 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№7 (160) июль |
|
|
Цель: уцелеть
О том, что целое больше суммы частей, говорили многие мыслители. И все же «отцом» этой мысли принято считать Аристотеля. В чем же может быть практическая ценность этой формулы? Вопрос целостности волнует тех, кто ищет смысл жизни, стремится к зрелости и развитию, пытается понять непостижимый мир другого человека. Сегодняшняя жизнь как никогда ранее расколота, показушна и фрагментированна, а целостное восприятие жизни становится наградой за труд в нелегком деле «быть».
(Окончание. Начало в № 6 (159) июнь 2017 г.)
 Ликвидируя способность переживать печаль и боль, мы не можем с полнотой пережить и радость. Вместо того, чтобы отгоревать свое и испытать счастье сполна, мы застреваем в зыбучих болотах уныния и недовольства. Жизнь кажется нам чередой непрекращающихся несправедливостей и бед, а по сути, мы не можем плакать от души и радоваться так же от души, предпочитая находиться в состоянии «чистилища». Когда человеку делают анестезию, он не чувствует боли, но глупо предполагать, что обезболенная часть тела почувствует какие-то приятные импульсы. Обезболивая свою душу, мы попросту ликвидируем ту ее часть, которая способна чувствовать и переживать. По сути, когда сегодня человек жалуется на качество своей жизни, одним из первых прозвучат слова «безразличие» и «пустота» — в противоположность слову «полнота».
О стремлении к счастью
Человечество прилагает максимум усилий, чтобы вытеснить из жизни все, что не радует, не веселит, не приносит удовольствия. Но стоит вспомнить момент в жизни, когда ты был по-настоящему счастлив, и с удивлением можно обнаружить, что это тот миг, в котором сошлись самые противоречивые чувства и удалось пережить свое присутствие «здесь-и-сейчас». Моментом истины и счастья станет не момент ликования и триумфа, а момент полноты, целостности.
В моей жизни такие минуты счастья приходились на непростые для меня времена, и я даже удивлялась: может ли быть так, что я счастлива именно сейчас? Мои клиенты, а также знакомые и близкие люди делились подобным опытом переживания моментов подлинности и полноты, которые сами же и называли настоящим счастьем. И как знать, возможно, предел душевной или физической боли на самом деле есть не кажущийся конец жизни, а лишь начало, преддверие? Знакомый многим из школьной программы отрывок про небо Аустерлица из романа Льва Николаевича Толстого «Война и мир» понимаешь лишь с годами. Тот миг, когда конец окажется лишь началом качественно новой жизни, жизни, в которой есть место горю, но также и место настоящему счастью.
Люди, познавшие ценность и хрупкость жизни, сокрушаются о том, сколько времени тратили на пустое, на суету, гонки, борьбу — часто с самим собой или с вымышленным, несуществующим врагом. А в какой-то момент вдруг кусочек неба, цветок, улыбка прохожего, глоток кофе, слово «здравствуй» неожиданно меняют твой мир, внося в него полноту и счастье.
Целое Я
Имея опыт встречи с подлинным собой, человек уже не сможет довольствоваться меньшим и будет снова и снова искать путь к целостности. Расколотость, фрагментированность, сужение человека приносит много страданий как нам самим, так и тем, кто нас окружает. Конечно, хотелось бы жить в мире идеальных людей, у которых желания сверены с совестью, дело не расходится со словом, слово не звучит даром, а душу не разрывают противоречия и диссонансы. В определенной мере каждый из нас не целостен, но кто-то, несомненно, подошел ближе к себе подлинному, а кто-то расщеплен патологически (например, человек, болеющий шизофренией). Путь к собственной целостности тернист и полон не самых приятных открытий о себе самом. Но совершенно необходимо попытаться принять ту часть себя, которая может ревновать, бояться, подозревать, завидовать, гневаться. Все это может не нравиться, но от этого не перестает быть частью нас.
Когда болит зуб, реальность человека сводится к боли, он сам становится этой болью, и нелепо в этот момент говорить ему: «Успокойся, ты будешь еще здоров и счастлив». Когда вся реальность сходится в одну болевую точку, человек утрачивает способность видеть жизнь и самого себя целостно, и чем настойчивее он будет пытаться эту боль игнорировать, тем сильнее она будет о себе заявлять, «отменяя» остальные сферы жизни. Больной зуб требует внимания, лечения и бережного отношения. А советы из области «отвлекись, развейся» предлагают как раз проигнорировать происходящее. Одна моя знакомая при зубной боли несколько недель кряду занималась самолечением и пригоршнями пила обезболивающее. Дошло до того, что ее забрала «скорая» и ей делали операцию под общим наркозом, поскольку киста на корне зуба разрослась до неимоверных размеров. Так же бывает и с болью душевной, когда человек пытается ее игнорировать и обезболивать.
Опасность подмены понятий
Если болезненному переживанию пытаться запретить быть, оно никуда не денется, а будет постоянно напоминать о себе, а со временем попросту поработит, став навязчивым состоянием, которое подчинит себе всю жизнь. Если же принять себя со всеми своими потрохами, то человек сам становится хозяином своих чувств, переживаний и поступков — они не имеют власти над ним, но он сам ими владеет.
У людей религиозных часто именно в этой точке происходит подмена понятий. Кажется, если отрицать свой гнев, ревность, зависть и прочее, то это будто бы откроет путь к святости. Но не знать о своих болезнях — вовсе не значит быть здоровым. Когда святые говорили, что считают себя грешниками, это не было самоуничижением. Это было принятие себя и знание о себе всей правды: ни одна часть не упускалась из виду, не игнорировалась. Только в таком целостном видении себя и своей жизни есть шанс взращивать в себе доброе и искоренять злое, побеждая свои страсти.
Литературный пример
Иногда нам удается сквозь боль совершить этот прыжок в настоящее, и сделать это можно не тогда, когда мы бежим от боли или пренебрегаем ею, а тогда, когда принимаем, впускаем ее в свою жизнь. Наглядно это показано в романе Эриха Марии Ремарка «Триумфальная арка», где герой открывает что-то неизмеримо большее, чем счастье.
«Он почувствовал невыносимо острую боль. Казалось, что-то рвет, разрывает его сердце. Боже мой, думал он, неужели я способен так страдать, страдать от любви? Я смотрю на себя со стороны, но ничего не могу с собой поделать. Знаю, что, если Жоан снова будет со мной, я опять потеряю ее, и все же моя страсть не утихает. Я анатомирую свое чувство, как труп в морге, но от этого моя боль становится в тысячу раз сильнее. Знаю, что в конце концов все пройдет, но это мне не помогает. Невидящими глазами Равик уставился в окно Жоан, чувствуя себя до нелепости смешным... Но и это не могло ничего изменить...
Внезапно над городом тяжело прогрохотал гром. По листве забарабанили тяжелые капли. Равик встал. Он видел, как улица вскипела фонтанчиками черного серебра. Дождь запел, теплые крупные капли били ему в лицо. И вдруг Равик перестал сознавать, жалок он или смешон, страдает или наслаждается... Он знал лишь одно — он жив. Жив! Да, он жил, существовал, жизнь вернулась и сотрясала его, он перестал быть зрителем, сторонним наблюдателем. Величественное ощущение бытия забушевало в нем, как пламя в домашней печи, ему было почти безразлично, счастлив он или несчастлив. Важно одно: он жил, полнокровно ощущал все, и этого было довольно!
Он стоял под ливнем, низвергавшимся на него, словно пулеметный огонь с неба. Он стоял под ливнем и был сам ливнем, и бурей, и водой, и землей... Молнии, прилетавшие откуда-то из неведомой выси, перекрещивались в нем; он был частицей разбушевавшейся стихии. Вещи утратили названия, разъединявшие их, и все стало единым и слитным — любовь, низвергающаяся вода, бледные сполохи над крышами, как бы вздувшаяся земля — и все это принадлежало ему, он сам был словно частицей всего этого... Счастье и несчастье казались теперь чем-то вроде пустых гильз, далеко отброшенных могучим желанием жить и чувствовать, что живешь».
Анна Лелик
По материалам: otrok-ua.ru
|
