 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№7 (148) июль |
|
|
Как твои дела?
Сегодня человечество заражено страстью построения идеальных отношений. Люди читают психологические, эзотерические, художественные и духовные книги и статьи, маниакально стремясь что-то «улучшить» в своих отношениях — с избранниками, супругами, детьми, коллегами и родителями. Столкнувшись же с тщетой своих усилий, впадают депрессию, разочаровываются. Мы озабочены созданием идеальных отношений настолько, что часто совершенно не видим Другого в том, кто рядом. Ему просто не хватает места в нашей душе.
 (Окончание. Начало в № 6 (147) июнь 2016 г.)
Этот феномен описал Лэйнг: «Медицинскую сестру пригласили ухаживать за пациентом… Вскоре после их встречи сестра подала пациенту чашку чаю. И этот хронический больной [шизофренией], взяв чашку чаю, сказал: "Впервые в жизни мне наконец-то дали чашку чаю". <…> Не так-то просто одному человеку дать чашку чаю другому. <…> Наша чайная церемония заключает в себе простейшую и самую трудную вещь на свете: одному человеку, искренне оставаясь самим собой, дать на самом деле, а не по видимости, другому человеку, взятому в его собственном бытии, чашку чаю, — действительно, а не по видимости. Этот больной хотел сказать, что в течение его жизни множество чашек чаю переходили из рук других в его руки, но, однако, в его жизни не было чашки чаю, которую бы ему действительно дали».
Одиночество среди людей
Бывает одиночество, когда человек остается без людей, один на один с собой. А бывает одиночество среди людей, его психологи называют «одинокостью». Можно находиться среди людей, но при этом никому нет дела до того, о чем ты говоришь и о чем молчишь. Но одинок ты еще и тогда, когда сам никого не слышишь, утопая в своих мыслях и чувствах. «Непреодолимая трудность, против которой каждый из нас ведет бесконечную борьбу, — фрагментированность жизни человека: либо мы напряженно думаем о кошмарах и удачах прошлого, либо озабочены кошмарами и удачами будущего. И мы не живем, а просто с помощью левого полушария мозга без конца думаем о жизни. <…> Мы живем в такой среде, где разговаривают о разговорах, часто ничего не говоря», — говорит психотерапевт Карл Витакер.
Нередко психологу приходится слышать фразу: «Что, я его (ее) не знаю, что ли?». И как удивляется человек, когда слышит: «Будьте уверены, вы не только его (ее) не знаете, вы и себя не знаете». Много написано и сказано о разобщенности, потребительском отношении — том отношении, которое Бубер называл «Я-Оно» (вместо «Оно» может быть «Он», «Она»; речь идет о не целостном, не открытом восприятии нами Другого). Когда мы обращаемся к кому-то не всем своим естеством, а лишь некой своей стороной, то в свою очередь Другой обращается к нам так же — не всей своей полнотой, а лишь какой-то из своих частей.
Например, девушка старается выглядеть привлекательно и одевается так, чтобы обратить на себя внимание мужчин. Соответственно, открывая лишь эту часть самой себя, она привлекает мужчину, который именно это в первую очередь и оценит. Он увидит в ней, прежде всего, объект для удовлетворения своих определенных потребностей. Обоих ждет разочарование: она получит опыт, что «всем мужчинам нужно только одно», он решит, что «все девушки — ветреные куклы». Каждый из них соприкоснулся с другим лишь одной из своих сторон, находя соответствующий отклик у другого, и каждый остался одиноким в такой неполноценной встрече.
Часто и в семьях живут люди, которым не удалось встретиться в глубоком экзистенциальном смысле, они живут в своих сценариях, обращая к другому только часть себя, и получая в ответ тоже часть. Они жалуются на отчуждение, на то, что семья — это далекие люди, которые не понимают, а в отношениях нет полноты. Открыться всей своей полнотой, целостностью — большой труд и риск. Альтернативой отношениям «Я-Оно», по Буберу, являются отношения «Я-Ты». Суть отношений «Я-Ты» состоит в том, чтобы полностью отдаваться переживанию Встречи, в готовности встретить Другого во всей его инаковости. «Я-Ты» — это не мысли и представления о другом, это быть здесь-и-сейчас с Другим.
Созвучие я нашла в дневниках священника Александра Шмемана.
«Пятница 9 марта 1973 года
Страшная ошибка современного человека: отождествление жизни с действием, мыслью и т. д. и уже почти полная неспособность жить, то есть ощущать, воспринимать, "жить" жизнь как безостановочный дар. Идти на вокзал под мелким, уже весенним дождем, видеть, ощущать, осознавать передвижение солнечного луча по стене — это не только "тоже" событие, это и есть сама реальность жизни. <…> И это так потому, что только в этом дает нам Себя ощутить и Бог, а не в действии и не в мысли. И вот почему прав Julien Green: "Tout est ailleurs", Il n’ya de vrai que le balancement des branches mis dans le ciel [Жюльен Грин: Все тaм, все иное, Прaвдa только в кaчaнии веток нa фоне небa (фр.)] и т.д. То же самое и в общении. <…> Разговаривал ли Христос со Своими двенадцатью, идя по гагилейским дорогам? Разрешал ли их "проблемы" и "трудности"? Между тем все христианство есть, в последнем счете, продолжение этого общения, его реальность, радость и действенность. "Добро нам здесь быти"».
«Друг друга называть по имени»
Современный американский психотерапевт Ролло Мэй описывает случай, как мужчина, поссорившись с супругой, в тяжелом душевном состоянии вышел на улицу. Он шел вдоль улиц, и люди вокруг были словно в тумане или за стеклом. Никому в целом мире не было дела до него, все вокруг стало двухмерным, плоским, потерявшим смысл. Он чувствовал себя безысходно одиноким. В кафе к нему обратился официант, китаец средних лет. «"Я вижу, Вы очень много думаете, — он показал на лоб, — у Вас проблема?" Я улыбнулся и кивнул. Он продолжил: "В наше время у всех проблемы". Его слова почему-то подействовали на меня успокаивающе. Он ушел, покачивая головой. Впервые ко мне прорвался внешний мир. Это меня рассмешило и помогло гораздо больше, чем можно подумать» (Р. Мэй. Сила и невинность).
В этой связи хотелось бы вспомнить роман Владимира Набокова «Защита Лужина» — роман о «человеке, которого не было». Здесь мы имеем дело с человеком без имени. Он — Лужин, так его еще в детстве стал называть отец. Мать любви сыну предпочла свою болезнь и жалость к себе. Отец писал свои книги об идеальном мальчике, на которого сын никак не походил. Для жены он — объект, который должен «вписаться в обстановку». Для психиатров — объект для изучения. Лужин — «человек-Оно» (используя терминологию Бубера), и нет в мире никого, кто сказал бы ему подлинное «Ты». Читая, понимаешь: страшнее, чем быть отвергнутым кем-то, — быть никем, объектом, быть «Оно». Отвержение переживается как горе, если же ребенок с детства не видит своего отражения в глазах другого, если он — никто и звать его никак, это умерщвление души, ее расщепление, начало патологии. Набоков неслучайно открывает нам имя гениального шахматиста лишь в последней строке романа: «Уцепившись рукой за что-то вверху, он боком пролез в пройму окна. Теперь обе ноги висели наружу, и надо было только отпустить то, за что он держался, — и спасен. Прежде чем отпустить, он глянул вниз. Там шло какое-то торопливое подготовление: собирались, выравнивались отражения окон, вся бездна распадалась на бледные и темные квадраты, и в тот миг, что Лужин разжал руки, в тот миг, что хлынул в рот стремительный ледяной воздух, он увидел, какая именно вечность угодливо и неумолимо раскинулась перед ним. Дверь выбили. "Александр Иванович, Александр Иванович!" — заревело несколько голосов. Но никакого Александра Ивановича не было». Действительно, никакого Александра Ивановича, увы, ни для кого никогда не было.
У группы «Високосный год» есть песня о любящем человеке, который «не знал на свете большей радости, чем называть ее по имени».
И было ей семьдесят шесть,
когда ее самой не стало.
Нет, не страшила ее смерть,
скорей, она о ней мечтала:
бывало, знаете ли, сядет у окна,
и смотрит-смотрит-смотрит в небо синее —
дескать, когда умру, я встречу его там,
и вновь тогда он назовет меня по имени.
Хочу поделиться примером, противоположным несчастному Лужину. Моя знакомая, молодая женщина, ухаживала за своим смертельно больным мужем. В какой-то момент состояние его стало настолько тяжелым, что он практически круглосуточно получал обезболивающие препараты и не приходил в сознание. Но что-то давало ей силы ухаживать за ним, за маленьким сыном и при этом еще ходить на работу. Диагноз не оставлял никаких шансов, но она по-прежнему чувствовала себя любимой женой своего мужа. Когда его не стало, на женщину обрушилось горе. Но это было не только горе утраты: по ее словам, она впервые в жизни ощутила такое отчаянное одиночество. Знакомые недоумевали: вот уже полгода он был в состоянии, которое называют коротко и жестоко — «овощ». Она же отвечала, что ей достаточно было увидеть его проясненный на мгновение взгляд, услышать, как он, собрав все силы, тихо назовет ее «Танечка», и это давало ей силы жить и даже быть счастливой.
Как не вспомнить здесь «Маленького Принца» Экзюпери: «Если любишь цветок — единственный, какого больше нет ни на одной из многих миллионов звезд, этого довольно: смотришь на небо и чувствуешь себя счастливым. И говоришь себе: "Где-то там живет мой цветок…" Но если барашек его съест, это все равно, как если бы все звезды разом погасли!»
Меня всегда очень радует, когда психологи и философы в своих трудах опытным путем приходят к тому, что христиане знают уже более двух тысяч лет. Так, например, Мэй пишет о том, что забота по отношению к другому является путем возвращения к своей сущности. У Бубера мы находим похожее: «Только соучастие в бытии других живых существ обнаруживает смысл и основание собственного бытия». Опровергается миф о том, что есть кто-то, кто может нам дать недостающее, наполнив нас. Напротив, отдавая, проявляя заботу, мы становимся все более собой и обретаем целостность.
Анна Лелик
По материалам otrok-ua.ru
|
