|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№11 (188) ноябрь |
|
|
Позволить себе поиск
Усталость от церковной жизни, нежелание ходить в храм с прежней частотой, равнодушие к молитве и таинствам, которыми раньше буквально горел, — несколько лет назад заговорили о так называемом расцерковлении. Что такое кризисы в духовной жизни, как их переживать с пользой для души и можно ли вернуться в Церковь после ухода — об этом мы поговорили с христианским психологом Наталией Ининой, автором книг, сотрудником факультета психологии МГУ, преподавателем Российского православного университета.
(Окончание. Начало в № 9 (186) сентябрь 2019 г.)
Мне кажется, в Церкви происходит ровно то же. Церковь — это наша дорога, но она протоптана не нами. Порой возникает чувство, что ты идешь чужой дорогой, а тебе нужна своя. И ты отдаляешься, чтобы найти ее.
Нет, это не про блудного сына. Человек же не уходит от Бога, но он хочет услышать Бога в себе. Услышать Его ярче, более внятно, личностно — вспомните совет митрополита Антония старушке, которая много молилась, но Бога не слышала: «Попробуй просто, устроившись в кресле, посидеть и повязать что-то в тишине, войти в свою глубину, там ты и услышишь Бога».
Если ты переживаешь такой период, это не повод для паники. Но надо точно понимать, что ты делаешь и зачем.
Если ты отвечаешь себе: «Да, мне нужен Бог, лично мне. Я как член Церкви есть, но меня как Васи Иванова словно нет. Я хочу как Вася Иванов встретиться с Богом наедине, в себе», — если это так, то это и есть поиск Бога.
Более того, прекрасный евангельский образ Господа, который ради одной овцы оставляет девяносто девять, говорит о том, что Богу ценен каждый человек, и ценен как таковой. Не как часть сообщества, даже самого прекрасного и достойного, а сам по себе. И мы должны учиться жить одновременно и как части соборной Церкви, и как самостоятельные единицы.
Другой вопрос, когда я ухожу из Церкви и погружаюсь в суету, например, у меня две работы и нет времени на храм. Это не поиск Бога, а, наоборот, уход от своей глубины. И тогда мне скорее нужно побуждать себя молиться, удерживаться в русле церковной жизни.
В том-то и дело: пытаясь дать простой универсальный ответ на сложный вопрос, мы упускаем детали и уже не можем понять конкретную ситуацию и себя в ней. Вопрос может быть один и тот же, но разными будут мотивы.
И с людьми, и с Богом
— Как быть, если, возвращаясь к церковной жизни, человек сталкивается в большей степени с «внешним» деланием (посты, приготовление трапез, паломнические поездки, благотворительные проекты и т.д.), чем с внутренним? Как будто все время занят второстепенным, а главное за ним теряется — и мириться с этим непросто…
— Зайду издалека. Человек прошлого жил одновременно в двух мирах. Все, что окружало его, имело сакральный смысл. Еда переживалась как дарованная Богом, жилище — не просто как стены и крыша над головой, а как мой дом, в котором жил мой род и будут жить мои дети. Страна, Родина были понятиями священными (как бы мы сейчас сказали, экзистенциально проживаемыми). Люди не просто знали это, они это чувствовали сердцем.
И поэтому люди не нарушали правил — не потому, что боялись, а потому, что чувствовали, что это нехорошо. Это не свобода блудного сына — взять свое и уйти, куда захочется, а свобода сына, живущего в доме отца.
И в этом плане сакральность пронизывала жизнь: крещение и венчание, рождение и похороны, прощание с умирающим человеком (сейчас человек часто умирает в больничной палате, в реанимации, и к нему порой не пускают даже родственников).
Мы дети поколений неверующих, для которых не существовало духовной вертикали — только этот мир. И мы на самом деле живем в той же материалистической логике и ее приносим в Церковь.
Нам сложно по-другому. Мы такие «марфы», которым непонятно бездействие Марии: «Лентяйка какая-то!». Человек прошлого не задал бы вопроса, чем занята Мария: она молится, может быть, размышляет о Христе. Сидит и сидит, зачем ее трогать?
— Выходит, в такой целостной жизни не было кризисов?
— Они переживались намного легче.
Я все время даю студентам простую схему, мы о ней говорили в прошлый раз. Раньше духовная жизнь стартовала с позиции «ноль». Сейчас человек стартует не с нуля, а с минус 50, минус 100, минус 10. Мы начинаем духовную жизнь нецелостными. Это не хорошо и не плохо, это просто данность: путь к самим себе нам еще предстоит.
И когда прихожанин убегает в трапезу внутри храма и, нарезая хлеб, молится Иисусовой молитвой, — это здорово! Но современному человеку было бы, пожалуй, полезно наряду с молитвой подумать о людях, для которых он режет хлеб; посмотреть на детей, которые бегают вокруг него, на священников, уставших после службы, и почувствовать к ним любовь, сострадание. Так ему стало бы проще в суете дел не забывать о святом. Это и называется представленность двум мирам, о которой говорил философ Виктор Несмелов.
И, мне кажется, сейчас мы к этому призваны. Да, чем больше людей целостных, реалистичных, здоровых будет в Церкви, тем Церковь будет целостнее, здоровей. Священники бьются-бьются, но Церковь — это ведь приход. Это и наша задача.
Это точно не иллюзия?
Психолог Гордон Олпорт описывал здоровую религиозность следующим образом. Человек здоровой религиозности не воспринимает мир в логике «свои — чужие», верующие и неверующие. Скажу вам, я часто вижу людей, которые не позиционируют себя как христиане, но нравственно выше тех, кто так заявляет о себе.
Здоровая религиозность открыта в мир. Она относится к любому человеку с хорошим, спокойным интересом. Другой человек — это возможность для меня узнать и почувствовать новое, или помочь ему, или измениться самому. Не нужно кидаться в объятия ко всем людям на улице — речь о внутреннем состоянии.
Люди нормальной религиозности умеют находиться в своем внутреннем мире, «под кожей», как говорил митрополит Антоний Сурожский, и не обвиняют «дурацких психологов» в усложнении простых вещей. Они знают, что ни жизнь, ни душа совсем не просты. И эта сложность прекрасна и удивительна (возьмите любое насекомое и посмотрите, как оно устроено! Этот жучок, паучок, стрекоза — просто какой-то летательный аппарат).
Мы призваны возрастать, не пугаясь сложности этой жизни. Сложно вырастить ребенка здоровым, сложно самому быть здоровым. Это хорошая сложность. К ней нужно относиться с интересом, а не со страхом.
Человеку со здоровым религиозным чувством интересно учиться. И в святоотеческую литературу углубляться, и вообще познавать наш мир. Только такой христианин способен быть миссионером, выходя в мир с крепостью веры и с интересом.
И еще мне кажется, человек, по-настоящему здоровый религиозно, — это тот, рядом с которым людям хорошо быть. Потому что он их не осуждает, поддерживает, при этом не кидается «причинять добро» и спасать любой ценой, а уважает право людей на собственный выбор. Это человек, который живет перед лицом Бога не только во время утреннего и вечернего правила. Он ощущает, что Бог близко и Его взгляд — не карающий, критикующий, наказующий, а взгляд любящий.
И тогда потеря связи с Богом не приводит к ощущению ужаса, испытав который остается только упасть на колени и начать немедленно петь акафисты. Это боль от потери любви. Если эта боль есть, ты не грешишь не из-за страха наказания, а чтобы не потерять эту любовь. Почувствуйте разницу.
Представь: тебя любит прекрасный, заботливый, чуткий отец, который помогает тебе в трудные моменты, столько в тебя вкладывает, так тобой любуется, — и вдруг ты делаешь что-то плохое. Тебе будет очень стыдно. И это прекрасно, это здоровый стыд.
Главное, чтобы чувство вины не стало хроническим. Когда невротический верующий согрешит или ошибется, он думает: «Какой ужас, как я мог?! Это просто невыносимо!» Я в такие моменты говорю своим клиентам: «За что ж вы так с собой? Давайте подумаем, как с этим быть». На мой взгляд, мы можем относиться к себе так же, как к нам относится Бог.
Быть на своей стороне
Представьте, ребенок что-то сделал не так. Мы нависаем над ним: «Как ты мог, почему ты это сделал? Никогда в жизни ты больше не должен этого делать!» Что испытывает малыш в этот момент? Тотальное чувство вины и беспомощности. Но если мы сядем на корточки, посмотрим на этого ребенка, желательно снизу вверх, как будто помогая ему подняться после падения, вытирая слезы, то мы как бы говорим: «Ты справишься. Верь в себя. Ты сможешь быть лучше, у тебя все получится».
Когда ребенок совершил какой-то проступок, прежде всего мы должны посмотреть в эти глаза, расстроенные, испуганные. Любой человек, в том числе маленький, хорошо понимает, когда делает что-то не так. Ему самому уже плохо от этого, а мы еще «добавляем» сверху нравоучений. Это его придавит к земле. Только сочувствующий, понимающий взгляд на него другого позволяет человеку созидать, взрослеть, возрастать.
Я сейчас говорю не об отсутствии разумных границ в воспитании, речь о другом — о поддержке и принятии ребенка. Границы тоже важны. Поэтому воспитание, как и многое в жизни, отнюдь не простая задача.
— Возвращаясь к теме ухода из Церкви. Я рада, что вы сказали, как важно читать, искать круг верующих людей, не боящихся сложности. На этом пути виден выход. Ведь легче всего сказать: «Это все система, организация, я выше этого, и я ухожу». Остаться труднее.
— Конечно. Стратегия ухода — это детская стратегия, простая попытка сохраниться. Но мы не выбираем «или/или», мы говорим: «и/и».
На самом деле очень часто у людей, которые серьезно работают с психологом, возникает кризис выхода из Церкви. Они перестают идти по невротическому пути: «Ой, а я не причастился — все, мне будет плохо, что-то случится! Вот, случилось, потому что я не причастился!» И я говорю: «Кризис, который вы переживаете, — это нормально. Вы должны сначала познакомиться с собой, себя почувствовать и принять. Это и происходит».
Через какое-то время все эти люди, без исключения, возвращаются в храм, но совсем другими, и говорят ровно о том, о чем мы говорили сегодня: «Наконец-то я чувствую Бога, наконец-то я стою в церкви и испытываю любовь и благодарность. Я научился видеть людей, и мне их жаль: как же им тяжело! Ведь я сам проходил через это. Мне хочется сказать им какое-то доброе слово».
Таких людей должно быть в Церкви все больше и больше. Поэтому наша задача — не бояться сложности жизни, в том числе жизни религиозной, а учиться творчески преодолевать вызовы. Так победим!
— Спасибо вам большое, ваши слова очень вдохновляют.
Беседовали Юлия Посашко,
Анастасия Храмутичева
По материалам matrony.ru
|