|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№10 (163) октябрь |
|
|
Митрополит Антоний (Блум) ДЕТИ И СМЕРТЬ
Никто из живых не знает, что такое смерть, и потому не может о ней говорить. Единственный, кто мог бы говорить (и говорил) о смерти, — это Господь Иисус Христос, Который прошел через тайну, через острие смерти, и воскрес и мог говорить о трагедии смерти со знанием, не доступным никому другому. Возможно, еще Лазарь, а также сын наинской вдовы и дочь Иаира могли бы что-то сказать о том, что испытали, когда пересекли эту грань и были призваны обратно. Но из нас никто не может говорить о смерти, кроме как с позиции веры. А вера — это не легковерие, не слепое принятие того, что говорят другие. Автор Послания к евреям говорит в начале 11-й главы, что вера есть уверенность в невидимом (Евр 11:1). «В невидимом», то есть в том, что нельзя проверить с помощью чувств, и главное слово здесь — «уверенность». В этом отношении мы можем знать кое-что о том, что значит жить и что значит умирать, потому что знаем о смерти гораздо больше, чем сами осознаем.
Когда мы думаем о человеческой жизни, начиная от рождения младенца и до смерти в преклонном возрасте, мы очень часто представляем себе, что она состоит в постепенном движении вперед, постепенном росте определенных качеств, которые развиваются, расцветают, и забываем, что для того, чтобы перейти на следующий этап физического, интеллектуального, эмоционального развития, в нас что-то должно умереть.
Посмотрите на ребенка, на то, как он растет: если ребенок в нем не умрет, из этого детства выйдет незрелый юноша — но не молодой человек, в полной мере обладающий новообретенными способностями. Опять-таки, к сожалению, так часто встречаются взрослые, которые остались подростками, потому что в них не умерло что-то, что им нужно было перерасти, забыть. Поэтому, если мы внимательно посмотрим на себя, мы обнаружим, что знаем из собственного опыта, что значит жить в полную меру того или иного периода жизни и в каком-то смысле умирать и быть способным жить по-иному.
Мы знаем о смерти больше, и об этом я скажу чуть позже. Но я бы хотел обратиться к теме «смерть и дети» с разных точек зрения. Во-первых, как подвести ребенка ко встрече со смертью. Во-вторых, как нам самим быть перед лицом смерти ребенка.
Я бы хотел для начала процитировать стихотворение немецкого поэта Йозефа фон Эйхендорфа, которое он написал на смерть собственного ребенка:
Вдали часы пробили, Уж полночь настает,
В дрожащем свете лампы Твоя кроватка ждет.
И только ветер стонет, Дом обходя вокруг;
Мы здесь одни, мы слушаем Снаружи каждый звук.
Как будто мог тихонько Ты постучаться в дверь,
Как будто заблудился ты И вот, пришел теперь.
Мы бедные безумцы, Нам страшно, нам темно,
Мы заблудились, а не ты — Ты дома уж давно.
Так воспринимает верующий смерть собственного ребенка. Он имеет право говорить так, потому что говорит не о смерти детей вообще, а о собственной утрате.
В Великобритании люди не решаются говорить о смерти и не хотят думать о ней. В последнее время это не так явно, и все же очень часто это именно так. Кажется, будто смерти не должно существовать. С богословской точки зрения это действительно так, но, говоря по-человечески, многие реагируют на смерть, будто умершему не следовало бы так поступать по отношению к друзьям и родственникам. Но если с кем-то это все же случилось — за такой проступок его нужно сдать специалисту, занимающемуся смертью: сотруднику похоронного бюро или священнику. Либо следует забыть о смерти и сосредоточиться на прошедшей жизни, благодарить Бога за то, чем они были, какую сыграли роль, какой дали пример, говорят с большей или меньшей уверенностью о нашей общей надежде на воскресение, не доходя до порога смерти, до самого ее острия. С этим я однажды встретился в особенно трудной ситуации несколько лет назад.
В одном английском городе умерла горячо любимая бабушка. Ее сын, русский, женатый на англичанке, позвонил мне и попросил приехать. Первое, что я заметил, когда приехал: детей в доме нет. Я спросил, где они, и мне ответили: «Разумеется, мы их отослали. Им нельзя оставаться в доме, где лежит покойница». — «Почему?» — «Потому что они знают, что такое смерть». Я подумал, что они знают гораздо больше, чем я, и гораздо больше, чем их родители, и сказал: «Так что же именно они знают о смерти?» — «О, они знают, что такое смерть. На днях они видели в саду крольчонка, которого разорвали кошки». Я сказал: «Значит, вы хотите, чтобы ваши дети думали, что это и есть смерть? Чтобы, когда кто-то умрет, они представляли себе вот это? Чтобы, когда они идут на похороны, они думали, что в гробу этот невыразимый ужас?» — «Ну а чего вы хотите?» Я сказал: «Они должны понять, что такое смерть во всей ее глубине и красоте. Вы должны вернуть детей»…
Продолжение следует
|