ПРАВОСЛАВНЫЕ НОВОСТИ РЕГИОНА

Пандемия и новая сакральность

12 май 2020

Тема коронавирусной эпидемии активно формирует общественно-политическую повестку. Церковное сообщество также оказалось вовлечено в политическое отыгрывание коронавирусной темы, которая приобретает в церковной среде наряду с политическим и богословский, а нередко и прямо эсхатологический подтекст. Вопреки усилиям священноначалия, направленным на формирование у паствы ответственного восприятия происходящего, наблюдаются попытки создать богословскую концептуализацию событий, связанных с COVID-19, которая подтолкнула бы Церковь в трудный момент к принятию необратимых решений, направленных на ее секулярную реформацию. Такая концептуализация требует особой информационной повестки, которая обозначается тезисом "пандемия как задание от Бога" (блогер Виктор Судариков).

Речь идет о якобы уникальном характере пандемиальной ситуации, которая является прямым обращением Бога к верующим, дабы "обличить и вразумить Своих, то есть Церковь" (игумен Петр Мещеринов). Используется толкование этой ситуации в духе "Божьей кары" и "Божьего послания", смысл какового послания аксиоматичен, абсолютно ясен, касается всех членов Церкви без исключения и должен привести к кардинальному повороту в осмыслении самой Церковью собственного положения и собственной миссии, а в конечном счете к ее радикальному реформированию на секулярных основаниях.

В пределе - это призыв к продолжению церковной "перманентной революции" начатой еще весной-летом 1917 года реформаторски настроенным духовенством при прямой поддержке Временного правительства. Собственно реформаторским духом был пронизан весь Поместный Собор 1917-18 гг., инициированный также Временным правительством.

Некая кардинальная политическая перемена (например, отречение государя) принимается под давлением самоназначенной группы "прогрессивной общественности" без обсуждения - как магистральный принцип, направленный на богословскую переоценку существующих религиозных ценностей. Обсуждению подлежит что угодно - будущие ценности или будущий язык Церкви, но не сам факт "переоценки ценностей". Этот факт обязателен для исполнения. Этот факт - сам по себе есть "высшая ценность", которая не обсуждается: ведь что не обсуждаемо, то сакрально.

Это направление мысли хорошо известно в западном модернистском богословии. Некое особое событие вселенского значения (например, теракт 11 сентября) используется как повод для смены богословского дискурса. В отношении предыдущего богословского опыта используется выражение "сброс на ноль" и таким образом исходное условие превращается в императив.

Эпидемия - это особый случай, но таких особых случаев в принципе может быть сколько угодно - богословие после Освенцима, после "Шарли Эбдо", после майдана, после землетрясения-наводнения-пожара-торнадо - всегда после чего-нибудь. Каждый раз постмодернистское богословие выдвигает новое "сакральное" событие, чтобы от него оттолкнуться и задать критерии некой новой сакральности. Далее "новая сакральность" успешно используется в политических и экономических целях, но это в условиях уже победившей реформации, у нас же в России церковная реформация пока является домашним заданием, поставленной целью, на которую в первую очередь и направлены усилия.

"Богословие после" имеет предельно обширный набор тематизаций. Сегодня выдвигается идея "богословия после эпидемии". Логика этого взгляда состоит в том, что Церковь после пандемии, после закрытых храмов и служб без паствы - уже не может быть прежней. С людьми Церкви произошло нечто такое, от чего они необратимо изменились.

Эта позиция наглядно присутствует в высказываниях мирян и священников, присутствующих в блогофере. В качестве примера мы выбрали статьи священника Павла Великанова ("Коронавирус и Церковь: промежуточные итоги"; "Пасха 2020, или Кто в Доме Хозяин?") и проповедь на Вербное воскресение священника Никиты Бадмаева. Первый - москвич, второй - петербуржанин. Оба принадлежат к интеллектуальному слою "лидеров мнения", слою активных сорокалетних протоиереев, в руки которых постепенно переходят идеологические и властные рычаги управления.

Общий смысл их высказываний: не сам вирус, но Бог с помощью вируса выгнал из храмов прихожан, поскольку прогневался; Его не устраивает наше маловерие и наше неверное понимание назначения Церкви: "Значит, неугодны Ему наши службы, не нужны Ему такие молитвы, не хочет Он видеть нас в золочёных и великолепных храмах..." (Бадмаев).

Иными словами, вирус - это Божье наказание и великий знак свыше. По мнению Павла Великанова, данная ситуация объясняется тем, что Бог готовится к какой-то великой "битве": "Ты столь решительно сбрасываешь со Своего Тела старую застывшую оболочку - с которой мы так свыклись и сроднились... Ты разминаешься перед какой-то очень важной, очень значимой для Тебя - неужели... битвой? Возможно, той самой - Последней Битвой?..."

Если протоиерей выступает как медиум, толкующий знамения, значит, нам навязывается вера в тайное знание, а не в Слово Божие, и это чистый гностицизм. Но дело еще и в том, что утверждение о "битве" выглядит едва ли не как пророчество скорого Армагеддона и конца света. Господь якобы решил отбросить "застывшую" Церковь, а взамен принять и возвысить другую, живую, обновленную, реформированную Церковь.

Нас подталкивают к мысли о неизбежности церковной реформации и о скором появлении грядущего реформатора - ведь Бог уже "разминается" и вот-вот отшелушит застывшую церковную скорлупу со своего Тела.

Некоторое время назад протоиерей Алексей Уминский демонстрировал в своих высказываниях похожую логику, утверждая, что в трагедиях ХХ века "виновата Церковь", потому что не смогла их предотвратить, а, следовательно, место и роль Церкви в современном обществе должны быть как-то заново определены. Хотя, заметим, что все революции, репрессии и мировые войны вдохновлялись исключительно секулярными идеологиями.

Мысль о том, что Бог через эпидемии являет нам Свою волю, которую мы должны постичь и принять за руководство к действию, может произвести впечатление лишь на мятущегося и напуганного человека. Настаивание на своей способности лично читать послания Бога, адресованные всей Церкви, неизбежно ведет к эзотерике и гностицизму, что и приходится констатировать.

Результаты этой богословской методики обычно неутешительны. Бадмаев в финале своей проповеди заявляет буквально следующее: "И как будто Бога нет... Он опять умер, теперь от коронавируса...". Это перифраз Фридриха Ницше, главного богоборца XIX века. Ради красного словца не пожалеешь и отца... на этот раз Отца Небесного. Так инерция постмодернистского игрового сознания, оттолкнувшись от спектакля на тему "конца времён" и Армагеддона, доводит до прямого, хотя, вероятно, и невольного кощунства.

Выдавая эпидемию COVID-19 за веху в истории Церкви, аудиторию подводят к некоему "откровению", напоминающему пророчества Феклуши из "Грозы" Александра Островского: "Последние времена, матушка Марфа Игнатьевна, последние, по всем приметам последние!"

Можно отнести это явление к псевдостарчеству, а можно охарактеризовать резче - как лжепророчество. Христос предупреждал: "Берегитесь лжепророков".

Вариант вирусного "богословия после" имеет два разных смысловых уровня. Они создают универсальное и "неопровержимое" объяснение того, почему Церковь должна реформироваться. Потому что таково задание Бога, которое мы поняли безошибочно в минуту смертельной опасности и отверженности, когда паства не может войти в Его храмы. Он не пускает нас туда, и этот гнев Божий замаскирован под вирус.

Если мы позволим настроить нас на этот апокалиптический тон, то далее легко примем уже любые "спасительные" пророчества, выводы, суждения, ведь главное - чтобы не стало хуже.

Великанов пишет об этом практически открыто: "А у нашего Бога, оказывается, отменное чувство юмора!... Он ведь просто чуть-чуть приблизил реальность смерти к каждому дому. Чуть-чуть снизил градус праздничного пафоса".

В нормальном состоянии христианин не может ни помыслить, ни воспринять подобное суждение, ибо какой же юмор в том, что люди умирают, задыхаясь как в газовой камере? Эта легковесная постмодернистская игра слов и смыслов, по сути, ничем не отличается от гнетущей ненависти Андрея Кураева, которую тот сформулировал в своём "некрологе" по кончине протоиерея Александра Агейкина. Абсурдный взгляд для здравого ума, который находится в ладу с сердцем.

Любое "богословие после" эксплуатирует чувство страха. Чувство страха иррационально и заставляет даже рассудительного человека верить в то, во что тот раньше не верил. Но "богословие после пандемии" пошло дальше и к страху присоединяет чувство вины, коллективной вины перед Богом. Играет на соединении чувства страха и чувства вины, комбинирует их. Так в лабораториях комбинируют генетический материал вирусов, соединяя разные компоненты.

Нам предлагается путь от новозаветного к ветхозаветному состоянию. В Ветхом Завете присутствует принцип коллективной ответственности народа до седьмого колена. Христос этот принцип отменил. Навязывать евангельскому сознанию принцип коллективной ответственности означает в сущности декатехизацию и обратный путь к Ветхому Завету.

Реформация - дело всеобщее, касается абсолютно всех и надо как-то объяснить членам Церкви, почему они все вместе должны согласиться быть реформируемыми. Лучше всего для этого подходит тезис: все виноваты, значит, все должны покаяться, измениться и идти в реформацию как в революцию. Впрочем, слово "как" избыточно: реформация и есть революция в Церкви. Это, по мысли реформаторов, единственное условие спасения. Такова революционная сотериология.

Никита Бадмаев: "И самое время сейчас ... подумать - за что наш Господь изгоняет нас из наших Его храмов?". Ответ: Церковь "обветшала" и трескается, рассыпается наподобие статуэтки, образ которой предлагает нам Павел Великанов. Или так: "вирус внезапно оказался той иголкой, которой Господь ткнул в наше разнесённое от гордости брюхо, и оно - раз! и сдулось" (Петр Мещеринов).

Нам внушают, что нынешняя Церковь - уже ненастоящая, мертвая, непригодная, в сущности, предлагая Церкви отменить саму себя. Парадокс этого "откровения" заключается в том, что его предпосылка - эзотерическая, а вывод из нее следует секуляристский: давайте реформируем Церковь. Факт закрытия храмов используется как предлог для продвижения политической повестки.

Мы понимаем, что читателя интересуют конкретные предложения - что именно хотят изменить в Церкви. Список этих новаций давно сформирован и хорошо всем известен. Повторим здесь основные его положения:

- Отмена института патриаршества и возвращение к синодальной системе управления;

- Переход от епископальной системы, идущей от понятия апостольской преемственности, к церковному парламентаризму: выборность епископата и духовенства, трехгодичная ротация членов Синода и других церковных учреждений;

- Переустройство Церкви в конфедерацию свободных и независимых друг от друга приходов (протестантский принцип горизонтального устройства вместо иерархического вертикального);

- Легализация прямого участия духовенства в политической борьбе, включая уличную;

- Создание профсоюза духовенства для консолидированного противостояния епископату;

- Создание мирянского движения, неподконтрольного епископату и духовенству (формирование социальной базы как рычага воздействия на Церковь);

- Реформирование монашеских уставов (выборность игуменов, духовников) для ослабления влияния монастырей на народную религиозную жизнь;

- Богословская реформа в русле "парижской школы". Например: дальнейшее развитие идеи всеобщего священства, что открывает дорогу мирянам к управленческим рычагам; совершение Евхаристии мирянским чином, рукоположение священников не епископом, а другими священниками и многое другое;

- Кардинальная реформа церковного искусства. Смена "устаревшей" формы, которая необходима для изменения содержания: русификация богослужения, создание новой иконы, архитектуры, облачений, музыки и проч. Передача права идеологического "заказа" и богословской интерпретации церковного искусства от епископа к "профессионалу" - художнику, музыканту, архитектору;

- Передача контроля за финансовыми потоками белому духовенству (вариант - мирянам);

- Запрет русскому государству оказывать материальную, политическую и экспертную поддержку русской Церкви (противопоставление Церкви и государства с целью ослабления обоих исторических институтов).

Перечень запланированных изменений, как мы видим, внушительный. Сравним: в конце 1980-х годов было предложено нечто подобное в светской жизни - начать историю России с нуля, не с дореволюционных традиций, а именно с нуля, взять новый исторический старт. Это привело к краху страны. Сейчас нам точно так же предлагают упразднить тысячелетний опыт русской церковной жизни и начать жизнь Церкви "с нуля".

Разговор верующего с Богом опосредован Писанием и святоотеческим наследием, мы находимся в рамках их незавершенного, исторически длящегося толкования. Без учета совокупного опыта Церкви, опыта наших единоверцев этот процесс неполноценен. Он не может происходить в форме эзотерических откровений и массового покаяния.

Периодизация Церковной истории связана с соборами (это в первую очередь), гонениями, преодолениями расколов и ересей, но никак не с эпидемиями. На самом деле эпидемия - не кара и не знамение, но испытание. Причем Бог нас испытывает постоянно, а не только сейчас, и хотя были в прошлом и войны, и революции, и другие эпидемии - "последние времена" не наступили и знать эти даты нам не дано.

Эпидемия требует бережного отношения к ближнему, но в ней нет ничего, что требовало бы от Церкви структурных изменений. Не существует "богословия до" и "богословия после", богословие следует своим путем, согласно промыслу Божьему. Мы не можем угадать, чего Бог хочет от нас именно сейчас, зато мы хорошо знаем, чего Он хочет всегда. И эпидемия на это никак не влияет.

Александр ЩИПКОВ, заместитель главы Всемирного русского народного собора, профессор философского факультета МГУ им. М.В. Ломоносова

Информационно-аналитическая служба храма святого князя Александра Невского