|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№1 (178) январь |
|
|
Ответы Патриарха
Пролог. 30 октября 2018 года в Зале церковных соборов Храма Христа Спасителя г. Москвы состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с участниками VIII Международного фестиваля «Вера и слово». Предстоятель Русской Православной Церкви ответил на вопросы собравшихся.
О трагедии разделений
— Благословите, Ваше Святейшество. Эстонская Православная Церковь Московского Патриархата, Таллиннская епархия, «Православный собеседник» — газета, которую Вы благословили, спасибо Вам.
В свете последних событий православный мир очень напряженно следит за тем, как развиваются отношения между Константинопольской и Русской Православными Церквами. Сложилось впечатление, что раскол, который произошел в Эстонской Православной Церкви Московского Патриархата 20 лет назад, — это пробный камень Константинополя. Слава Богу, наш почивший владыка Корнилий, митрополит Таллиннский и всея Эстонии, остался верен Матери-Церкви, хотя Церковь наша потеряла тогда часть своего имущества, а раскольники ушли под юрисдикцию Константинополя. Складывалась очень острая обстановка, и только благодаря мудрости нашей Церкви мы сохранили свое лицо. Крестные ходы, которые были проведены в защиту Православия, собрали более 30 тысяч людей, и именно крестные ходы остановили развитие этого острого конфликта.
Ваше Святейшество, может быть, в свете последних событий, того, что происходит сейчас, крестный ход будет тем оружием, которое возможно на поле духовной брани, которое объединяет и показывает наше единство? Мы с заповедями Христа, мы защищаем ценности Христовы! Как Вы полагаете, как сегодня вести себя православному миру, тем людям, которые растерялись? Ведь мы понимаем: «Бог есть любовь», правду невозможно победить, «не в силе Бог, а в правде», — но как себя вести? Спасибо.
— Спасибо Вам за вопрос. Что касается крестных ходов, то в самое трудное время (хотя, может быть, трудные времена еще впереди) Украинская Православная Церковь организовала крестный ход, в котором участвовали более 200 тысяч человек. Телевидение, по крайней мере российское, это показало. Не знаю, как эту картину показывало украинское телевидение или какие-то зарубежные телеканалы, но это было грандиозное шествие, это было море людей. Мы знаем, с какими трудностями сталкивались те, кто желал участвовать в этом крестному ходе. Люди съезжались со всех мест Украины, из всех областей, и сколько же беззаконий совершалось по дороге! Автобусы останавливали, людей высаживали, раздавались угрозы, иногда отбирались документы — и, несмотря на административное давление, приехало больше 200 тысяч человек! Ну, а если бы его не было? Тогда, наверное, участвовали бы и те, кто дрогнул или, поразмышляв, ехать или не ехать, решил: ну подожду, пока не поеду. Конечно, людей было бы еще больше.
Но вопрос даже не в том, сколько было человек. Была выражена мощная поддержка Украинской Православной Церкви, единственной канонической Церкви на Украине, и ее Предстоятелю Блаженнейшему владыке митрополиту Онуфрию. Эта акция имела очень большое значение, но ведь она не остановила процесс. Вы сказали, что 30-тысячный крестный ход в Эстонии как-то остановил развитие негативной ситуации…
— В одном Таллинне было собрано более 30 тысяч…
— Да, остановил. А на Украине не остановил. Потому что ставки очень велики и заказ на разрушение единства нашей Церкви имеет глобальное измерение. Это не просто борьба за юрисдикцию, — это борьба за разрушение единственной мощной православной силы в мире. Когда мы говорим о 150 миллионах верующих — это действительно так. Так ведь это 150 миллионов православных людей, которые стараются жить по православным законам! Но посмотрите на развитие современной цивилизации — наши ценности и идеалы не соответствуют тому, что нам навязывает мир. И, несомненно, кто-то решил нанести удар по этому острову свободы.
Почему я называю Православие островом свободы? Потому что мы свободны от глобального оболванивания, от господства над нами чужих мыслей. У нас есть опыт такой свободы: еще в советское время мы существовали в условиях идеологии, которая боролась с любым инакомыслием, и выстояли. Вот и в условиях глобального информационного воздействия, с совершенно конкретными целями, мы тоже остаемся свободными.
Давайте именно здесь искать причину того, почему далеко за пределами Украины возникли мысли об ослаблении Русской Православной Церкви, ее разделении. Кроме того, есть и менее глобальные причины и предпосылки: просто выдавить каноническое Православие из религиозного поля Украины, ослабить его до предела, создать раскольническую, а значит, безблагодатную юрисдикцию. На это нужно смотреть с разных точек зрения. Политики оценивают происходящее с политической точки зрения, а я с чисто духовной: что значит лишить благодати целый народ? Вместо благодатной Церкви, несущей дары Святаго Духа, мы видим перед собой просто ряженых — людей, не имеющих никаких полномочий совершать Божественную службу, а кое-кто из них предан анафеме.
Поэтому трагедия Украины, религиозных разделений на Украине выходит за границы политического поля, имея, я бы сказал, мистическое измерение. Именно так мы должны смотреть на случившееся. Но если говорить о том, что произошло совсем недавно, то мы видим грозный знак того, что раскол перешел границы Украины. Константинопольский Патриарх, нарушая все каноны, которые регулируют отношения между Церквами, вторгается на нашу землю, в нашу Церковь, заявляет о своем праве вторгаться, не имея на то никаких оснований в священных канонах. Это новация последних десятилетий. Это новация, которая приписывает Константинополю полномочия, которых он не имел и не мог иметь по определению.
Мы, как и все, кто занимается такого рода проблемами, знаем историю, знаем, чем был Константинопольский Патриарх. И мы понимаем, почему у него было некое влияние на другие Церкви. Дело в том, что Патриарх был рядом с византийским императором, который управлял всей ойкуменой — отсюда и слово «экуменический», — то есть населенным цивилизованным миром, пребывавшим в орбите греко-римского влияния. Конечно, Патриарх, находившийся рядом с императором и очень часто имевший с ним очень тесные отношения, оказывал на других если не каноническое — такого не было никогда, — но моральное и политическое влияние.
Но в то время строго соблюдались каноны, и ни один Константинопольский Патриарх не вмешивался в юрисдикцию другого Патриарха, это было строго ограничено. И когда нам сегодня говорят, что Константинополь имеет право принимать апелляции из других Церквей и судить, ссылаясь при этом на каноны IV Вселенского Собора, то это просто обман. Канон ясно говорит, что Константинопольский Патриарх имеет право принимать апелляции только по отношению к митрополитам, входящим в его юрисдикцию.
Существует знаменитое каноническое произведение «Пидалион», в котором даны комментарии на все каноны. «Пидалион» очень уважается и почитается в православном мире (особенно в греческом мире к этому документу до недавнего времени было особое отношение); считается, что эти комментарии имеют основополагающее значение. Так вот, «Пидалион» расшифровывает данный канон и говорит, что Константинопольский Патриарх имеет право принимает принимать апелляции и судить только митрополитов, входящих в его Патриархат, а дальше перечисляется: это не имеет отношения к Александрии, потому что александрийских митрополитов судит Александрийский Патриарх, Антиохии — потому что антиохийских судит Антиохийский Патриархат, и т.д. То есть применительно к нашему времени Константинопольский Патриарх не имеет никаких канонических полномочий и разрешений принимать апелляции от митрополитов других Поместных Православных Церквей.
Ну, а если Предстоятель Церкви грубо нарушает каноны, причем в контексте, не касающемся его собственной личности, его окружения, его клира, и вторгается в жизнь других Поместных Православных Церквей, то как на это реагировать? Если мы промолчим — мы создаем прецедент. А ведь, собственно говоря, разделение Рима и Константинополя и началось с того, что создавались прецеденты: кто-то на что-то закрывал глаза, кто-то из-за лести говорил что-то лишнее в адрес Римского епископа, а потом, когда дело дошло до серьезного конфликта, в Риме стали удивляться: «Вы-то что восстаете против? вы же все время соглашались и дифирамбы в наш адрес пели». Вот и сегодня мы имеем дело с грубейшим нарушением канонов со стороны Константинополя. Если вы спросите о моем личном отношении ко всему этому — я, естественно, переживаю. Вы знаете, я решил поехать и встретиться с Константинопольским Патриархом, чтобы поговорить по-человечески, по-братски, мы же с ним знакомы с 1977 года, еще молодыми людьми вместе работали, писали какие-то тексты. И я предложил встретиться, если Святейшему удобно, на какой-то нейтральной территории, например, в Шамбези (их центре под Женевой) или где-то еще, на что мне ответили: «Нет, Вы должны приехать к нам; только в Константинополе (Стамбуле) с Вами будет разговаривать Патриарх». Я понял, что за этим стоит желание, что называется, поставить на место. Кто-то из коллег даже сказал мне: «Не надо ехать, это унизительно», но я подумал: нет, это не унизительно. Да, это унизительно для тех, кто обращает внимание на подобные игры, но я на них внимание не обращаю. Я готов пешком идти куда угодно, только бы предотвратить такого рода развитие событий, которое, к нашему сожалению, все же произошло.
И вот я поехал в Константинополь и по-братски разговаривал. Не могу сказать, что Константинопольский Патриарх так уж по-братски со мной говорил, но я пытался сделать все, чтобы его смягчить. Когда я чувствовал, что эмоции моего собеседника начинают превышать допустимый уровень, я брал его за руку и по-братски просил: «Давайте спокойно поговорим». И у меня еще оставалась надежда, потому что доводы, которые мы приводили, были очень убедительными. Но, с другой стороны, его позиция по Украине уже тогда была выражена достаточно резко и радикально.
Но все-таки еще раз хочу сказать: надежда умирает последней. Поэтому всем, кто, может быть, критикует меня за то, что я тогда поехал, я и сейчас говорю, что нужно было сделать этот последний шаг. А если бы я его не сделал? Ведь нашелся бы кто-то в вашей среде, кто сказал бы: «Ну почему бы не встретиться, почему не поговорить? Почему не обсудить эту проблему от сердца к сердцу?» Я свидетельствую: этот шаг был сделан, мы поговорили от сердца к сердцу, но к положительным результатам этот шаг не привел. Но за это уже не мы несем ответственность. Благодарю вас.
— Протодиакон Александр Карпенко, православный журнал «Фома в Украине». Ваше Святейшество, в свете Ваших последних слов такой вопрос. Вызовы, которые ставило время, Церковь встречала соборным разумом, анализируя и принимая решения. Вот и сейчас, когда мы переживаем действительно драматические времена, когда перед всеми нами снова серьезный вызов, когда осуществляется попытка, более того, предпринимаются действия по пересмотру столетий нашей общей истории, сложившегося в течение веков статус-кво, устоявшихся взаимоотношений сестер — Поместных Церквей, — возможно, перед соборным разумом Церкви снова стоит вызов, который она должна соборно проанализировать и принять решение? Могут ли православные в этой ситуации договориться по-христиански? Как Вы видите развитие этой ситуации?
— Я предлагал провести либо Синаксис, то есть собрание глав, либо Собор. Когда мы обсуждали тему Критского Собора, я успокоил Патриарха, который был очень взволнован тем, что целый ряд Церквей не поехал на Собор. Я сказал ему: «Не может же история заканчиваться на Критском Соборе! Давайте развивать дальше соборный процесс! Не все смогли приехать по объективным причинам, после серьезных размышлений, на Критский Собор, но давайте продолжим! Надо, чтобы Соборы у нас собирались не раз в сто лет, а регулярно, и тогда мы бы могли действительно соборным разумом разрешать возникающие проблемы».
Ситуацию, которая сложилась сейчас вокруг Украины в связи с каноническим преступлением Константинопольского Патриарха, нужно обсудить соборно, и многие Церкви сегодня заявляют о необходимости проведения Собора. Но Константинополь, опять-таки самовластно, без всякой опоры на каноны, присвоил себе право созывать Вселенский Собор. Нигде не сказано, что у него есть такое право. Мы де-факто согласились: кто-то ведь должен созывать Вселенский Собор, а поскольку Константинополь первый по диптиху, то пусть он и собирает. Ну, а теперь получилось так, что эта канонически необоснованная и просто из соображений целесообразности возникшая традиция заводит нас в тупик. Вот не желает Константинополь собирать Собор — и Собор не собирается. Еще раз хочу сказать, что и другие Церкви сегодня выступают за проведение если не Собора, то всеправославного совещания, на котором можно было бы все это обсудить, но, видимо, Константинополь не согласится с таким развитием событий, потому что он не желает объяснять другим причины своих неканонических деяний. Я так объясняю эту позицию.
О переезде в Россию
— Ваше Святейшество, священник Иосиф Глисон из Соединенных Штатов, православный священник, который служит в России, в городе Ростове Великом и является редактором веб-страницы «Русская вера» на английском языке.
Два года назад мы с женой и нашими восемью детьми приехали из Соединенных Штатов в город Ростов для несения служения. Мой русский по-прежнему не слишком хорош, поэтому прошу простить, что буду говорить по-английски. За последние два года много людей из Западной Европы и Америки заинтересовались и посетили нас в Ростове, поскольку они также рассматривают возможность переезда в Россию. Как и я, они наблюдают нравственные проблемы и кризисы, которые потрясают их страны, и надеются, что Россия будет лучшим местом для того, чтобы жить и растить детей. Однако со стороны официальных лиц и законов чинятся большие трудности, которая меня огорчают; сложный бюрократический процесс затрудняет иммиграцию в Россию. Возможно ли, чтобы Русская Православная Церковь ходатайствовала перед Правительством России об упрощении процесса иммиграции в Россию, чтобы помочь братьям и сестрам — православным христианам, покидающим родные страны из-за морального кризиса и приезжающим в Россию?
— Конечно, тема иммиграции, тема приезда в Россию иностранных граждан — очень непростая тема. К нам приезжают из разных стран, и большинство приезжих, несомненно, неправославные люди. Поэтому я не думаю, что Церковь может выступить с инициативой об упрощении в целом правил въезда в Россию и принятия Российского гражданства. Но те, о ком Вы говорите, православные люди, в том числе живущие в Соединенных Штатах, — это конечно, совершенно другая категория. Те, кто по своим убеждениям, по своей вере хотят приехать и жить в России, — это иной случай, и не думаю, что это массовое явление. Поэтому, не имея возможности ответить на Ваш вопрос в общем, я бы хотел бы сказать, что в частных случаях Церковь могла бы принимать участие, для того чтобы облегчить этот процесс настолько, насколько у нее есть возможность.
Когда речь идет о православных священниках, о православных семьях, о тех, за кого Церковь могла бы поручиться, — думаю, мы могли бы начать какие-то переговоры с властями о том, чтобы такие люди могли быстрее осуществить свою мечту и поселиться в России. То, что я сейчас говорю, — это не утверждение, это просто размышления вслух, но, надеюсь, мы могли бы поработать с соответствующими государственными органами в случае получения в наш адрес таких обращений.
Об общении в Интернете
— Дарья Косинцева, администратор сообщества «Меньше ада» ВКонтакте. Ваше Святейшество, вот уже более пяти лет я веду православное сообщество, по возможности несу веру и слово в Интернет. И, Вы знаете, всегда очень радуюсь, когда находится священник, который пишет или снимает видеоблог, всегда с радостью его публикую. Но я все чаще сталкиваюсь с ситуацией, когда для батюшек, которые несут миссию в Интернет, это становится головной болью. Священник, который делает нечто подобное на свой страх и риск, часто не только не получает поддержки в своей епархии, но и сталкивается с косыми взглядами, с непониманием, а нередко с прямыми запретами священноначалия. Особенно много проблем возникает, когда священник пытается отойти от языка церковного официоза, чтобы общаться с молодежью. При этом атеистических блогеров в Интернете сейчас огромное количество, и для многих современных образованных молодых людей атеизм становится как бы некой естественной нормой. Уровень культуры, образования многих блогеров-атеистов, конечно, оставляет желать лучшего, но они могут говорить с молодежью на ее языке, и их слушают. А священники, которые зачастую умнее, ярче, талантливее, интереснее, боятся что-то говорить, чтобы не столкнуться с очередными проблемами.
Вот как Вы считаете, есть ли надежда, что ситуация изменится, или пусть все остается тихо-мирно, как сейчас? Говорить о вере с молодежью на ее языке — это какой-то вызов или это нормально?
— Если дело только в языке, то это вопрос решаемый. Но обращение неверующих людей к Богу — это не только вопрос языка. То, что растет количество молодых людей с атеистическими убеждениями, это в последнюю очередь вопрос языка. Вы можете обращаться к ним на любом языке, но если вы будете говорить то, что идет вразрез с голосом их плоти, с их пониманием того, какой должна быть жизнь, то никаким языком вы их не убедите.
Можно убедить не языком, не фразами, не стилем, а мыслями, если человек перед вами мыслящий. А если человек живет по закону животного мира, то он не будет читать ни одно, ни другое, ни третье. Язык его не привлечет, если будет нечто, что бросает вызов его животному образу жизни, основанному на удовлетворении инстинктов. Но вот с чем я согласен — с тем, что не все молодые люди такие, и что есть среди них люди мыслящие, но при этом активно использующие современный молодежный жаргон. Не думаю, что священнику следует в полной мере овладевать такого рода лингвистическими навыками, это будет выглядеть заигрыванием. Священники должны не столько на уровне слов, сколько на уровне мысли приблизиться к тому, как мыслит современная молодежь. Дело не столько в построении фразы — думаю, стиль здесь ни при чем, — но священник, обращающийся к молодежи, должен понять, в каких категориях мыслит молодой человек, в какой системе ценностей он живет; священник должен войти в эту систему, не растворяя самого себя, и изнутри помочь понять абсурдность многих взглядов и заблуждений.
Это очень тонкая работа, это не только вопрос языка. Когда священники желают понравиться молодежи и начинают употреблять молодежный сленг, говорить так, как говорят где-нибудь на дискотеке, но при этом в их словах нет ничего, что может «зацепить» человека, то это пустота, это «медь звенящая и кимвал бряцающий» (1 Кор 13:1), это клоунада. Сегодня я уже говорил о клоунаде — об интеллектуальной клоунаде, а здесь клоунада лингвистическая. Поэтому я бы предложил так: каждый священник должен разговаривать на том языке, на котором может, который для него является естественным. Вот здесь сидят молодые люди, но я же не корчу из себя юношу, владеющего молодежным жаргоном, и тем не менее все меня понимают, верно? Точно так же многие наши замечательные актеры, будучи кумирами для молодежи, не всегда говорят на молодежном сленге. Еще раз хочу сказать: если есть сильная мысль, яркое сравнение, отсылка к опыту переживания присутствия Бога в своей собственной жизни, если есть подлинность, честность, искренность, то это зацепит, вне зависимости от того, в полной мере человек говорит на современном языке или нет.
Что же касается запретов — не думаю, что должны быть какие-то запреты. Другое дело, что у каждого архиерея есть архипастырская ответственность за то, как ведут себя священники, в том числе и за то, как они позиционируют себя в медийном пространстве. Возможно, могут быть и некие душеспасительные беседы со священников, но без ущерба для миссии в молодежной среде, я бы так сказал.
Пресс-служба Патриарха
Московского и всея Руси
Окончание следует
|