 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№7 (136) июль |
|
|
О творчестве Ф.М. Достоевского
17 января 2015 года гостем передачи «Церковь и мир», которую ведет на телеканале «Россия-24» митрополит Волоколамский Иларион, стал поэт Юрий Кублановский.
 Митрополит Иларион: Здравствуйте, дорогие братья и сестры! Вы смотрите передачу «Церковь и мир». Сегодня мы поговорим о Достоевском, и у меня в гостях поэт Юрий Михайлович Кублановский. Здравствуйте, Юрий Михайлович!
Ю. Кублановский: Здравствуйте!
Конечно, о самом Достоевском и его творчестве можно говорить бесконечно, это безмерная тема. И для всего внешнего мира, и для нас в России Достоевский — олицетворение русского мира, русских тем, русских проблем. Один из, может быть, самых оптимистичных, да и, пожалуй, загадочных афоризмов Федора Михайловича — «красота спасет мир». Поэт Николай Клюев прекрасно сказал: «Не железом, а красотой спасется русская радость». Безусловно, он тоже отталкивался от этих слов Федора Михайловича. Как вы их понимаете? Откуда такой оптимизм? Или это просто фраза? Или упование?
Митрополит Иларион: Действительно, Достоевский, может быть, как никто другой из писателей, отражает русскую душу. Есть книга Мережковского «Толстой и Достоевский», Вы, конечно, о ней знаете…
Ю. Кублановский: Это первое яркое слово о Достоевском.
Митрополит Иларион: Да. Мережковский сравнивает двух наших великих писателей, и во всех случаях сравнение оказывается в пользу Достоевского, именно как выразителя русского духа, русской души. И те слова, которые Вы сегодня процитировали — «красота спасет мир», — действительно, являются афоризмом, известным всему миру, и в какой-то степени — сердцевиной всего творчества Достоевского, в том числе его христианского миросозерцания, потому что, по учению святых отцов, Красота — это одно из имен Бога. Бог как Источник всякой красоты, как Источник всякого блага является по Своей сущности Красотой. Вот эту Божественную красоту, которая отражается в природе, отражается в человеческой душе и теле, в окружающем нас космосе, мы видим и чувствуем. И Достоевский ее, конечно, чувствовал очень тонко и глубоко.
Ю. Кублановский: Да. И уповал, конечно, на то, что она восторжествует в мире. Еще в Достоевском удивительно то, что он проделал путь, который проходили после него многие уже спустя 80 или 100 лет, — от социализма к вере. В XIX веке этот путь, допустим, прошел Лев Тихомиров. Да и многие. Ну, а в XX веке — русские философы, которые потом в основном были высланы большевиками на Запад. И даже в своем пути Достоевский оказался пророком.
Другой замечательный русский мыслитель Константин Леонтьев, чье творчество только актуализируется с годами, считал христианство Достоевского идеалистичным, что он не преодолел социалистических иллюзий даже в своей вере. Даже говорят, что оптинские старцы не признали старца Зосиму за своего. Вы согласны с этим? В чем тут вообще конфликт?
Митрополит Иларион: Думаю, Достоевский очень по-своему пережил христианство. Мы знаем, что он был воспитан в православной вере, с детства хорошо знал Евангелие. Потом, действительно, увлекся социалистическими идеями, стал членом кружка петрашевцев, за что был приговорен к смерти. В его личной истории это поразительная страница, когда его уже вывели на эшафот, был зачитан смертный приговор и он уже попрощался с жизнью, как вдруг государем ему была дарована фактически вторая жизнь. С этого момента через каторгу, через неимоверные страдания он пришел к совершенно иному мировосприятию, которое было глубоко христианским.
Я не согласен, что христианство Достоевского идеализированное. Его христианство очень реалистичное. Образ старца Зосимы, конечно, собирательный образ. Достоевский описал старца так, какими он видел оптинских старцев. Причем интересно, что Достоевский не ограничился только внешним описанием старца. В свой роман «Братья Карамазовы» он включил и писания старца Зосимы, которые в значительной степени основываются на творениях святых отцов, в том числе на творениях Исаака Сирина, которые в то время как раз были опубликованы на русском языке. Федор Михайлович был знаком с творениями этого автора.
Достоевский по-своему очень глубоко пережил христианство. Все его творчество — глубоко христианское по своей сути. Хотя, конечно, он показывает в человеке полярные начала, и глубокая вера у этого писателя всегда граничит с атеизмом. Даже образ Алеши Карамазова и других братьев Карамазовых — каждый из них отражает какие-то сегменты спектра от глубочайшей веры до воинствующего атеизма, который был отражен в российском обществе того времени и, в конце концов, привел нашу страну к революции, что действительно предсказал Достоевский как настоящий пророк.
Ю. Кублановский: В произведениях Достоевского всегда есть катарсис. Даже в такой страшной вещи, как «Бесы», которая, помните, кончается самоубийством Ставрогина, есть какой-то свет в конце туннеля… Даже в «кадрили литературы», помните, гениальные главы благотворительного праздника, устроенного в провокационных целях в этом провинциальном городке, — там же вся наша история от февраля до октября, от рептильных либералов до большевизма. Тот факт, что зло вскрыто, рождает в душе светлое чувство. Достоевский — писатель с большим катарсисом.
Митрополит Иларион: Ведь неслучайно в советское время роман «Бесы» был фактически запрещен.
Ю. Кублановский: Конечно.
Митрополит Иларион: Потому что наши революционеры и их последователи не могли не увидеть, что Достоевский в своем романе пророчески описал именно их, назвав словом «бесы», словом, известным каждому русскому человеку, вне зависимости, религиозен он или нет. Тот бесовский разгул начался уже тогда, и отчасти Достоевский был его участником в те годы, когда увлекался социалистическими идеями. Он описал его очень мастерски, точно, пророчески. Он действительно предвидел русскую революцию.
Ю. Кублановский: Да. Переживания присутствовали, и в очень высоких регистрах. Недавно была телевизионная экранизация «Бесов». Я не знаю, видели ли Вы?
Митрополит Иларион: Видел.
Ю. Кублановский: Что-то в этой экранизации удалось, а что-то — нет. Я терпеть не могу, когда режиссер привносит отсебятину. Но здесь конец оказался просто гениален: в снегах в этом кантоне Ури Дарья гуляет с ребенком, которого она нажила от Ставрогина, и вдруг по снежной целине идет к ней Петенька Верховенский. И она понимает, что и ее дитя, ее мальчик уже в сетях бесов. Как Вы думаете, вот эта бесовщина — это имманентное, постоянное качество бытия или это все-таки было связано с историческим моментом?
Митрополит Иларион: Я думаю, что, к сожалению, это начало всегда присутствует и в истории каждого человека, и в истории целых народов. Неслучайно Достоевский говорит о том, что Бог с дьяволом борется, а поле битвы — сердца человеческие. Все это присутствует в сердце каждого человека, и борьба между Богом и дьяволом приобретает разные формы в истории каждого народа. Иногда, как нам кажется, Божественное начало превалирует над бесовским, а иногда вдруг Господь попускает так, что бесовское, дьявольское начало начинает превалировать над божественным и даже над человеческим.
Надо сказать, что вообще теме дьявола в творчестве Достоевского отведена существенная роль. Вспомните «Легенду о великом инквизиторе», который в этой истории является адвокатом дьявола в самом прямом смысле этого слова. Причем Иисус Христос, перед ним стоящий, молчит, ничего не говорит, а все то, что хотел сказать Достоевский, вложено в уста великого инквизитора. Великий инквизитор рассуждает об одном евангельском эпизоде, который, насколько я знаю, в святоотеческой традиции серьезного и глубокого толкования не получил. Мне кажется, что Достоевский был первым, кто очень серьезно и глубоко подошел к этой истории трех искушений Христа. Эти три искушения он рассмотрел в ключе человеческой истории, социальной проблематики, показав, что, по сути, революционеры — те, которые уже в его времена готовили революцию, — как раз вели человечество по тому пути, который предлагал дьявол в своих искушениях.
Ю. Кублановский: Для меня остается тайной, и, наверное, это было тайной и для Федора Михайловича, почему в русском мире, в такой цветущей, в очень своеобычной Российской империи вдруг возникло и стало углубляться это бесовское революционное подполье? Слава Богу, не дожил Федор Михайлович до того момента, когда убили государя, но в центре Петербурга революционеры охотились за государем буквально как за зверем. Как же в нашей русской жизни возникла подобная бесовщина и приобрела такие террористические формы?
Митрополит Иларион: Мне кажется, что, во-первых, мы не должны сбрасывать со счетов влияние Запада. Ведь идеи французской революции на русскую почву были занесены очень рано. Они распространялись в среде аристократии, интеллигенции. Постепенно они завоевывали сердца тех людей, в чьих руках во многом находилось будущее страны.
Но, с другой стороны, мы, конечно, не можем все списывать на влияние Запада. Мы должны посмотреть и на то, что тогда происходило внутри нашего собственного народа. Прежде всего, здесь надо говорить о той глубокой пропасти, возникшей между аристократией с интеллигенцией и простым народом. Простой народ продолжал жить по тем законам, по которым страна жила на протяжении веков, а аристократия и интеллигенция увлекалась либеральными и революционными идеями.
Этот процесс начался с реформ Петра I. Он проходил через весь XVIII век, в том числе через увлечение наших высших кругов вольтерьянством и потом уже, в начале XIX века, масонством. А дальше пошла просто антирелигиозная пропаганда, социалистическая, коммунистическая. В общество стали проникать идеи Маркса и Энгельса. И вот на рубеже XIX и XX веков все это начало взрываться. Первым взрывом стала первая революция 1905 года, а вторым взрывом, который буквально поставил всю страну на совершенно иной путь развития, была вторая русская революция. Это все то, что предвидел и о чем предупреждал Достоевский. Он фактически кричал об этом, но его голос, как и голос, например, Иоанна Кронштадтского, был гласом вопиющего в пустыне. Интеллигенция и аристократия Достоевского не слушала. К сожалению, этот снежный ком, что катился с возрастающей скоростью, привел к тем событиям, о которых Достоевский говорил.
По материалам: www.patriarchia.ru
Публикуется с сокращениями.
|
