается на заповеди Христовы, учение апостолов, святые каноны, и потому всегда исполняет те задачи, которые поручены ей Богом.

Границы лояльности Церкви по отношению к государственной власти ясно обозначены в § III.5. Они определяются заповедью Божией проповедовать Христову истину и совершать дело спасения людей в любых условиях, при любых обстоятельствах. “Если власть принуждает православных верующих к отступлению от Христа и Его Церкви, а также к греховным, душевредным деяниям, Церковь должна отказать государству в повиновении... В случае невозможности повиновения государственным законам и распоряжениям власти со стороны церковной Полноты, церковное Священноначалие по должном рассмотрении вопроса может предпринять следующие действия: вступить в прямой диалог с властью по возникшей проблеме; призвать народ применить механизмы народовластия для изменения законодательства или пересмотра решения власти; обратиться в международные инстанции и к мировому общественному мнению; обратиться к своим чадам с призывом к мирному гражданскому неповиновению”.

§ III.6 должен выразить отношение Церкви к принципу свободы совести. Отношение это — двоякое: с одной стороны, его утверждение, конечно же, “свидетельствует об утрате обществом религиозных целей и ценностей, о массовой апостасии и фактической индифферентности к делу Церкви и к победе над грехом”. С другой стороны, реалистически оценивая современное состояние общества, надо признать, что “этот принцип оказывается одним из средств существования Церкви в безрелигиозном мире, позволяющим ей иметь легальный статус в секулярном государстве и независимость от инаковерующих или неверующих слоев общества”.

Таким образом, “религиозно-мировоззренческий нейтралитет государства не противоречит христианскому представлению о призвании Церкви в обществе. Однако Церковь должна указывать государству на недопустимость распространения убеждений или действий, ведущих к установлению всецелого контроля за жизнью личности, ее убеждениями и отношениями с другими людьми, а также к разрушению личной, семейной или общественной нравственности, оскорблению религиозных чувств, нанесению ущерба культурно-духовной самобытности народа или возникновению угрозы священному дару жизни. В осуществлении своих социальных, благотворительных, образовательных и других общественно значимых программ Церковь может опираться на помощь и содействие государства. Она также вправе ожидать, что государство будет учитывать при построении своих отношений с религиозными объединениями количество их последователей, их место в формировании исторического культурного и духовного облика народа, их гражданскую позицию”.

Может ли какая-то из форм государственного управления рассматриваться как наиболее желательная для Церкви? Этот вопрос рассмотрен в § III.7. Несмотря на определения недавних Соборов, данная тема продолжает оставаться предметом дискуссий, иногда очень острых. Действительно, мы не вправе забывать, что православная церковная традиция в определенные времена включала совершенно особое отношение к монархии как предпочтительной форме государственного устройства. Сегодня одни рассматривают такое отношение едва ли не в качестве одного из догматов православной веры, другие же считают, что оно было всецело обусловлено преходящими историческими обстоятельствами и никоим образом не может переноситься на почву современной политической реальности.

По итогам длительного обсуждения мы пришли к следующим выводам: “Форма и методы правления во многом обусловливаются духовным и нравственным состоянием общества. Зная это, Церковь принимает соответствующий выбор людей или по крайней мере не противится ему”.

Исторически этот выбор бывал различным. В частности, при том общественном строе, который описан в Книге Судей, “власть действовала не через принуждение, а силой авторитета, причем авторитет этот сообщался Божественной санкцией. Чтобы такая власть действенно осуществлялась, вера в обществе должна быть весьма сильной. При монархии власть остается богоданной, но для своей реализации использует уже не столько духовный авторитет, сколько принуждение. Переход от судейства к монархии свидетельствовал об ослаблении веры, отчего и возникла потребность заменить Царя Незримого царем видимым”. Ну, а современные демократии, в том числе монархические по форме, вовсе не ищут божественной санкции власти и устроены на секулярных основах.

“Изменение властной формы на более религиозно укорененную без одухотворения самого общества неизбежно выродится в ложь и лицемерие, обессилит эту форму и обесценит ее в глазах людей. Однако нельзя вовсе исключить возможность такого духовного возрождения общества, когда религиозно более высокая форма государственного устроения станет естественной... Вместе с тем, Церковь должна уделять главное внимание не системе внешней организации государства, а состоянию сердец своих членов. Посему Церковь не считает для себя возможным становиться инициатором изменения формы правления, а Архиерейский Собор Русской Православной Церкви 1994 года подчеркнул правильность позиции о “непредпочтительности для Церкви какого-либо государственного строя, какой-либо из существующих политических доктрин”.

Практические области активного взаимодействия Церкви с государством на благо народа перечислены в § III.8. Это:

“а) миротворчество на международном, межэтническом и гражданском уровнях, содействие взаимопониманию и сотрудничеству между людьми, народами и государствами;

б) забота о сохранении нравственности в обществе;

в) духовное, культурное, нравственное и патриотическое образование и воспитание;

г) дела милосердия и благотворительности, развитие совместных социальных программ;

д) охрана, восстановление и развитие исторического и культурного наследия, включая заботу об охране памятников истории и культуры;

е) диалог с органами государственной власти любых ветвей и уровней по вопросам, значимым для Церкви и общества, в том числе в связи с выработкой соответствующих законов, подзаконных актов, распоряжений и решений;

ж) попечение о воинах и сотрудниках правоохранительных учреждений, их духовно-нравственное воспитание;

з) труды по профилактике правонарушений, попечение о лицах, находящихся в местах лишения свободы;

и) наука, включая гуманитарные исследования;

к) здравоохранение;

л) культура и творческая деятельность;

м) работа церковных и светских средств массовой информации;

н) деятельность по сохранению окружающей среды;

о) экономическая деятельность на пользу Церкви, государства и общества;

п) поддержка института семьи, материнства и детства;

р) противодействие деятельности псевдорелигиозных структур, представляющих опасность для личности и общества”.

Кроме того, долгом Церкви является “печалование перед государственной властью о нуждах народа, о правах и заботах отдельных граждан или общественных групп. Такое печалование... осуществляется через устное или письменное представление вопроса органам государственной власти различных ветвей и уровней со стороны соответствующих церковных инстанций”.

Перечислены также направления деятельности, в которых священнослужители и канонические церковные структуры не могут сотрудничать с государством, а именно:

“а) политическая борьба, предвыборная агитация, кампании в поддержку тех или иных политических партий, общественных и политических лидеров;

б) ведение гражданской войны или агрессивной внешней войны;

в) непосредственное участие в следственной, разведывательной и любой иной деятельности, требующей в соответствии с государственным законом сохранения тайны даже на исповеди и при докладе церковному Священноначалию”.

Конкретные нормы церковно-государственного взаимодействия подробно прописаны в § III.9 с учетом специфики взаимоотношений с законодательной, исполнительной и судебной властью на различных уровнях — общегосударственном, региональном и местном.

Так, “взаимоотношения с законодательной властью представляют собой диалог Церкви и законодателей по вопросам совершенствования общегосударственного и местного права, имеющего отношение к жизни Церкви, церковно-государственному соработничеству и сферам общественной обеспокоенности Церкви. Этот диалог касается также постановлений и решений законодательной власти, не имеющих прямого отношения к законотворчеству”.

Диалог по аналогичным вопросам с исполнительной властью требует контакта с центральными и местными ее органами, в том числе ответственными за решение практических вопросов жизни и деятельности религиозных объединений и за надзор за соблюдением ими законодательства.

Взаимоотношения Церкви с судебной властью различных уровней должны ограничиваться представлением в случае необходимости интересов Церкви в суде... Интересы Церкви в суде, за исключением крайней необходимости, представляют миряне, уполномоченные Священноначалием на соответствующем уровне (ХАЛКИД. 9). Внутрицерковные споры не должны выноситься на светский суд (АНТИОХ. 12). Межконфессиональные конфликты, а также конфликты с раскольниками, не затрагивающие вопросов вероучения, могут выноситься в светский суд (КАРФ. 59)”.

Каноны воспрещают священнослужителям обращаться к государственной власти без дозволения церковного начальства (САРДИК. 11). В соответствии с этим в § III.10 указано, что “контакты Церкви с высшими органами государственной власти осуществляются Патриархом и Священным Синодом непосредственно или через представителей, имеющих письменно подтвержденные полномочия”. Аналогично осуществляются контакты епархиальных Преосвященных с региональными органами власти. “Контакты и взаимодействие с местными органами власти и самоуправления ведутся благочиниями и приходами по благословению епархиальных Преосвященных. Уполномоченные представители Священноначалия для контактов с органами власти могут назначаться как на постоянной основе, так и для консультаций по отдельным проблемам”.

“В случае передачи вопроса, рассматривавшегося ранее на местном или региональном уровне, в высшие органы государственной власти, епархиальный Преосвященный ставит об этом в известность Патриарха и Священный Синод и просит их о поддержании контакта с государством при дальнейшем рассмотрении данного вопроса”. Вместе с тем оговорено, что “предстоятели самоуправляемых церковных округов и управляющие епархиями в отдельных государствах имеют специальное благословение Патриарха и Священного Синода на осуществление постоянных контактов с высшим руководством этих государств”.

В § III.11 вновь подтверждается запрещение клирикам принимать участие в делах государственного управления, предписанное святыми канонами и решениями предыдущих Архиерейских Соборов.

В разделе “Христианская этика и светское право” развивается тема о соотношении норм нравственности и закона (§ IV.1).

Как сказано в § IV.2, “право содержит в себе некоторый минимум нравственных норм, обязательных для всех членов общества. Задача светского закона не в том, чтобы лежащий во зле мир превратился в Царствие Божие, а в том, чтобы он не превратился в ад”. Церковь уважает государственное право и призывает верующих быть законопослушными гражданами; тем не менее в § IV.3 отмечается, что “когда человеческий закон совершенно отвергает абсолютную божественную норму, заменяя ее противоположной, он перестает быть законом, становясь беззаконием, в какие бы правовые одежды он ни рядился”.

Вопросы взаимоотношений светского и религиозного (в частности, канонического) права разбираются в § IV.4-5.

Далее приводится православная оценка представления о неотъемлемых правах личности, которое лежит в основе современного светского правосознания. В § IV.6 указано, что сама по себе “идея таких прав основана на библейском учении о человеке как образе и подобии Божием, как онтологически свободном существе”. По словам преподобного Антония Египетского, “Бог создал душу свободною и самовластною и она вольна поступать как хочет – хорошо или худо”. “Права на веру, на жизнь, на семью являются защитой сокровенных оснований человеческой свободы от произвола посторонних сил. Эти внутренние права дополняются и гарантируются другими, внешними – например, правами на свободу передвижения, получение информации, создание имущества, обладание им и его передачу”. Мы знаем, что “Бог хранит свободу человека, никогда не насилуя его волю. Напротив, сатана стремится завладеть волей человека, поработить ее. Если право сообразуется с божественной правдой, явленной Господом Иисусом Христом, то и оно стоит на страже человеческой свободы: “Где Дух Господень, там свобода” (2 Кор. 3. 17) и, соответственно, охраняет неотъемлемые права личности”.

Но, как отмечается в § IV.7, “по мере секуляризации высокие принципы неотчуждаемых прав человека превратились в понятие о правах индивидуума вне его связи с Богом. При этом охрана свободы личности трансформировалась в защиту своеволия (до тех пор, пока оно не вредит иным индивидуумам), а также в требование от государства гарантий определенного материального уровня существования личности и семьи... Однако вне Бога существует лишь человек падший... между тем для христианского правосознания идея свободы и прав человека неразрывно связана с идеей служения. Права нужны христианину прежде всего для того, чтобы, обладая ими, он мог наилучшим образом осуществить свое высокое призвание к “подобию Божию”, исполнить свой долг перед Богом и Церковью, перед другими людьми, семьей, государством, народом и иными человеческими сообществами”.

В § IV.9 обозначена незыблемая граница законопослушания, которую Церковь указывает для своих чад: “Во всем, что касается исключительно земного порядка вещей, православный христианин обязан повиноваться законам, независимо от того, насколько они совершенны или неудачны. Когда же исполнение требования закона угрожает вечному спасению, предполагает акт вероотступничества или совершение иного несомненного греха в отношении Бога и ближнего, христианин призывается к подвигу исповедничества ради правды Божией и спасения души своей для вечной жизни. Он должен открыто выступать законным образом против безусловного нарушения обществом или государством установлений и заповедей Божиих, а если такое законное выступление невозможно или неэффективно, занимать позицию гражданского неповиновения”.

Раздел V, “Церковь и политика”, суммирует определения Соборов последних лет, снабжая их необходимым обоснованием и конкретизацией. В § V.2 указано, что задачей Церкви “перед лицом политических разногласий, противоречий и борьбы” остается призыв к миру и соработничеству людей, придерживающихся различных политических взглядов. Церковь “допускает наличие различных политических убеждений среди епископата, клира и мирян, за исключением таких, которые явно ведут к действиям, противоречащим православному вероучению и нравственным нормам церковного Предания”.

Вместе с тем, “невозможно участие Священноначалия и священнослужителей, а следовательно, и церковной Полноты, в деятельности политических организаций, в предвыборных процессах, таких как публичная поддержка участвующих в выборах политических организаций или отдельных кандидатов, агитация и так далее”. Но это не означает отказа Церкви от “публичного выражения позиции по общественно значимым вопросам, от представления этой позиции перед лицом органов власти любой страны на любом уровне. Такая позиция выражается исключительно церковными Соборами, Священноначалием и уполномоченными им лицами... Право ее выражения не может быть передано государственным учреждениям, политическим или иным светским организациям”.

В § V.3 рассматривается вопрос об участии православных мирян в деятельности органов законодательной, исполнительной и судебной власти, политических организаций. Такое участие не только не возбраняется, но и является одной из форм миссии Церкви в обществе, “если оно совершается в согласии с вероучением Церкви, ее нравственными нормами и ее официальной позицией по общественным вопросам”. Миряне могут и призваны, исполняя свой гражданский долг, участвовать в политических процессах и содействовать любым нравственно оправданным начинаниям государства. При этом надо помнить, что от православного политика или государственного деятеля требуется нравственная чуткость, внимательность к своему духовному состоянию, “дабы не допускать превращения государственной или политической деятельности из служения в самоцель, которая питает гордыню, алчность и другие пороки”.

В § V.4 оговорено, что “миряне, участвующие в государственной и политической деятельности индивидуально или в рамках различных организаций, делают это самостоятельно, не отождествляя свою политическую работу с позицией церковной Полноты или каких-либо канонических церковных учреждений и не выступая от их имени... Высшая церковная власть не преподает специального благословения на политическую деятельность мирян”. Однако христианские (православные) политические организации мирян, стремящиеся осуществлять политическую и государственную деятельность на основе христианских духовно-нравственных принципов, “призываются к советованию с церковным Священноначалием, к координации действий в области осуществления позиции Церкви по общественным вопросам”. Если же организации, в деятельности которых участвуют православные миряне, или отдельные православные политики и государственные деятели существенно расходятся с общецерковной позицией по общественным вопросам либо даже противодействуют реализации такой позиции, Священноначалие публично объявляет об этом во избежание недоразумений среди верующих и широких слоев общества.

Указано также, что “организации православных христиан не должны носить характера тайных обществ, предполагающих исключительное подчинение своим лидерам и сознательный отказ от раскрытия сути деятельности организации в ходе консультаций с церковным Священноначалием и даже на исповеди. Церковь не может одобрить участия православных мирян, а тем более священнослужителей и в неправославных обществах такого рода, поскольку они по самому своему характеру отторгают человека от всецелой преданности Церкви Божией и ее каноническому строю”.

В разделе “Труд и его плоды” рассматриваются вопросы о религиозном значении труда (§ VI.1), о смысле заповеди субботствования (§ VI.2), о совершенствовании методов труда и обольщении достижениями цивилизации (§ VI.3). В § VI.4 указано условие, при котором труд становится добродетелью, а именно, когда он “являет собой соработничество Господу и способствует исполнению Его замысла о мире и человеке”. “Однако труд не богоугоден, если он направлен на служение эгоистическим интересам... а также на удовлетворение греховных потребностей духа и плоти”. Поэтому (§ VI.5) “Церковь благословляет всякий труд, направленный на благо людей” и соответствующий христианским нравственным нормам, но отнюдь не участие в греховной деятельности “индустрии, специально направленной на пропаганду порока, удовлетворение пагубных страстей и привычек, таких как пьянство, наркомания, блуд и прелюбодеяние”.

В § VI.6 записано, что “отказ в оплате честного труда является не только преступлением против человека, но и грехом перед Богом... Вместе с тем заповедь Божия повелевает трудящимся заботиться о людях, которые по различным причинам не могут сами зарабатывать себе на жизнь, - о пришельцах (беженцах), нищих, сиротах и вдовах - и делиться с ними плодами труда, “чтобы Господь, Бог твой, благословил тебя во всех делах рук твоих” (Втор. 24. 19-22)... Церковь всегда выступает в защиту безгласных и бессильных. Поэтому она призывает общество к справедливому распределению продуктов труда, при котором богатый поддерживает бедного, здоровый - больного, трудоспособный - престарелого. Духовное благополучие и самосохранение общества возможны лишь в том случае, если обеспечение жизни, здоровья и минимального благосостояния всех граждан считается безусловным приоритетом при распределении материальных средств”.

Подробнее православное отношение к материальным благам выражено в разделе “Собственность”. Здесь указано (§ VII.1), что “люди получают все земные блага от Бога, Которому и принадлежит абсолютное право владения ими”. Поэтому Церковь призывает верующих (§ VII.2) “воспринимать собственность как дар Божий, данный для использования во благо себе и ближним. В то же время Священное Писание признает право человека на собственность и осуждает посягательство на нее”.

В ходе исторического развития сложились разные формы собственности — государственная, общественная, корпоративная, частная. В § VII.3 указано, что “Церковь не отдает предпочтения ни одной из этих форм. При каждой из них возможны как греховные явления - хищение, стяжательство, несправедливое распределение плодов труда, - так и достойное, нравственно оправданное использование материальных благ”. И хотя Церковь признает человеческое право собственности не абсолютным, а относительным, она “не может одобрить отторжение и передел собственности с попранием прав ее законных владельцев. Исключением может быть такое отторжение собственности на основе соответствующего закона, которое, будучи обусловлено интересами большинства людей, сопровождается справедливой компенсацией”.

О собственности религиозных организаций говорится в § VII.4. Основным ее компонентом является добровольная жертва верующих людей. “Пожертвования являются особым случаем экономических и социальных отношений, а потому на них не должны автоматически распространяться законы, регулирующие финансы и экономику государства, в частности, государственное налогообложение”. С точки зрения Церкви, “посягательства на пожертвования верующих являются преступлением перед людьми и Богом”.

В разделе “Война и мир” рассматривается с христианской точки зрения понятие справедливой войны (§ VIII.1-2). Указывая на греховные причины войны и “признавая ее злом, Церковь все же не воспрещает своим чадам участвовать в боевых действиях, если речь идет о защите ближних и восстановлении попранной справедливости. Тогда война считается хотя и нежелательным, но подчас вынужденным средством”. Церковь многих воинов причислила к лику святых, учитывая их христианские добродетели и относя к ним слова Христа: “Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих” (Ин. 15. 13).

Основные принципы нравственной правды в международных отношениях и критерии справедливости военных действий изложены в § VIII.3. Однако “в нынешней системе международных отношений подчас бывает сложно отличить агрессивную войну от оборонительной... В связи с этим вопрос о поддержке или осуждении Церковью военных действий нуждается в отдельном рассмотрении всякий раз, когда таковые начинаются или появляется опасность их начала”.

Церковь должна высказать свое отношение и к методам ведения войны, к обращению с пленными и мирным населением противника. Даже ведя, как кажется, справедливую войну, можно одновременно творить всяческое зло и оказаться не выше захватчика по своему духовному и моральному состоянию.

Этим объясняется (§ VIII.4) необходимость для Церкви иметь “особое попечение о воинстве, воспитывая его в духе верности высоким нравственным идеалам” и стремясь возвратить его “к веками утвержденным православным традициям служения отечеству”.

Но, как отмечено в § VIII.5, наипаче Церковь стремится осуществлять миротворческое служение, помогая “разрешить различные противоречия и привести к согласию народы, этнические группы, правительства, политические силы, — в том числе посредством усилий для организации переговоров враждующих сторон и для оказания помощи страждущим. Церковь также противостоит пропаганде войны и насилия, всем проявлениям ненависти, способной спровоцировать братоубийственные столкновения”.

Раздел “Преступность, наказание, исправление” указывает на духовные истоки преступности, которая берет свое начало в помраченной грехом человеческой душе (§ IX.1). Далее, здесь сформулированы (§ IX.2) основы деятельности Церкви по предотвращению преступлений — это прежде всего усилия, “направленные на утверждение в обществе истинных духовных и нравственных ценностей”. восстановления нравственного идеала в народе, а также миссии Церкви среди заключенных и сотрудников правоохранительной системы. Особое внимание уделено охране тайны исповеди; даны рекомендации о действиях священнослужителя в случаях, когда на исповеди ему становится известно о намерении совершить преступление. Если призыв к истинному покаянию, то есть к отречению от злого намерения, не возымеет действия, “пастырь может, заботясь о сохранности тайны имени исповедовавшегося и других обстоятельств, способных открыть его личность, - предупредить тех, чьей жизни угрожает опасность. В трудных случаях священнослужителю надлежит обращаться к епархиальному архиерею”.

Указано также, что “Церковь настаивает на необходимости человечного отношения к подозреваемым, подследственным и гражданам, уличенным в намерении нарушить закон. Жестокое и недостойное обращение с таковыми способно укрепить их на неправом пути или толкнуть на него... Церковью осуждаются пытки и другие формы унижения подследственных”.

А в § IX. 3 говорится, что Церковь – не судья для преступников; она видит свою задачу в нравственном их исцелении, а также в служении милосердия, направленном на облегчение тяжкой участи заключенных и содействие человечному отношению к ним. Даны рекомендации относительно конкретных методов служения Церкви в местах лишения свободы.

В том же параграфе подробно разбирается вопрос о применении смертной казни. Она, как известно, признавалась в Ветхом Завете. Указаний на необходимость ее отмены нет ни в Священном Писании Нового Завета, ни в Предании и историческом наследии Православной Церкви. Однако “Церковь часто принимала на себя долг печалования перед светской властью об осужденных на казнь, прося для них милости и смягчения наказания. Более того, христианское нравственное влияние воспитало в сознании людей отрицательное отношение к смертной казни... Отмена смертной казни дает больше возможностей для пастырской работы с оступившимся и для его собственного покаяния. К тому же... наказание смертью делает непоправимой судебную ошибку”. Вместе с тем, Церковь признает, что “вопрос об отмене или неприменении смертной казни решается обществом с учетом состояния преступности, правоохранительной и судебной систем, а наипаче соображений охраны жизни благонамеренных членов общества”.

В разделе “Вопросы личной, семейной и общественной нравственности” в центре внимания находятся ценности христианской семьи. В § Х.2 на основании Предания, отраженного в канонах, отеческих писаниях и определениях Священноначалия Русской Церкви, разбираются вопросы отношения к гражданскому браку, а также к бракам между православными и представителями иных христианских вероисповеданий, к бракам с нехристианами). Указано, что “в соответствии с древними каноническими предписаниями, Церковь и сегодня не освящает венчанием браки, заключенные между православными и нехристианами, одновременно признавая таковые в качестве законных и не считая пребывающих в них находящимися в блудном сожительстве. Исходя из соображений пастырской икономии, Русская Православная Церковь как в прошлом, так и сегодня находит возможным совершение браков православных христиан с католиками, членами Древних Восточных Церквей и протестантами, исповедующими веру в Триединого Бога, при условии благословения брака в Православной Церкви и воспитания детей в православной вере. Такой же практики на протяжении последних столетий придерживаются в большинстве Православных Церквей”.

В § Х.3 уделено особое внимание вопросу о возможных основаниях к расторжению церковного брака. Список таковых был принят Поместным Собором Российской Православной Церкви в 1918 году и включает кроме прелюбодеяния и вступления одной из сторон в новый брак, “отпадение супруга или супруги от Православия, противоестественные пороки, неспособность к брачному сожитию, наступившую до брака или явившуюся следствием намеренного самокалечения, заболевание проказой или сифилисом, длительное безвестное отсутствие, осуждение к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния, посягательство на жизнь или здоровье супруги либо детей, снохачество, сводничество, извлечение выгод из непотребств супруга, неизлечимую тяжкую душевную болезнь и злонамеренное оставление одного супруга другим”; ныне его предлагается дополнить еще тремя причинами: “заболевание СПИДом, медицински засвидетельствованные хронический алкоголизм или наркомания, совершение женой аборта при несогласии мужа”. Думаю, многим Преосвященным хорошо знакома болезненная проблема участившихся в последнее время просьб о церковном разводе. Поэтому в нашем документе “священники призываются к тому, чтобы в беседе, предшествующей совершению Таинства Брака, подробно разъяснять жениху и невесте идею нерасторжимости брачного союза, подчеркивая, что развод как крайняя мера может иметь место только в случае совершения супругами деяний, которые определены Церковью как поводы для развода. Согласие на расторжение церковного брака не может даваться ради угождения прихоти или для “подтверждения” гражданского развода”. Указаны также возможные условия дозволения второго и третьего брака.

В § Х.4 речь идет об исключительной роли семьи в развитии личности, о семье как школе благочестия, в которой формируется чувство живой преемственности поколений. Выражена озабоченность Церкви разрушением традиционных связей родителей с детьми, которому способствует уклад жизни современного общества. В результате “дети начинают восприниматься как ненужная обуза”; растут отчуждение и антагонизм между поколениями.

Подробно разбирается в § Х.5 вопрос о положении женщины; общий вывод сформулирован следующим образом: “Высоко оценивая общественную роль женщин и приветствуя их политическое, культурное и социальное равноправие с мужчинами, Церковь одновременно противостоит тенденции к умалению роли женщины как супруги и матери. Фундаментальное равенство достоинства полов не упраздняет их естественного различия и не означает тождества их призваний как в семье, так и в обществе”.

В § Х.6 раскрыто отношение Церкви к таким болезням общества, как порнография, проституция и пропаганда порока. “Понимая, что школа, наряду с семьей, должна предоставлять детям и подросткам знания об отношениях полов и о телесной природе человека, Церковь не может поддержать тех программ “полового просвещения”, которые признают нормой добрачные связи, а тем более различные извращения. Совершенно неприемлемо навязывание таких программ учащимся. Школа призвана противостоять пороку, разрушающему целостность личности, воспитывать целомудрие, готовить юношество к созданию крепкой семьи, основанной на верности и чистоте”.

Раздел “Здоровье личности и народа” выражает православное отношение к болезням и здоровью, воспринимаемому Церковью как целостное, гармоническое единство души и тела (§ ХI.1).

В § ХI.2 говорится о важности церковной миссии в сфере здравоохранения; суть этого служения составляют “провозглашение слова Божия и преподание благодати Святого Духа страждущим и тем, кто о них заботится”. Создание больничных храмов, церковных больниц, деятельность православных братств и сестричеств милосердия помогут сделать повсеместным сочетание медицинской помощи с пастырским попечением.

В § ХI.3 обращается внимание на необходимость сотрудничества Церкви с государством и обществом в деле охраны здоровья нации. Изложены обязательные, с точки зрения Церкви, принципы взаимоотношений врача и пациента, которые должны строиться “на уважении целостности, свободного выбора и достоинства личности”. О различных моделях организации медицинской помощи сказано, что для Церкви главное, чтобы эта помощь была “максимально эффективной и доступной всем членам общества, независимо от их материального достатка и социального положения, в том числе при распределении ограниченных медицинских ресурсов”.

Здесь же выражено отношение к занятиям физической культуре и спортом, включая как позитивные, так и негативные стороны последнего: “Телесное здоровье не самодостаточно, поскольку является лишь одной из сторон целокупного человеческого бытия. Однако нельзя не признать, что для поддержания здоровья личности и народа весьма важны профилактические мероприятия, создание реальных условий для занятия физической культурой и спортом. В спорте естественна соревновательность. Однако не могут быть одобрены крайние степени его коммерциализации, возникновение связанного с ним культа гордыни, разрушительные для здоровья допинговые манипуляции, а тем более такие состязания, во время которых происходит намеренное нанесение тяжких увечий”.

В § ХI.4 высказана озабоченность проблемами демографического кризиса, которые постоянно находятся в сфере внимания Церкви. В этой области “необходим постоянный диалог с государственной властью, а также со средствами массовой информации для прояснения позиции Церкви по вопросам демографической политики и охраны здоровья... Государство призывается всеми имеющимися у него средствами поддерживать рождение и достойное воспитание детей”.

Особое внимание обращено в § ХI.5 на психические болезни; в связи с этим указано, что “представляется одинаково неоправданным как сведение всех психических заболеваний к проявлениям одержимости, что влечет за собой необоснованное совершение чина изгнания злых духов, так и попытка лечения любых духовных расстройств исключительно клиническими методами... Психическое заболевание не умаляет достоинства человека. Церковь свидетельствует, что и душевнобольной является носителем образа Божия, оставаясь нашим собратом, нуждающимся в сострадании и помощи. Нравственно недопустимы психотерапевтические подходы, основанные на подавлении личности больного и унижении его достоинства. Оккультные методики воздействия на психику, иногда маскирующиеся под научную психотерапию, категорически неприемлемы для Православия”.

§ ХI.6 посвящен вопросам алкоголизма и наркотической зависимости, распространение которых свидетельствует о духовной опустошенности многих членов общества, об утрате смысла жизни и нравственных ориентиров.

В разделе “Проблемы биоэтики” формулируется официальная позиция Русской Православной Церкви по целому ряду вопросов, которые привлекают в настоящее время все большее внимание общества. По отношению к таким темам, как аборт и гомосексуализм, требовалось лишь ясно засвидетельствовать неизменное учение Церкви, выраженное в ее Предании. Но по многим другим проблемам, которые порождены бурным развитием биомедицинских технологий во второй половине ХХ века, готовых ответов нет. Во времена Вселенских Соборов возникновение подобных вопросов невозможно было вообразить, и задача православного богословия сегодня — заново осмыслить эти совершенно новые вызовы в свете тех представлений о человеческой жизни, о достоинстве человеческой личности, которые укоренены в Божественном Откровении.

В § XII.2 подробно изложено отношение Церкви к столь широко распространенному ныне тяжкому греху, как аборт. “Широкое распространение и оправдание абортов в современном обществе Церковь рассматривает как угрозу будущему человечества и явный признак моральной деградации. Верность библейскому и святоотеческому учению о святости и бесценности человеческой жизни от самых ее истоков несовместима с признанием “свободы выбора” женщины в распоряжении судьбой плода... Церковь... почитает своим долгом выступать в защиту наиболее уязвимых и зависимых человеческих существ, коими являются нерожденные дети”.

Нельзя было обойти стороной и сложные нравственные проблемы, возникающие в случаях, когда развитие беременности угрожает жизни матери. В документе сказано: “Не отвергая женщин, совершивших аборт, Церковь призывает их к покаянию и к преодолению пагубных последствий греха через молитву и несение епитимии с последующим участием в спасительных Таинствах. В случаях, когда существует прямая угроза жизни матери при продолжении беременности, особенно при наличии у нее других детей, в пастырской практике рекомендуется проявлять снисхождение. Женщина, прервавшая беременность в таких обстоятельствах, не отлучается от евхаристического общения с Церковью, но это общение обусловливается исполнением ею личного покаянного молитвенного правила, которое определяется священником, принимающим исповедь”.

Вопрос об употреблении противозачаточных средств рассматривается в § XII.3. При этом проводится различие между контрацептивами абортивного и неабортивного действия и предлагаются некоторые советы духовникам, действия коих должны быть направлены прежде всего на сохранение и укрепление семьи. Указано, что “намеренный отказ от рождения детей из эгоистических побуждений обесценивает брак и является несомненным грехом. Вместе с тем супруги несут ответственность перед Богом за полноценное воспитание детей. Одним из путей реализации ответственного отношения к их рождению является воздержание от половых отношений на определенное время... Решения в этой области супруги должны принимать по обоюдному согласию, прибегая к совету духовника. Последнему же надлежит с пастырской осмотрительностью принимать во внимание конкретные условия жизни супружеской пары, их возраст, здоровье, степень духовной зрелости и многие другие обстоятельства”.

В § XII.4 дается оценка нравственным аспектам применения новых репродуктивных технологий, включая искусственное и экстракорпоральное оплодотворение, донорство половых клеток, суррогатное материнство. Бульшая часть из них (за исключением искусственного оплодотворения с использованием половых клеток мужа) не может быть одобрена Церковью, которая призвана отстаивать достоинство человеческой личности и целостность брачных отношений.

В § XII.5 рассмотрены как положительные, так и отрицательные, опасные для личности и общества стороны развития медико-генетических методов диагностики и лечения, генетической паспортизации, пренатальной диагностики. Основные суждения таковы: “Церковь... приветствует усилия медиков, направленные на врачевание наследственных болезней. Однако, целью генетического вмешательства не должно быть искусственное “усовершенствование” человеческого рода и вторжение в Божий план о человеке... Генетическая идентификация и генетическое тестирование могут осуществляться лишь на основе уважения свободы личности... Пренатальная диагностика может считаться нравственно оправданной, если она нацелена на лечение выявленных недугов на возможно ранних стадиях, а также на подготовку родителей к особому попечению о больном ребенке. Правом на жизнь, любовь и заботу обладает каждый человек, независимо от наличия у него тех или иных заболеваний”.

В § XII.6 дается ответ Церкви на опаснейший замысел клонирования человеческих существ. Эта идея “является несомненным вызовом самой природе человека, заложенному в нем образу Божию, неотъемлемой частью которого являются свобода и уникальность личности”.

В связи с все более широким употреблением трансплантации тканей и органов человека, в § XII.7 представлены важные, с точки зрения Церкви, условия нравственной приемлемости таких операций: добровольное согласие донора, выраженное им при жизни; недопустимость сокращения жизни одного человека ради продления жизни другого. Безусловно неприемлемой признается так называемая фетальная терапия, то есть употребление тканей и органов абортированных человеческих зародышей.

Рассмотрены (§ XII.8) также вопросы современной реаниматологии и помощи умирающим; при этом выражена ясная позиция Церкви о недопустимости так называемой эвтаназии, то есть намеренного умерщвления безнадежно больных, в том числе по их желанию.

В § XII.9 подтверждается неизменное отношение Церкви к греховности гомосексуальных половых связей; высказано убеждение, что “лица, пропагандирующие гомосексуальный образ жизни, не должны допускаться к преподавательской, воспитательной и иной работе среди детей и молодежи, а также занимать начальственное положение в армии и исправительных учреждениях”.

В связи с распространением операций по перемене пола указано, что Церковь не может признать действительной искусственно измененную половую принадлежность. “Если "смена пола" произошла с человеком до Крещения, он может быть допущен к этому Таинству, как и любой грешник, но Церковь крестит его как принадлежащего к тому полу, в котором он рожден. Рукоположение такого человека в священный сан и вступление его в церковный брак недопустимо”.

В разделе “Церковь и проблемы экологии” раскрывается православная точка зрения на современный кризис взаимоотношений человека с природой. Среди его непосредственных причин, как указано в § XII.1, важнейшее место занимает “невиданный и неоправданный рост общественного потребления в высокоразвитых странах, где стремление к изобилию и роскоши стало нормой жизни”.

Основоположная же причина кризиса обозначена в § XII.2: это — “грехопадение человека и его отчуждение от Бога”. Отвратившись от Творца, люди забыли, что ““владычествование” над природой и “обладание” землей (Быт. 1. 28), к которым человек призван, по Божию замыслу не означают вседозволенности”.

Пагубность концепции господства человека над природой все более осознается человечеством, как отмечено в § XII.3. Далее (§ XII.4) указано, что “Православная Церковь по достоинству оценивает труды, направленные на преодоление экологического кризиса, и призывает к активному сотрудничеству в общественных акциях, направленных на защиту творения Божия. Вместе с тем она отмечает, что усилия такого рода будут более плодотворными, если основы, на которых строятся отношения человека с природой, станут носить не сугубо гуманистический, но и христианский характер”.

В § XII.5 выражено убеждение, что “ответы на многие вопросы, поставленные кризисом окружающей среды, содержатся в человеческой душе, а не в сферах экономики, биологии, технологии или политики”. Выход из экологического тупика может быть основан лишь на духовном преображении личности. “По мысли преподобного Максима Исповедника, человек может превратить в рай всю землю только тогда, когда он будет носить рай в себе самом”.

Богословское осмысление путей развития современной цивилизации представлено в разделе “Светские наука, культура, образование”. Как отмечено в § XIV.1, мы должны открыто оспорить ложное представление, будто научная и технологическая деятельность не может быть ограничена какими-либо нравственными или религиозными требованиями. Господство подобных представлений приводит к такому положению, при котором “научно-техническое развитие оказывается во власти человеческих страстей, прежде всего тщеславия, гордости, жажды все большего комфорта, что разрушает духовную гармонию жизни со всеми вытекающими отсюда негативными последствиями. Поэтому ныне для обеспечения нормальной человеческой жизни как никогда необходимо возвращение к утраченной связи научного знания с религиозными духовными и нравственными ценностями”.

Взаимоотношениям Церкви и культуры посвящен § XIV.2. Важно подчеркнуть значение для Церкви культурного творчества. Ведь оно способно быть средством благовестия, и не напрасно отцы Церкви подчеркивали изначальное божественное происхождение культуры. Вместе с тем, Церковь оставляет за собой право на нравственную оценку явлений культуры. “Если творчество способствует нравственному и духовному преображению личности, Церковь благословляет его. Если же культура противопоставляет себя Богу, становится антирелигиозной или античеловечной, превращается в антикультуру, то Церковь противостоит ей”.

§ XIV.3 начинается словами: “Христианская традиция неизменно уважает светское образование. Многие отцы Церкви учились в светских школах и академиях и считали преподаваемые там науки необходимыми для верующего человека”. Но вместе с тем мы должны настаивать на недопустимости навязывания учащимся антирелигиозных и антихристианских идей, утверждения монополии материалистического взгляда на мир, призывать к устранению последствий атеистического контроля над системой государственного образования. “Церковь полагает полезным и необходимым проведение уроков христианского вероучения в светских школах по желанию детей или их родителей, а также в высших учебных заведениях. Священноначалие должно вести с государственной властью диалог, направленный на законодательное и практическое закрепление реализации международно признанного права верующих семей на получение детьми религиозного образования и воспитания. В этих целях Церковь также создает православные общеобразовательные учебные заведения, ожидая их поддержки со стороны государства”.

Большое значение имеет ныне тема “Церковь и светские средства массовой информации”. В § XV.1 выражена озабоченность Церкви недостатком нравственной ответственности, присущим ныне многим журналистам и руководителям СМИ, что выражается в пропаганде пороков и греховной эксплуатации человеческих инстинктов.

Вместе с тем в § XV.2 подчеркивается, что изоляционизм по отношению к СМИ на руку прежде всего врагам Церкви и препятствует осуществлению нашей миссии в обществе, не дает доносить слово Церкви до народа. Ведь мы должны, по слову апостола Петра, быть готовы всякому, требующему у нас отчета в нашем уповании, “дать ответ с кротостью и благоговением” (1 Пет. 3. 15). При контактах с журналистами “необходимо проявлять мудрость, ответственность и осмотрительность, имея в виду позицию конкретного СМИ по отношению к вере и Церкви, нравственную направленность СМИ, состояние взаимоотношений церковного Священноначалия с тем или иным органом информации. Православные миряне могут непосредственно работать в светских СМИ, и в своей деятельности они призваны быть проповедниками христианских нравственных идеалов. Журналисты, публикующие материалы, ведущие к растлению человеческих душ, должны подвергаться каноническим прещениям в случае их принадлежности к Православной Церкви”.

В § XV.3 изложен предлагаемый порядок действий представителей Церкви при конфликтах со СМИ – например, в случаях кощунства, систематического сознательного искажения информации о церковной жизни, заведомой клеветы на Церковь и ее служителей. “Высшая церковная власть (по отношению к центральным СМИ) или епархиальный Преосвященный (по отношению к региональным и местным СМИ) могут, по соответствующем предупреждении и после как минимум одной попытки вступить в переговоры, прекратить взаимоотношения с соответствующим СМИ или журналистом; обратиться к органам государственной власти для разрешения конфликта; предать каноническим прещениям виновных в греховных деяниях, если они являются православными христианами. Вышеперечисленные действия должны быть документально зафиксированы, о них следует извещать паству и общество в целом”.

Раздел “Международные отношения. Проблемы глобализации и секуляризма” затрагивает целый комплекс важнейших мировых проблем. Прежде всего, здесь отмечается (§ XVI.1), что христианская этика распространяется не только на сферу личной жизни человека. “Христианский идеал поведения народа и правительства в сфере международных отношений заключается в “золотом правиле”: “Во всем, как хотите, чтобы с вами поступали люди, так поступайте и вы с ними” (Мф. 7. 12)”.

Дана оценка принципам суверенитета и территориальной целостности. Они “рассматриваются Церковью как базовые для защиты народом его законных интересов и являющиеся краеугольным камнем межгосударственных договоров, а значит, всего международного права. В то же время для христианского сознания очевидно, что любые человеческие установления, в том числе суверенная власть государства, относительны пред лицом Божия всемогущества... Помня о том, что единство есть благо, а разобщенность – зло, Церковь приветствует тенденции к объединению стран и народов, особенно имеющих историческую и культурную общность, при условии, что эти объединения не направлены против третьей стороны. Церковь скорбит, когда в связи с разделением полиэтнических государств разрушается историческая общность людей, попираются их права и в жизнь многих приходят страдания. Разделение многонациональных государств может считаться оправданным лишь в том случае, если один из народов находится в явно угнетенном положении или если воля большинства жителей страны определенно не направлена на сохранение единства”.

В последующих параграфах (§ XVI.2-3) всесторонне рассматривается процесс экономической, политической и информационно-культурной глобализации. Необходимо формулирование общецерковной позиции по данному вопросу. На ее основе будет строиться взаимодействие Церкви с международными организациями (ООН, Советом Европы и другими).

С одной стороны, следует признать, что речь идет о неизбежном процессе, связанном с развитием рынка, информационных технологий, средств коммуникации. С другой стороны, Церковь призвана отстаивать в этой новой ситуации принципы честного, справедливого, взаимоуважительного и равноправного сотрудничества. Недопустимо, чтобы через глобализацию ограниченное число людей концентрировало в своих руках мировую власть и богатство. Недопустимо также, чтобы народы, к которым принадлежит почти три четверти населения земли, оказывались выброшенными на обочину мировой цивилизации.

Как отмечено в § XVI.2, “все это побуждает Православную Церковь подходить к процессу правовой и политической интернационализации с критической осторожностью, призывая власть имущих как на национальном, так и на международном уровне к сугубой ответственности. Любые решения, связанные с заключением судьбоносных международных договоров, а также с определением позиции стран в рамках деятельности международных организаций, должны приниматься лишь в согласии с волей народа, основанной на полной и объективной информации о сути и последствиях планируемых решений. При проведении политики, связанной с принятием обязывающих международных соглашений и действиями международных организаций, правительства должны отстаивать духовную, культурную и иную самобытность стран и народов, законные интересы государств. В рамках самих международных организаций необходимо обеспечить равенство суверенных государств в доступе к механизмам принятия решений и в праве решающего голоса, в том числе при определении базовых международных стандартов. Конфликтные ситуации и споры надлежит разрешать только при участии и согласии всех сторон, жизненные интересы которых затрагиваются в каждом конкретном случае. Принятие обязывающих решений без согласия государства, на которое эти решения оказывают прямое влияние, представляется возможным лишь в случае агрессии или массового человекоубийства внутри страны”.

В § XVI.3 следует особо выделить протест Церкви против “духовной и культурной экспансии, чреватой тотальной унификацией”. Мы выступаем за такое мироустройство, “которое строилось бы на началах справедливости и равенства людей перед Богом, исключало бы подавление их воли национальными или глобальными центрами политического, экономического и информационного влияния”.

Возможно, кому-то покажется, что секуляризация, глобализация, международная экономика и политика — это не наше дело, что Церковь не должна вмешиваться в подобные процессы, чтобы сохранить свою “неотмирность”. Однако ведь именно Церковь в ответе за судьбу всего человечества, именно ее голос должен звучать как пророческий голос правды Божией, иначе она окажется неверной своему призванию.

Принципиальное значение имеют оценки, высказанные в последнем параграфе документа (§ XVI.4), поэтому считаю нужным прочитировать его почти полностью: “Современная международно-правовая система основывается на приоритете интересов земной жизни человека и человеческих сообществ перед религиозными ценностями (особенно в случаях, когда первые и вторые вступают в конфликт). Такой же приоритет закреплен в национальном законодательстве многих стран... Многие влиятельные общественные механизмы используют этот принцип в открытом противостоянии вере и Церкви, нацеленном на их вытеснение из общественной жизни. Эти явления создают общую картину секуляризации жизни государства и общества.

Уважая мировоззренческий выбор нерелигиозных людей и их право влиять на общественные процессы, Церковь в то же время не может положительно воспринимать такое устроение миропорядка, при котором в центр всего ставится помраченная грехом человеческая личность. Именно поэтому, неизменно сохраняя открытой возможность сотрудничества с людьми нерелигиозных убеждений, Церковь стремится к утверждению христианских ценностей в процессе принятия важнейших общественных решений как на национальном, так и на международном уровне. Она добивается признания легитимности религиозного мировоззрения как основания для общественно значимых деяний (в том числе государственных) и как существенного фактора, которые должны влиять на формирование (изменение) международного права и на деятельность международных организаций”.

Эти слова я хотел бы преемственно сопоставить с документом другого исторического Собора нашей Церкви, который заседал в 1917-1918 годах под председательством святителя Тихона. В принятом тогда постановлении “Об отношении Церкви к государству” было сказано: “Церковь Христова... есть новая закваска, претворяющая все естество человеческой жизни, и не существует в ней стихии, совершенно недоступной для этой закваски... Ни в каком смысле не может быть отделена от жизни или рассматриваться, как частное дело личности, сия победа, победившая мир, вера наша”.

От того, сумеем ли мы воплотить видение жизни, которое рождается из веры, в делах, значимых для общества, в убедительных ответах на проблемы современности, во многом зависит будущее Церкви.

С этими мыслями, богомудрые архипастыри, представляю на ваш суд подготовленные Синодальной рабочей группой Основы социальной концепции Русской Православной Церкви.