|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№9 (114) сентябрь |
|
|
Святые как знак исполнения Божия обетования человеку
(Продолжение. Начало в № 4 (109) апрель 2013 г.)
По существу подлинное возрождение начинается в жизни христианина лишь тогда, когда он в борьбе с грехом увидит всю глубину поврежденности своей природы, принципиальную ее неспособность в чисто природном порядке, без Бога, совершить полноценное добро и достичь искомого блага. Самопознание открывает человеку Того, Кто хочет и может спасти его из состояния погибели, оно заставляет обратиться к Нему. Психологически в Спасителе ощущает нужду только погибающий и осознающий свою гибель. Поэтому и во Христе чувствует безусловную необходимость лишь тот, кто опытно увидел свое подлинное бессилие, смирился и от всей души воззвал: «Господи! спаси меня!» (Мф 14:30). Именно этим духовно-психологическим моментом и можно объяснить столь исключительное значение, придаваемое смирению всеми святыми.
Преподобный Макарий Египетский говорит: «Смиренный никогда не падает: да и куда ему пасть, когда ниже всех? Великая высота есть смирение. И почесть, и достоинство есть смиренномудрие». Святой Иоанн Златоуст называет смирение главной из добродетелей, а преподобный Варсонофий Великий учит, что «смирение имеет первенство среди добродетелей». То же самое утверждает и преподобный Симеон Новый Богослов: «Поистине одна только есть печать Христова — осияние Духа Святого, хотя много есть видов воздействий Его, много знамений Его. Первейшее сего другого и необходимейшее есть смирение, так как оно есть начало и основание».
Смирение во всей его силе и значимости является, фактически, свойством новым, неизвестным первозданному Адаму, и оно единственное твердое основание непадательного состояния человека в жизни и земной и вечной. «Во всем будем соблюдать меру и в основание совершаемых нами дел полагать смирение, чтобы безопасно созидать нам здание добродетели. То и добродетель, когда она соединена бывает со смирением. Положивший в основание своей добродетели смирение может безопасно воздвигать здание до какой ему угодно высоты. Оно (смирение) есть величайшее ограждение, стена несокрушимая, крепость непреодолимая. Оно поддерживает все здание, не позволяя ему пасть ни от порыва ветра, ни от напора волн, ни от силы бурь, но ставит его выше всех нападений, делает как бы построенным из адаманта и неразрушимым и на нас низводит щедрые дары от человеколюбивого Бога», — говорит Святой Иоанн Златоуст.
Эту добродетель с особой глубиной и силой явили святые, и ею они показали, где находится незыблемый фундамент реального исполнения Божия обетования любому человеку, искренне ищущему спасения.
Но если вся лествица добродетелей строится на смирении, то увенчается она той из них, которая больше всех (1 Кор 13:13) и которая именует Самого Бога (1 Ин 4:6) — Любовью. Все прочие свойства нового человека (например, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера — Гал 5:22 и др.) являются лишь как бы элементами, входящими в любовь, но ни в коей мере не исчерпывающими ее. Она есть идеальная вершина всех устремлений человека и его совершенное благо. К ней призывает Бог человека, она ему обетована во Христе. Святые более всего ею прославились, ею побеждали мир, ею в преимущественной степени они показали незримое величие, красоту и благость Божественных обетований человеку.
Но есть и принципиальной важности вопрос, связанный с этим высшим духовным свойством христианина.
Возможны два значительно совпадающих внешне, но по существу взаимоисключающих состояния христианина, которые оба именуются в аскетической литературе разных направлений христианской любовью. Одно из них — «душевное» (Иуд 19; 1 Кор 2:14) чувство. Оно возникает в результате неправильного аскетического подвига христианина, ставящего целью возбуждение и развитие в себе чувства любви к Христу. Достигается эта любовь, главным образом, путем непрерывной концентрации внимания на страданиях Христа (особенно крестных) и Богоматери, представлением себе различных эпизодов из Их жизни и мысленным участием в них, мечтанием и воображением Их любви к себе, прямыми беседами с Ними. Такая самовнушенная любовь носит, естественно, чисто эмоциональный (а не духовный) характер, нередко связанный с патологическими изменениями психики и нервной экзальтацией, доходящей до истерии, обмороков, длительных галлюцинаций, возникновения кровоточащих ран (стигм) и одновременно любовных переживаний, часто откровенно сексуальных ощущений. Яркими примерами подобных явлений могут служить многие известнейшие католические святые: блаженная Анжела, Катарина Сиенская, Тереза Авильская и др. А Франциск Ассизский, живший в XIII веке, стал первым в истории христианства носителем стигм.
Искусственно вызываемые экзальтации часто достигают большой силы и принимаются духовно неопытными за проявление подлинной христианской любви. На самом же деле это «есть не что иное, как одна обманчивая, принужденная игра чувств, безотчетливое создание мечтательности и самомнения» (Епископ Игнатий, т. 2, с. 57).
В православной аскетике это состояние расценивается как прелесть, то есть как глубочайший самообман. Причина такой оценки этого чувства состоит в том, что истинная любовь, духовная (1 Кор 14:), согласно Священному Писанию, есть дар Духа Святого, а не результат нервно-психического напряжения падшего естества. Апостол Павел
Эта духовная любовь есть «совокупность совершенства» | пишет: «Любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:5). Эта духовная любовь есть «совокупность совершенства» (Кол 3:14), высшая добродетель. Она есть, по выражению преподобного Исаака Сирина, «обитель духовного и водворяется в чистоте души», которая дает уму возможность созерцания духовного мира. «И сие созерцание, — пишет он, — бывает пищею ума, пока не придет он в состояние принять созерцание высшее первого созерцания, потому что одно созерцание передает человека другому созерцанию, пока ум не будет введен в область совершенной любви».
Достижение этой любви невозможно без предварительного приобретения других добродетелей, особенно смирения, являющегося основанием всей лествицы добродетелей. «Если высшая из добродетелей, любовь, — пишет русский святой епископ Тихон Воронежский, — по слову апостола, долготерпит, не завидует, не превозносится, не раздражается, николиже отпадает, то это потому, что ее поддерживает и ей споспешествует смирение». Поэтому у христианина «ветхого», несовершенного, не имеющего достаточного опытного смирения, любовь изменчива, непостоянна, часто смешана с тщеславием, эгоизмом, сластолюбием и т.д. Ибо стремящийся пребывать в любви, но не познавший прежде всей глубины поврежденности своей природы, своего духовного бессилия подобен в лучшем случае первому Адаму, легко и быстро возмечтавшему стать как Бог и отпавшему от Бога. Без победы над всеми страстями не может быть у христианина совершенной любви (1 Пет 4:8) и милосердия, являющихся следствием понуждения себя к исполнению заповедей Евангелия. Это понуждение и эти дела необходимы в приобретении духовной любви, однако они еще не есть окончательный знак того, что христианин стяжал ее. Ибо, по слову Господа, Его любит тот, кто соблюдает заповеди Его (Ин 14:21). Но совершенного исполнения заповедей достигают лишь духовно совершенные. Поэтому там, где нет видения своей греховности, нет покаяния, нет, следовательно, смирения и порождаемого им бесстрастия, там лишь «душевность» и мечтательность, но не христианская духовность, не истинная любовь.
А.И. Осипов
|