Продолжение. Начало в №9 (102) сентябрь 2012г.
Итак, первородный грех – это тот грех, в котором никто из нас не виновен, – кроме Адама и Евы, конечно, но это не очень утешительно. Если мы скажем человеку, который родился, предположим, горбатым или слепым, что он в том не виновен, это его не очень обрадует, он все-таки предпочел бы быть здоровым и зрячим. Так вот и с нами – когда ум говорит: нужно поступить вот так, а сердце влечет к совершенно противоположному, а тело вообще не хочет считаться ни с умом, ни с сердцем, то от этого радости никакой нет, от этого человек весь раздроблен. И отсюда начинается хаос всей его жизни, и личной, и семейной, и общественной, и государственной, и т.д. Вот что такое первородный грех, повреждение природы. Это очень важно иметь в виду.
Преподобный Максим Исповедник пишет: «Два греха возникли в праотце нашем, вследствие преступления божественной заповеди, один – достойный порицания личный грех, а второй – имевший своей причиной первый, не могущий вызвать порицания. Первый – личный от произволения, а второй – от естества, от природы, вслед за произволением невольно отказавшейся от бессмертия». Афанасий Великий так и говорит, что «грехом личным человек произвел совращение естества», то есть повреждение его – вот что такое первородный грех. Заболели мы искажением свойств, смертью, как отцы называют, тлением, отныне нет бессмертия, каждый человек рождается смертным.
А отсюда понятно, чем отличается христианское понимание спасения от нехристианского. Христианство призывает человека к той ценности, которая является вечной и неотъемлемой от него. А если человеку дать подержать, к примеру, кусок золота или бриллиантов мешок, и взять обратно – подержал и хватит, то все, что мы имеем, – это мыльный пузырь, который мы изо всей силы, пока живем, раздуваем, стремясь приобрести одно, другое, третье, и который во мгновение ока лопается от прикосновения смерти. В том и есть безумие язычества вне христианского сознания. После этого может кто-либо отрицать, что наш ум поврежден? Христианство и пытается отвлечь от этого миража, так называемого блага земного, пытается показать, что благо земное может явиться ступенькой к приобретению блага вечного при правильном к нему отношении. Вот какой вывод делает один из наших богословов, священник А.М. Кремлевский (можете посмотреть в «Православной богословской энциклопедии» статью «Грех»). Он пишет: «Ясно, что грех Адамов не отождествляется Церковью с первородным грехом, а считается лишь причиной последнего». Итак, есть личный грех Адама и есть его следствие – первородный грех».
Мы подошли к очень важному вопросу, не разрешив который, мы опять не сможем правильно понять Жертвы Христовой. Речь идет вот о чем. Совершение Жертвы произошло благодаря воплощению, то есть Боговоплощению. Само Божество бесстрастно по природе. И восприятие Богом человеческой природы произошло для того, чтобы через нее и в ней можно было принести и совершить то, что явилось бы источником исцеления, то есть спасения человечества. Только в человеческой природе, только в ней и через нее могла совершиться Жертва.
Встает вопрос: какую же природу воспринял Бог – поврежденную, которая возникла вследствие грехопадения человечества, или неповрежденную, то есть первозданную, природу. В зависимости от ответа на этот вопрос радикальным образом меняется понимание Жертвы Христовой. Если Бог Слово воспринял неповрежденную природу, то следует вопрос: в чем же тогда заключалась Жертва Христова? Если природа свята, чиста и непорочна абсолютно и не повреждена, что же тогда совершилось, что сделано? Что же тогда исцелять?
Католическое богословие сделало выбор в пользу неповрежденной природы. Пошло по пути, который, кстати, был осужден Церковью, давным-давно, еще во время монофизических споров. Монофизиты именно этот подход утверждали. Например, папа Гонорий I, который был осужден Церковью, и Восточной, и Западной, на Шестом Вселенском Соборе (7-й век), заявлял: «Мы исповедуем в Господе Иисусе Христе и одну волю, ибо ясно, что наше естество принято Божеством не греховное, не то, которое повреждено после падения, а естество, созданное прежде грехопадения» (Деян. Вселенских Соборов). Это слова отлученного от Церкви папы Гонория – монофелита. А вот слова ересиарха афтартодокетов епископа Галикарнасского Юлиана. Он пишет: «При
| «Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием» |
воплощении Христос принял душу и тело в том виде, в каком они были у Адама до грехопадения». Понимая, что отсюда возникает вопрос: если до грехопадения, то, следовательно, Он же не мог умереть, Ему не нужно было ни есть, ни пить, и Он не мог страдать. Поэтому Юлиан сразу отвечает на этот вопрос: если Христос уставал, алкал, плакал и т.д. то делал это только потому, что так хотел, а не по необходимости. Захотел – и заплакал, захотел – и устал. Или вспомним смоковницу: это что, Он специально так захотел есть, что даже смоковницу эту проклял? Это что же, игра? А Юлиана это нисколько не смущало.
А вопрос-то в высшей степени серьезный. Действительно если он принял эту природу неповрежденной, что же Он тогда вообще сделал-то? Отвечают: грех прародителей вызвал законный гнев Божий, и этот гнев Божий распространяется на всех потомков Адама. Можно начать шуметь и говорить что это несправедливо и т.д. Не сметь. Это так – и всё. Виновность лежит на всех потомках Адама. Отсюда следует, что Бог Слово воспринимает неповрежденную, непорочную природу, чтобы по желанию Своему страдать, а не потому, что природа эта была сама смертной и могла страдать. Просто Он захотел – и страдает. А, пострадав в этом, Он мог принести удовлетворение правосудию Божию. Вот, оказывается, что совершено. В этом суть Жертвы Христовой, согласно католическому богословию.
Эта точка зрения вызывает неприятие полное, вызывает недоумение и недоверие. Мы уже не говорим о том, что правосудие Божие становится некоей четвертой ипостасью, вместо Святой Троицы. Замечательно ответил на этот вопрос Григорий Богослов: «А если цена Искупления дается не иному кому, как содержащему во власти, спрашиваю: кому и по какой причине принесена такая цена? Если лукавому, то как сие оскорбительно! Разбойник получает цену искупления, получает не только от Бога, но с Самого Бога, за свое мучительство, берет такую безмерную плату, что за нее справедливо было пощадить и нас! А если Отцу, то, во-первых, каким образом? Не у Него мы были в плену. А, во-вторых, по какой причине Кровь Единородного приятна Отцу, Который не принял и Исаака, приносимого отцом, но заменил жертвоприношение, вместо словесной жертвы дав овна? Или из сего видно, что приемлет Отец не потому, что требовал или имел нужду, но по домостроительству и потому, что человеку нужно было освятиться человечеством Бога, чтобы Он Сам избавил нас, преодолев мучителя силой, и возвел нас к Себе чрез Сына посредствующего и все устрояющего, в честь Отца, Которому оказывается Он во всем покорствующим? Таковы дела Христовы, а большее да почтено будет молчанием».
