 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№1 (130) январь |
|
|
«Солнечный удар» как зеркало русской Катастрофы
(Окончание. Начало в №12 (129) декабрь 2014 года)
Осенью текущего года на экраны российских кинотеатров вышел новый фильм режиссера Никиты Михалкова «Солнечный удар». О чем этот фильм и какое сообщение он несет зрителю, хочется поразмышлять вместе с читателем в этой статье.
 В течение всей кинокартины мы видим, как духовно опасная суть, куда более глубокая, чем все чувственные переживания героев фильма, непрестанно ускользает от них, они словно пребывают в каком-то постоянном мареве страстей и затягивающем их душу и сознание вязком дурмане греха. И здесь вина за самоуничтожение Российской Империи ложится не на одну только элиту русского общества, но и на сам народ.
«Апокалипсис мелкого греха»
Весь фильм Михалкова наполнен целым рядом гротескных картинок страстей и господства греха. Не только главные, но и второстепенные персонажи лгут, воруют, скупердяйничают… всё по мелочи, всё как-то почти невинно. Однако сумма мелочей — вроде суммы трещин на мраморе: была несокрушимая плита, и вот она превратилась в жалкие обломки. Из тысяч маленьких грехов соткался один громадных грех — отход нации от веры, от Бога. Общепринятое легкое и приятное потакание собственным слабостям уничтожило нравственное здоровье русского общества, совершился, по слову замечательного зарубежного богослова владыки Иоанна (Шаховского), тот самый «Апокалипсис мелкого греха». Вот мы видим, что тут хозяйка гостиницы, казалось бы, благочестивая внешне, крадет платок главной героини и демонстративно, без лишнего стыда сразу же им повязывается на улице; вот поручика обманывает фотограф, а пришедший до него в студию почтовый чиновник обманывает свою возлюбленную фотографией, демонстрирующей его фальшивое мужское достоинство в бутафорском костюме мушкетера; вот пассажирка парохода, почтенная дама-дворянка и мать двух детей, открыто изменяет мужу; батюшка в церкви выпрашивает у поручика десять рублей вместо одного за освящение крестика, ссылаясь на то, что тот богатый гвардеец из Москвы; официант в ресторане нагло забирает у Егория сдачу с обеда; послушник на колокольне вместо благовеста на службу беззаботно ест ягоды из корзины и предается своим мечтам. Да и сам роман поручика и незнакомки ничем иным, кроме как блудом, не является.
Картинка России, живописуемая Михалковым, многослойна. С одной стороны, мы видим великолепие канувшей в историю Империи, ее яркость, богатство, внешнюю красоту людей, городов, блеск гвардейских погон, благолепие храмов — с другой стороны, это точащий ее изнутри грех, растлевающий всех и сразу.
Все время просмотра фильма не перестает сопровождать это ощущение иллюзии внешнего благолепия, некого духовного самообмана, на который поддались все — и высшее общество, и простой народ, до которого тому нет никакого дела. Сложенная, как мозаика, драма Михалкова подобна гротесковому триптиху художника Северного Возрождения Иеронима Босха «Сад земных наслаждений». Как там, так и здесь внешние наслаждения ядовиты, а за деревьями обманчивого сада прячется смерть.
«Почему все это с нами произошло?» — этот вопрос, проходящий красной нитью через весь фильм, задает себе не только главный герой, но и те офицеры-белогвардейцы, которые стали его товарищами по несчастью. Если вновь и вновь внимательно и вдумчиво вглядеться в историю России начала XX века, то мы, несомненно, найдем ответы на все эти вопросы. Об этом писали многие духовные и просто чуткие люди, любившие Россию, — митрополит Вениамин (Федченков) и протопресвитер Георгий Шавельский, в разные годы возглавлявшие военное духовенство Добровольческой Армии. Они ясно и трезво отдавали отчет во всех происходящих с ними, со страной и их паствой бедами и несчастьями. И, находясь на австрийском фронте Первой мировой войны в 1917 году, генерал Антон Иванович Деникин, будучи сам глубоко верующими человеком, впоследствии возглавившим Белую Армию на Дону, видел, как отреагировал в своей массе русский солдат и офицер на декрет Временного Правительства об отделении Церкви от государства: некогда полные полевые храмы попросту опустели, не вызывала желание молиться и сама угроза смерти. Один-единственный декрет смог вскрыть суть духовной язвы народа, бывшей в нем и прежде и проявившейся с представившимся правом на вседозволенность.
Образы ушедшей эпохи
В дополнение ко всему сказанному в статье хотелось бы все-таки вглядеться в лица той невозвратно ушедшей от нас эпохи, мысленно взяв в руки фотокарточку, которую старательно делал на протяжении всей кинодрамы молодой юнкер с помощью старого фотоаппарата своего деда, который он носил с собой через все бои Гражданской войны.
Белые, сидящие в концентрационном лагере большевиков, представляются нам яркими типажами. Они самобытны, они красивы, они — олицетворение России, которую мы потеряли...
И тот самый юнкер, раздающий визитки на французском, и есаул-казак, долго рассматривающий детскую игрушку, и «офицер с собакой», который из всего имущества носит с собой чемодан с отцовской коллекцией папирос... Все это создает образы далекой России, известной нам из книг русских классиков, но при этом столь же близких и родных нам. Все эти образы, симпатичные любому зрителю, противопоставляются истеричной чекистке «Землячке» и венгру Куну. При этом верно будет сказать, что показанные в картине Михалкова образы комиссаров как антагонистов белых офицеров уходящей России не столько отталкивают зрителя, сколько заставляют задать вопрос: как эти ужасные люди (и люди ли вообще?) смогли победить благородное, закаленное в боях Первой мировой и Гражданской русское офицерство, представленное такими замечательными, уникальными по своей человеческой глубине характерами? И ответ напрашивается сам: именно та самая духовная слабость, безволие, поразившие изнутри героя фильма, были присущи всем им, ставшим впоследствии жертвами кровавого большевистского террора. Духовная зараза, порожденная уснувшей русской элитой, убила ее саму.
Михалков в фильме раскрывает трагедию того, как часть русского народа отказалась от Бога, воспользовалась правом на бесчестье и приняла это бесчестье с попустительства духовно самообольщенной элиты.
Сцена, где русские офицеры идут на смерть (не ожидая таковой) с пением: «Спаси, Господи, люди Твоя, и благослови достояние Твое», наполнена колоссальной искренностью и духовным напряжением. Огромный плюс режиссеру.
В конце фильма выплывает темный экран с надписью о том, что более 8 миллионов наших соотечественников погибли в годы гражданской войны на Юге России, как напоминание и историческое предупреждение нам — современникам.
Напоминание современникам
В большинстве фильмов Михалкова, какими бы ни были драматичными их сюжеты, всегда есть свет и надежда. В «Солнечном ударе», на первый взгляд, всего этого нет. Этот фильм — трагедия. Тяжелая, беспросветная, безвыходная трагедия. И уж точно этот фильм не для детей, не для семейного просмотра. В нем очень много боли, отчаяния и холода. Если пропустить его сквозь собственное сердце, это будет мучительное испытание. Но испытание это полезно для тех, кто хочет понять духовные пути русской истории и народа, беспристрастно взглянуть вглубь ушедшей эпохи и найти в этом испытании ответы на вопросы настоящего, тем самым внутренне переродиться самому.
Вглядываясь в картины того далекого страшного для России ноября 1920 года, мы словно наблюдаем взлет и угасание в промозглом воздухе трагической истории жизненных искр умирающей дореволюционной Родины. Все это отражено в характерах обреченных на смерть офицеров, еще не верящих в ее очевидность, но чувствующих внутренним чутьем истерзанной души. Находясь на грани вечности, главный герой и его товарищи-офицеры скорбят, размышляют, спорят, даже трогательно заботятся друг о друге, хотя все они — люди военные, должны были загрубеть в горниле Гражданской войны. Они мечтают о лучшей доле, возвращении домой, прекращении кровопролитной бойни. И все до одного, без исключений, они примут страшную смерть. А их палачи останутся. Они — хозяева новой жизни. Им — править русским народом, обломками рухнувшей Империи.
Для России, погрязшей в грехе и погибшей в братоубийственной сваре, Михалков не оставил ни единого лучика света. Просто смерть безо всякого триумфа. Талантливый режиссер словно предложил нам стать сопричастными некоему экзистенциальному выходу за пределы повседневного бытийного опыта, вывел нас за рамки обыденной самоуспокоенности и самодовольства, позволив нам вкусить горечь сострадания многострадальной судьбе нашего Отечества. И этот опыт поистине полезен для каждого православного христианина. Он будоражит, будит от спячки повседневной суеты.
И в этом духовном сопереживании, предлагаемом нам Михалковым, все-таки видится свет надежды. Как пишет в своем критическом эссе на фильм Михалкова доктор исторических наук Дмитрий Володихин: «Михалков не оставляет нас в состоянии отчаяния, как бы говоря, что все-таки, несмотря на весь груз сопереживаемой главным героям скорби, надежда есть — но она уже за пределами фильма, за пределами той истории, над которой нам предложено размышлять. Надежда не для его героев, которые мучительно пытаются понять причины и смысл Катастрофы. Все эти споры уже никак не изменят их судьбу. Надежда — для нас, надежда в том, что происходящее на экране может стать уроком для современников, живущих уже в постсоветской России. Михалков повествует о Российской Империи — но современная Россия незримо присутствует в фильме. Отчетливо слышится: туда же идем! Тормозите, пока не поздно! Часы тикают, но время еще есть».
Денис Михалев
|
