 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№6 (171) июнь |
|
|
Роспись храма — дело патриотическое
Пролог. Андрея Валентиновича Куркова, руководителя артели иконописцев, расписывающих Кафедральный собор Христа Спасителя (КСХС), я застал в мастерской за написанием иконы св. преподобного Серафима Саровского, которая будет помещена в киоте при входе в храм с западной стороны. Он не сразу согласился на беседу: много работы. Убедили его слова, что читатели газеты «Спас» уже давно просят подробнее рассказать о росписи в главном храме Калининграда. Отказаться выполнить просьбу людей, многие из которых являются прихожанами собора, он не мог.
 — Андрей Валентинович, начнем, наверное, с истоков. Как вы стали художником?
— Закончил Строгановку, тогда она называлась Московское высшее художественно-промышленное училище им. С.Г. Строганова (сейчас академия. — Авт.), отделение реставрации и монументальной живописи. Учился там в 1980-х годах…
— Когда учились, наверное, не думали, что будете писать образы святых для православных храмов? Хотя в те годы велась подготовка к празднованию 1000-летия крещения Руси. Но все-таки, я думаю не все поступавшие тогда в Строгановку думали, что будут работать в храмах…
— Мои родители, в общем-то, не были воцерковленные люди. Мама, закончив Художественное училище памяти 1905 года в Москве и вечернее отделение Московского университета по специальности «Искусствоведение», преподавала черчение и рисование в школе. В доме было много книг, посвященных церковной архитектуре, культуре, иконописи. Поэтому с детства я знал многое о церковном искусстве, читал Евангелие. Воспринимал все связанное с церковным искусством как что-то неземное.
Еще когда мне было пять или шесть лет, на конкурсе детского рисунка на асфальте я нарисовал храм Покрова на Нерли, отражающийся в воде. Причем тематика самого конкурса была связана с советским патриотизмом. Когда я рисовал, вокруг меня столпились люди. Я же ничего не замечал, настолько был увлечен рисованием… Ведь этот храм — шедевр древнерусского искусства! Если взрослому еще что-то надо объяснять по этому поводу, то ребенок ощущает, видит это неким духовным зрением, которое меня и побудило нарисовать белокаменный храм…
— И как же отреагировали организаторы этого конкурса?
— Конечно, на первое место рассчитывать не приходилось, учитывая, что я все-таки рисовал не совсем то, что требовалось. Но в качестве, так сказать, приза зрительских симпатий мне все-таки дали коробку пастели, которой я потом пользовался довольно долго.
Когда стал постарше, поступил в московскую среднюю художественную школу, где каждый день по четыре часа занимался рисованием. Кстати, среди преподавателей там были по-настоящему верующие люди. Так что постепенно, шаг за шагом, и сам начал приходить к вере в Бога. Когда уже учился в Строгановке, я крестился.
Изначально реставрация настенной живописи древних храмов — а это то, с чем была связана моя будущая профессия, — очень меня волновала как возможность прикоснуться к светлому, к совершенной красоте.
— С чем вы соприкоснулись в данном случае? Поделитесь наиболее яркими впечатлениями.
— В основном моя работа была связана с реставрацией храмовой настенной живописи XVIII—XIX веков, которой было довольно много, но она почти не ценилась в то время. Много работал по реставрации живописи выполненной в стилистике мастеров Палеха и Мстёры, то есть иконописцами из Владимирской губернии. Немало пришлось потрудиться в Савино-Сторожевском монастыре в Звенигороде, недалеко от Москвы. В самой Москве — в храме Живоначальной Троицы в Рогожской слободе, храме св. Григория Кесарийского на Полянке. Также было много работы в Благовещенском соборе Казанского кремля, где трудился несколько лет. Потом принял участие в восстановлении росписей Спасо-Преображенского храма на Валааме.
Когда ты раскрываешь живопись под несколькими слоями, то начинаешь воспринимать ее не только глазами, но и кончиками пальцев, еще каким-то необъяснимым чувством. Конечно, начинаешь видеть то, что нельзя охватить просто взглядом. Именно в этой стилистике мне пришлось работать позже при росписи храмов. Работа по реставрации научила видеть, воспринимать образы не поверхностно, что в дальнейшем сыграло определяющую роль.
 — Опыт, сразу видно, у вас большой. Наверное, и за границу приглашали?
— Еще в советское время посчастливилось поработать у наших братьев по вере в Болгарии…
— Не в храме ли св. Александра Невского в Софии?
— Именно там…
— Примерно три года назад я посещал этот храм и был восхищен увиденным. Так что и мне, таким образом, удалось взглянуть на результаты труда вашего и ваших коллег-реставраторов…
— Спасибо на добром слове. С самого начала нам удавалось совмещать реставрацию с росписью. Работал со своими бывшими сокурсниками по Строгановке. Начали более четверти века тому назад с небольшого сельского храма в Новгородской области.
Я часто оставался в храме до глубокой ночи. Тишина, полнейшее умиротворение… И вдруг — громкий скрежет. Это жук-точильщик начинал свой «труд» в деревянных лесах. Постепенно к нему привык — «работали» вместе.
Важным этапом трудов нашей бригады стала роспись Спасо-Преображенского собора Николо-Угрешского монастыря лет 10 назад. Работа потребовала опыта именно реставратора, ведь это было воссоздание росписей по чудом сохранившимся в архивах дореволюционным эскизам. Храм стали расписывать в стиле палехской артели Софонова. Этого стиля придерживаемся и при росписи Кафедрального собора Христа Спасителя в Калининграде.
— Почему именно этот стиль был выбран?
— Этот стиль выбрал Патриарх Кирилл. Иконопись мастеров из сел Владимирской губернии Палеха, Мстёры, Холуя до революции 1917 года была очень популярной в России…
— Я всегда считал, что это главным образом декоративное искусство по росписи шкатулок, подносов и тому подобного. И никак не связывал с настенной иконописью в храмах…
— В том-то и дело, что до революции они ничем таким не занимались. Жизнь в Советской России вынудила перейти на такие формы живописи. Иконописцы из Мстёры Михаил Дикарёв, Василий Гурьянов и другие были очень заметными мастерами. Известен также подрядчик Софонов. В нашей бригаде здесь, кстати, работает его прямой потомок Николай Софонов…
— Интересная связь времен. И как же получилось, что вы подрядились на работу в Калининградском Кафедральном соборе Христа Спасителя?
— Когда работали в Николо-Угрешском монастыре, туда на Николу-зимнего 19 декабря 2008 года приехал тогда еще митрополит Смоленский и Калининградский, а ныне Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. Это произошло незадолго до его избрания. Посмотрев и оценив нашу работу в Спасо-Преображенском соборе монастыря, он выразил желание, чтобы мы в таком же стиле расписали и калининградский храм.
— То есть Святейший посчитал, что это именно, то, что нужно для нашего храма. Он как-то объяснил вам свое решение?
— Каких-то особых объяснений не было. Я могу высказать только свои предположения на этот счет. Ведь калининградский собор является как бы побратимом московского храма Христа Спасителя. Но предполагалось, что росписи будут не в академическом стиле, как это было принято в последние два столетия Российской империи — Крамской, Семирадский, Васнецов и другие известные русские художники в таким стиле работали, — а именно в иконописной стилистике XIX века, смягченной и в чем-то приближенной к академической живописи. При этом древний канон соблюдается неукоснительно.
 — А почему, кстати, Палех и Мстёра сохранили эти вековые традиции, а другие отошли от этого?
— Все-таки это прежде всего были села с крестьянским православным укладом жизни, определявшимся вековыми традициями, которые не так-то просто сдвинуть. Хотя у них тоже были определенные моменты, когда они отходили от традиций, но всегда возвращались к исконно русской иконописи. И она определенным образом перекликалась с традициями византийского искусства.
Известен такой факт: когда большой знаток иконописи великий князь Николай Николаевич Романов в 1870 году посетил Благовещенский храм Казанского кремля, он пришел в восторг от увиденных там росписей. И это воспринималось именно как византийская живопись, хотя, конечно, было не совсем так.
Кстати, спустя лет тридцать подновление тех же самых росписей вызвало бурный протест искусствоведческой общественности России, так как они якобы перекрывали роспись более раннего времени. То есть изменились вкусы, взгляд обращен был к Византии не просто как к мифу, а как конкретному пласту иконографии, и то, что было написано ранее, в XVI—XVII веках, стало высоко цениться, выше, чем более поздние росписи, хотя они и сохранились в плохом состоянии.
Интересен факт, что в архивных документах 1870 года иконописцы значились «крестьянами села Палех», а уже через 30 лет — «господами-реставраторами».
— Мы довольно глубоко окунулись в историю настенной иконописи в России. Вернемся в современность. Итак, Патриарх Кирилл вас заметил, и спустя некоторое время ваша бригада приехала в Калининград. Сколько вы уже здесь работаете?
— Почти четыре года.
— Все-таки люди разные, как удалось уговорить их приехать сюда? Или не надо было особо никого уговаривать?
— Особенность нашего труда такова, что постоянно приходится перемещаться. Поэтому особо уговаривать никого не приходилось.
После памятной встречи с митрополитом Кириллом мы еще в Николо-Угрешском монастыре поработали в двух храмах, потом в Тобольске и наконец в 2014 году добрались до Калининграда.
Как я уже говорил, этот храм задумывался как побратим московского храма Христа Спасителя. Поэтому Патриарх Кирилл хотел, чтобы орнаменты в обоих храмах были похожими, тем самым как бы подчеркивая символизм неразрывной связи двух частей России. Учитывая, что объем здесь несколько другой, калининградский храм более устремлен вверх, смотрится как более легкий, конечно, приходилось вносить какие-то корректировки. Важно было соблюсти цветовой аккорд пасхального красного и нежно-бирюзового или аквамаринового. Это было требованием Патриарха.
— Непосредственно эскизы росписи в калининградском храме тоже долго согласовывали?
— Восемь месяцев. Трижды Патриарх возвращал на доработку эскизы на восточном своде ближе к алтарю — Спаситель на престоле в окружении святых, которые молятся за наше благословенное Отечество.
Святейший попросил изобразить больше московских святителей — митрополитов и патриархов. И получалось так, что чисто по композиции две группы были не совсем уравновешены и образовались два вакантных места. Получались одни святители, что не соответствовало равновесию композиции. Я добавил апостола Андрея Первозванного, который также имеет непосредственное отношение к появлению христианства на Руси. Но вот кого еще вписать в эту композицию, никак не мог определиться. И тут на мне ум пришел образ св. Климента Римского, и я отдал эскизы на рассмотрение.
Вскоре мне сообщили, что Патриарх назначает встречу. Обычно это происходило в Свято-Даниловом монастыре. А тут вдруг меня приглашают прийти в храм Климента Римского, поскольку там Патриарх будет совершать Великое освящение храма. Этот храм мне с детства очень хорошо знаком, он расположен рядом с художественной школой, где я учился. Его настоятель о. Леонид там тоже учился, потом получил высшее образование на отделении скульптуры в Суриковском институте.
Свмч. Климент Римский после Крещения Руси считался одним из главных небесных покровителей новокрещенной державы и был очень почитаем в русских землях. Он, как и апостол Андрей Первозванный, бывал, а затем и принял мученическую смерть на Херсонесе, где спустя почти восемь веков крестился св. равноап. князь Владимир, будущий Креститель Руси.
И когда эскиз прямо в храме рассматривался Патриархом, о. Леонид тоже высказал свое профессиональное мнение, с чем Святейший согласился, и эскиз был окончательно утвержден. Кстати, маленькая деталь: фамилия о. Леонида — Калинин.
— Ну что ж, и здесь, можно сказать, проявилась некоторая духовная связь с Калининградом…
— Кстати, М.И. Калинин — один из немногих руководителей сталинского советского правительства, который перед смертью исповедался и принял свою кончину по-христиански.
— Таким образом, можно сказать, провидчески вы начали здесь свою работу через свмч. Климента Римского. Но самые первые работы в КСХС — большие росписи Рождества Христова и Успения Пресвятой Богородицы на балконах с северной и южной сторон храма. Это уже изначально было заложено в плане росписи всего храма?
— Естественно. К тому же получилось так, что мы приступили к росписи Рождества Христова примерно в октябре 2014 года, а уже в декабре приезжал Патриарх. И нам нужно было что-то предъявить, внести какие-то коррективы на будущее. На балконе чисто технически проще организовать роспись, как и поставить леса, что тоже отнимает какое-то время.
 — Патриарх остался доволен увиденным?
— В целом да. На балконе также были изображены два брата Божия — свв. Иаков и Симеон. Патриарх, осматривая роспись, спросил, почему они похожи, как два брата. Это очень точное замечание — лики святых не должны быть абсолютно похожи друг на друга, лики не должны быть обезличенными. Хотя на самом деле в данном случае они братья. Мы сразу же исправили этот недочет.
Потом, уже после отъезда Патриарха, были поставлены леса и началась ежедневная кропотливая работа по росписи всего пространства собора. Надо сказать, что его архитектура не совсем традиционная. Веками отработана роспись в крестово-купольном соборе. А здесь достаточно сложные для компоновки угловые компартименты, то есть часть внутренних помещений.
— То есть вам пришлось даже какие-то новаторские методы применять?
— Трудно их назвать новаторскими. Реставратор по определению не может быть новатором. Пришлось, конечно, тщательно подстраиваться, чтобы все смотрелось как цельная композиция.
Вот, можете посмотреть на первоначальные эскизы росписи, которые делались до нас. (Андрей Курков показывает на находящиеся на одной из стен художественной мастерской эскизы, явно не соответствующие той эстетике, которую мы уже привыкли видеть в храме — Авт.). Они были взяты из книги «Грановитая палата» и просто перенесены на эскиз. И если бы это было воплощено, то фигуры представленных здесь святых были бы просто чудовищных размеров — по четыре метра. Это давило бы на людей.
— Сколько времени уходит на роспись, скажем, одного святого на колонне?
— О каждом конкретном образе сложно сказать. В среднем одна неделя. Но на практике постоянно возвращаешься к уже написанному, смотришь свежим взглядом и вносишь изменения.
— Кто определяет, какие святые должны присутствовать в пространстве храма? Понятно, что есть такие, без кого не обходятся практически ни в одном православном храме: Николай Чудотворец, свв. Сергий Радонежский, Серафим Саровский, Александр Невский… Я, например, был очень обрадован, увидев на правой колонне, что ближе к алтарю, образ святителя Гермогена — мученика за веру и Родину. С этим русским святым у меня связаны некоторые воспоминания личного воцерковления. А до этого ни в одном храме области я не мог увидеть даже небольшой иконы этого великого святого.
— Как правило, эскизы всех росписей утверждает Патриарх Кирилл. Получилось так, что здесь как бы прослеживается преемственность — апостолы Петр и Павел, святители Иоанн Златоуст и Василий Великий, а потом наши патриархи, святители, мученики, новомученики, воплощающие полноту Русской Церкви, восходящей к первым христианским святым и к самому Господу Иисусу Христу.
В данном случае патриарх Тихон и, конечно, святитель Гермоген, патриаршество которого выпало на чрезвычайно опасный для Руси период Смутного времени, должны быть особо близки сердцу каждого православного русского человека как пример самоотверженного служения Отечеству.
— Сколько всего святых сейчас написано в соборе?
— Если считать не только на стенах и колоннах, но и иконописные образы, то количество увеличивается. Получается порядка ста образов.
— Над чем сейчас работаете? И когда будет уже окончательно расписано все пространство собора?
— Вот сейчас мы работаем над образами свт. Николая и свв. прпп. Сергия Радонежского и Серафима Саровского.
 — Я слышал, что будет изменена роспись в алтаре собора.
— Да, здесь будут устанавливать мозаику. Ее делает московская бригада мастеров. Эскизы тоже утверждались долго и трудно. Подготовку уже сделали, сняли золото с прежней росписи. Мозаики уже готовы, работа по установке начнется со дня на день.
— Патриарх, возможно, приедет в августе, будете ли еще что-то продолжать расписывать в храме?
— Полностью завершим киоты. Их будет четырнадцать, а может, и больше.
— Можно ли сказать, что храм стал заметной вехой в вашей творческой жизни?
— Четыре года — это заметная веха в жизни любого человека.
— Я разговаривал с Инной Валерьевной Аполонской, руководителем музея «Ковчег» в Православной гимназии. Она очень рада помощи, которую представители вашей артели оказывают музею в восстановлении некоторых раритетов.
— Там мы по ее просьбе занимаемся как раз настоящей реставрацией. Многие предметы были в плачевном состоянии, в том числе и икона примерно конца XVIII века «Спас в терновом венце», которую нас попросили отреставрировать. Ей сейчас занимается Наталья Панина. Она иконописец, работала на росписи в Кафедральном соборе Христа Спасителя г. Калининграда. Я как художник-реставратор обучил своих сотрудников азам реставрации, поэтому Наталья может сейчас квалифицированно работать с этой иконой, в основном заниматься укреплением красочного слоя. Икона, как я видел, была в очень плохом состоянии: красочный слой отваливался кусками, даже страшно было прикоснуться к ней. Сейчас красочный слой закреплен, встал вопрос о расчистке, так как оригинальное изображение было покрыто поздними наслоениями. Рад, что мы как-то помогли музею, также передали туда часть эскизов из собора.
Кроме того, мы занимались реставрацией других икон по заказам, некоторые еще остались. Люди приобрели навыки не только росписи, но и реставрации икон, что, возможно, пригодится им в дальнейшем.
— Может быть, стоит кого-то особо отметить из вашей артели?
— Честно говоря, все заслуживают добрых слов. Сразу же, практически с первых дней, в храм Христа Спасителя приехали и стали трудиться Аркадий Левин, Александр Щировский, Дмитрий Алимов. Большой вклад внесла калининградский художник Ольга Кривцова. Количество иконописцев в нашей бригаде постоянно менялось, иногда достигало даже 50 человек. И в основном это были калининградцы, в том числе выпускники Калининградского промышленно-художественного колледжа, среди них — Катя Григорьева и Катя Фебенчук.
— Передавая опыт росписи храма нашим девушкам, вы осуществляете своего рода миссионерскую деятельность. Учитывая отдаленность Калининградской области от основной части России, это без преувеличения можно назвать одной из форм патриотического воспитания, что не менее важно. Согласны?
— Я так скажу: роспись любого храма, тем более такого большого собора, конечно, дело патриотическое. Планомерная, тихая, без громких лозунгов патриотическая работа или, точнее, служение. Вообще, хорошо делать любую работу на благо своей страны, делать на совесть — даже правильно асфальт класть — дело патриотическое. И об этом хорошо бы всегда помнить.
Беседовал Дмитрий Осипов
|
