 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№10 (151) октябрь |
|
|
Без границ
Мое предложение сделать материал о границах было встречено шуткой редактора: «Надеюсь, не о государственных». Действительно, само слово «границы» имеет административно-социальный привкус, и когда мы говорим о личностных границах, то возникает мысль о формальных, поверхностных отношениях. Но мы увидим, что в общении с самыми близкими проблема личностных границ бывает не менее актуальной и даже болезненной.
(Окончание. Начало в № 9 (150) сентябрь 2016 г.)
 Экспансия
Ребенок, исследуя мир, занимается естественным трудом, он постигает границы допустимого, границы собственных сил, своего воздействия на окружающий мир. Ему важно по мере роста усваивать слова, сказанные нам апостолом Павлом: «Все мне позволительно, но не все полезно». Так человек учится понимать, что у него есть Богом данная свобода, но в то же время она заканчивается там, где начинается свобода другого.
Щипая маму, ребенок, вопреки ее убеждению, вовсе не проявляет садистские наклонности, он пробует определить границы другого. И если мама, понимая важность происходящего, бережно относясь к внутреннему миру ребенка, обратится к нему с просьбой не щипать ее, то малыш, попробовав свой трюк еще несколько раз, будет знать, что делать этого нельзя. Если же мама, играя в терпение и любовь, не выдерживает, в конце концов, боли и обрушивает на него свое негодование, то малыш не только не усвоит урока, но останется с чувством несправедливости и опасности. Ведь мама улыбалась, а потом вдруг сделала больно и долго кричала. Бывают варианты, когда вместо крика родители начинают «играть в молчанку», игнорируя своих детей. Действует это не менее болезненно, чем крики и побои. Обойдем стороной тему двойных посланий, которые способны привести ребенка к серьезным психическим нарушениям. В нашем случае мы видим, что мама никак не сигнализирует малышу о пределах допустимого между ними. Малыш снова и снова будет в тревоге балансировать и проверять, то боясь подойти к маме, то причиняя ей «случайную» боль. Отношения с другими будут строиться нездорово, ведь границы другого, а следовательно, и предел собственной свободы так и не были усвоены.
Люди, которые нарушают границы, нередко воспринимаются как выскочки, критиканы, бестактные наглецы, которые думают, что им все можно. Или же наоборот, они многообещающе приглашают в свой мир и «делают все» для другого, словно сливаясь с ним в единое целое. Все это родом из семьи. Имея первичную потребность во внимании и заботе родителей и не получая этого, ребенок ищет подтверждения своей нужности и важности доступными ему способами. Вырастая, человек совершает «экспансии» на чужие территории с целью унять гложущую тревогу и тоску по человеческой заботе, ощутить свою значимость. Ему страшно поставить забор между своим и соседским домом, потому что он попросту не знает, что делать с собственной жизнью, в которой он так болезненно одинок.
Вот что пишет Эрих Фромм в книге «Иметь или быть» (мне кажется, это проливает свет на причину «захвата» чужих территорий): «Под бытием я понимаю такой способ жизни, при котором человек и не имеет ничего, и не желает иметь что-либо, но счастлив тем, что продуктивно использует свои способности и чувствует себя в единении с миром». Далее философ приводит пример, основываясь на поэтических произведениях. «Одно из них — хокку японского поэта XVII века Басё (1644—1694), другое принадлежит перу английского поэта XIX века Теннисона. Оба поэта описали сходные переживания: свою реакцию на цветок, увиденный во время прогулки. В стихотворении Теннисона говорится:
Возросший средь руин цветок,
Тебя из трещин древних извлекаю,
Ты предо мною весь —
вот корень, стебелек, здесь, на моей ладони.
Ты мал, цветок, но если бы я понял,
Что есть твой корень, стебелек,
и в чем вся суть твоя, цветок,
Тогда я Бога суть и человека суть познал бы.
Трехстишие Басё звучит так:
Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем!
Поразительно, насколько разное впечатление производит на Теннисона и Басё случайно увиденный цветок! Первое желание Теннисона — обладать им. Он срывает его целиком, с корнем. И хотя он завершает стихотворение глубокомысленными рассуждениями о том, что этот цветок может помочь ему проникнуть в суть природы Бога и человека, сам цветок обрекается на смерть, становится жертвой проявленного таким образом интереса к нему... Отношение Басё к цветку совершенно иное. У поэта не возникает желания сорвать его; он даже не дотрагивается до цветка. Он лишь "внимательно вглядывается", чтобы "увидеть" цветок... Теннисону, как представляется, необходимо обладать цветком, чтобы постичь природу и людей, и в результате этого обладания цветок погибает. Басё же хочет просто созерцать, причем не только смотреть на цветок, но стать с ним единым целым — и оставить его жить».
Человек, захватывая чужие границы, на время получает успокоение, но внутренняя проблема его не решена, и ему снова нужно поглощать. Чем больше он кормит свою внутреннюю пустоту, тем больше ее аппетиты. Весьма сложно решить этот внутренний конфликт без сторонней профессиональной помощи.
Добровольный плен
Предположим, у дома есть забор, дверь и окна. Там царит относительный порядок, заведенный хозяином и соответствующий его представлениям об идеальном. А сосед забора не имеет, и двери его всегда гостеприимно открыты. Входящего всегда встречают радушно: «Проходи, будь как дома». Хозяин удовлетворяет все прихоти, не показывая, чего ему это стоит, входит ли это в его планы, так ли уж он нуждается в обществе именно сейчас. Как не вспомнить здесь чеховскую Душечку: «Какие мысли были у мужа, такие и у нее. Если он думал, что в комнате жарко или что дела теперь стали тихие, то так думала и она. Муж ее не любил никаких развлечений и в праздники сидел дома, и она тоже».
Стоит ли говорить, что в какой-то момент хозяин ощутит себя настолько неудобно в собственном доме, что, став самому себе чужим, он исчезнет, оставив соседа в недоумении, чтоб искать счастья в другом месте, но с прежними проблемами в собственной душе.
Внезапный уход Таниного мужа был той самой звонкой затрещиной «малышу», когда больно, обидно, непонятно, ведь все же было нормально, ведь он же не говорил, что что-то не так.
Танин муж тоже был когда-то ребенком. Кто чаще всего боится сказать «нет», кто вынужден постоянно выкручиваться, перекладывая вину на обстоятельства, пытаясь избежать ответственности? Тот, с чьим мнением никогда не считались, кому попросту было запрещено думать своей головой, поступать согласно своим соображениям. Такой ребенок надевал шапку, потому что маме холодно, и кушал кашу, потому что мама сказала, что это очень вкусно. Любые желания, если они не совпадали с мамиными, жестко критиковались, высмеивались, и ребенок принял за правило не желать ничего вовсе или исполнять чьи-то желания, которые правильнее его собственных. Такой ребенок вежливо отвечает на все вопросы, потому что «так надо», старается всем угодить. Ну а если в чем-то виноват, то причину всегда ищет вовне, отказываясь, таким образом, от принятия ответственности за свои поступки. Его мама приучила всегда со всеми дружить, быть со всеми вежливым, делиться своими игрушками. С тех пор он дружит со всеми, не может отказать, если его о чем-то просят, и вообще ведет себя, как «хороший мальчик».
Быть собой
Таков типичный портрет человека, которому не позволяли быть собой, которому нужно было всегда соответствовать ожиданиям других. Ждать, что такой человек сможет уважать свои границы и свое «я», напрасно. Ведь он попросту не знает об их существовании! Нередко бывает и так, что родители, «присваивая» себе ребенка, лепят из него то, что сами хотят видеть, уверенные в том, что только им дано воспитать идеального человека. Истинные потребности ребенка не учитываются, заменяются псевдопотребностями родителей. «Когда вместо ожидаемой девочки родился мальчик, обе они, и мать и бабушка, растерялись: нарушены были их заветные планы, не состоялся семейный портрет, который они в мыслях заказали: Елизавета Ивановна на фоне их чудесной голландской печки стоит, Верочка сидит таким образом, что руки матери лежат у нее на плечах, а на коленях у Верочки чудесная кудрявая девочка. Детская загадка: две матери, две дочери и бабушка со внучкой...» — описывает Людмила Улицкая переживания женщин при рождении сына и внука в романе «Искренне ваш, Шурик». Шурик, воспитанный в типичной советской однополой семье — мамой и бабушкой, — вырастает тем самым «идеальным» мужчиной. «Мама и бабушка, два ширококрылых ангела, стояли всегда ошую и одесную. Ангелы эти были не бесплотны и не бесполы, а ощутимо женственны, и с самого раннего возраста у Шурика выработалось неосознанное чувство, что и само добро есть начало женское, находящееся вовне и окружающее его, стоящего в центре. Две женщины, от самого его рождения, прикрывали его собой, изредка касались ладонями его лба, — не горит ли?». Желание быть принятым, полезным, «настоящим мужчиной», а также непонимание того, чего на самом деле он хочет, а чего нет, делают Шурика джинном из бутылки, исполняющим чужие желания. Но от его заботы мало кто по-настоящему счастлив, впрочем, как и сам Шурик.
Я и Ты
Отсутствие, несоблюдение границ толкает человека на сложные взаимоотношения «ни с тобой, ни без тебя». Людям невыносимо быть вместе, потому что жизнь превратилась в хаос, абсурд и пустоту, но им также невыносимо друг без друга, потому что давно стерты границы: где я, а где ты? Разойтись для них тяжело: размытые границы личности не дают ощущения опоры, и появляется чувство, что с уходом другого я сам умру, исчезну, растворюсь...
Все эти зарисовки из мира детства нужны нам не для копания в недрах психоанализа. В жизни существует заданность, и в чем-то мы обречены: мы не можем выбрать семью, в которой рождаемся, время и место. Поэтому воспринимать свое детство нужно как условие задачи, решение которой нам предстоит искать, набираясь опыта, мудрости, сил.
Всю жизнь мы пребываем в напряжении между движением к полной индивидуализации и движением к полному слиянию. Мы обречены каждый раз заново находить свое место между тем, чтобы быть собой и быть частью, между Я и МЫ. И невозможно, раз и навсегда разрешив это противоречие, успокоиться, ведь отношения к другому и к самому себе — это и есть жизнь, главное качество которой — быть живой. Нам всем предстоит сложный путь к собственной свободе и не менее сложный — к встрече со свободой Другого.
Анна Лелик
По материалам otrok-ua.ru
|
