|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№7 (148) июль |
|
|
Митрополит Иларион (Алфеев) СВЯТЫЕ ОТЦЫ НЕ МУЗЕЙНЫЙ ЭКСПОНАТ
Интервью журналу «Нескучный сад»
(Продолжение. Начало в № 5 (146) май 2016 г.)
— Кому и когда вредно чтение святых отцов? Может, во избежание ошибок делать это только под руководством духовника (а еще лучше профессора богословия)?
— Чтение святых отцов не вредно никому и никогда. Оно не может принести ничего кроме пользы. Руководство духовника или профессора богословия может быть здесь полезным, но вовсе не обязательно.
— Если ли такие святоотеческие книги, которые монахам читать полезно, а мирянам или неофитам вредно?
— Думаю, что таких книг нет. Просто мирянам, читающим творения древних отцов-аскетов, следует учитывать, что эти творения были адресованы монахам или даже только отшельникам (как, например, сочинения Исаака Сирина). Поэтому не всем советам этих отцов можно следовать на практике.
— Иногда советуют выбрать одного святого отца и читать только его и ему следовать. Насколько это реально и насколько полезно?
— Вряд ли стоит искусственно ограничивать себя творениями одного отца Церкви, воздерживаясь от чтения других отцов. В то же время у каждого человека может быть свой любимый духовный писатель, который почему-либо ему особенно дорог, который ему «созвучен». Нет ничего предосудительного в том, чтобы отдавать предпочтение именно этому автору, не пренебрегая, впрочем, и другими.
— Как вообще стоит относиться к конкретным советам отцов в разных жизненных ситуациях? (К примеру, св. Иоанн Златоуст был строг к женской косметике).
— В творениях древних отцов необходимо различать временное и вечное, т.е., с одной стороны, то, что сохраняет ценность на века и имеет непреложное значение для современного христианина, а с другой — то, что является достоянием истории, что родилось и умерло внутри того контекста, в котором жил данный церковный автор. Например, многие естественнонаучные взгляды, содержащиеся в «Шестодневе» святого Василия Великого и в «Точном изложении православной веры» преподобного Иоанна Дамаскина, являются устаревшими, тогда как богословское осмысление тварного мира-космоса этими авторами сохраняет свою значимость и в наши дни. Другой подобный пример — антропологические взгляды византийских отцов, веривших, что тело человека состоит из четырех стихий, что душа разделена на три части (разумную, желательную и раздражительную). Эти взгляды, заимствованные из античной антропологии, сейчас уже устарели, но многое из того, что говорили упомянутые отцы о человеке, о его душе и теле, о страстях, о способностях ума и души не потеряло свое значение и в наши дни.
— Кто Ваши любимые отцы, почему Вы написали книги именно о них?
— В моей жизни было три святых отца, которые оказали на меня особое влияние и которых я люблю больше и знаю лучше, чем других. Это Григорий Богослов, Исаак Сирин и Симеон Новый Богослов.
Святитель Григорий Богослов для меня — эталон православного богословия, его наивысшее и наиболее четкое выражение. На всем протяжении византийской истории Григорий Богослов был самым читаемым и цитируемым автором: по «индексу цитируемости» его сочинения уступали только Библии. В восточно-христианской богословской традиции Григорий занимает центральное и неоспоримое место: без основательного знания его наследия невозможно по-настоящему понять эту традицию.
В сочинениях Григория Богослова немало неожиданных и ярких мыслей, обнаруживающих широту его взглядов и интересов. Эта широта характеризует многих великих отцов Церкви, но ее очень не хватает некоторым сегодняшним православным христианам, которые уверены в несовместимости Православия с ученостью, творчеством, искусством, которые выступают против открытого и творческого отношения к жизни. По моему глубокому убеждению, в Православии никому не должно быть душно: в нем должно найтись место и для ученого, и для поэта, и для художника. Православие не должно превращаться в «охранительную» религию, отгородившуюся толстыми стенами от мира, — напротив, необходима тесная, живая и творческая связь между Церковью и миром. Именно так смотрел на вещи Григорий Богослов, в котором безусловная преданность православной вере и личная святость сочетались с открытостью ко всему лучшему, что накоплено человечеством вне христианства.
Я взялся за книгу о святом Григории потому, что мне хотелось рассказать русскому читателю о нем как богослове и человеке. Мне хотелось написать живой рассказ о нем: не житие, не сухой научный анализ его богословских взглядов, но его биографию как человека и мыслителя на основе его собственных сочинений. Я не считал нужным сглаживать те противоречия его жизни и личности, которые, может быть, не вписываются в рамки житийного канона. До появления моей книги на русском языке не было монографии, которая давала бы достаточно полное представление о личности и письменном наследии Григория Богослова. В современной западной науке такие монографии существуют, однако, как мне представляется, значение Григория как мыслителя, богослова, философа и мистика еще по-настоящему не оценено.
|