 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№3 (24) март |
|
|
ЛОНДОНСКАЯ ОСЕНЬ, ИЛИ ПОЛТОРЫ ВСТРЕЧИ С МИТРОПОЛИТОМ АНТОНИЕМ СУРОЖСКИМ
Наблюдения российского путешественника. ПРОЛОГ Ранней осенью Лондон похож на Петербург. Наверное, так же, как и многие другие города, в центре которых переплелись сады с дворцами. Старый чопорный город ласкали последние лучики солнца перед приближающейся английской зимой. Вылетая из аэропорта Пулково-2 в лондонский Хитроу, я еще раз проверил джентльменский набор студента-путешественника: зубную щетку в кармашке сумочки, фотоаппарат и разговорник. Кстати, последний есть неотъемлемая часть любой дороги.
Предыстория
Как можно понять из самого названия, разговорник нужен для того, чтобы разговаривать. На вокзале, в аптеке, гостинице, на почте, в банке, университете и, наконец, не дай Боже, в полиции - везде могут понадобиться те самые специфические слова и фразы, которые вам укажут, подскажут, предупредят и, быть может, даже повлияют на вашу жизнь. Если бы мне заранее сказали, что самые сильные слова своей студенческой юности я услышу в гуще Лондона на чистейшем русском языке, я бы вряд ли поверил. Но это так. Те фразы, что больше всего запали мне в душу, можно было понять без разговорника, ибо произнес их в стареющем осеннем Лондоне русский человек, которого весь христианский мир знает как митрополита Антония Сурожского.
А теперь по порядку. Заканчивая последний год обучения в Санкт-Петербургской духовной академии, я был любезно приглашен одной церковной организацией порыться в пыльных библиотеках Туманного Альбиона по своей извечной кельтской тематике. Изрядно погрузившись в старину где-то между VII и VIII веками, я не чаял ничего такого, как вдруг однажды вечером в среду мне позвонили и спросили, не хотел бы я завтра посетить лекцию митрополита Антония в православном соборе. Не веря своим ушам, я записал адрес и с нетерпением стал ожидать четверга. Безусловно, я не только слышал об этом человеке, но давно с упоением читал его беседы и речи. Его слог и образы пленяли своей внешней простотой и глубиной содержания. Я, как и многие, понимал, что это слова одного из самых замечательных и ярких иерархов современности, но даже представить себе не мог, что когда-нибудь услышу их своими собственными ушами. Я засыпал и думал о том, что завтра в этом серо-осеннем Лондоне 2000 года я увижу владыку Антония, в городе, который ранней осенью так похож на мой любимый Петербург.
В ожидании встречи
Настало время отвесить самый традиционный "английский комплимент". Надо сказать, что добраться до нашего Успенского собора не так уж и просто. Нет, дело не в том, что он затерян среди множества мелких и крупных улиц Лондона, дело в том, что на это обречены вы сами. Лондонцы, а именно так называются местные жители, - народ пугливый. Заговорить с ними на улице столь же сложно, сколь непросто убедить дикого кота, что у вас в руках не камень, а рыба. Обилие "странных субъектов" (в основном выходцев из далеких исламских стран), загадочная английская душа да типичная английская чопорность - вот, пожалуй, секрет коктейля под названием "суровый лондонский обыватель". То ли дело Ирландия: Итак, несмотря на шарахающихся горожан, язык, который, как известно, доводит аж до матери городов русских, привел меня к старинному фасаду православного собора Лондона.
Митрополит Антоний тогда уже плохо себя чувствовал, и беседы проходили не чаще, чем два раза в месяц. Полумрак, царивший внутри храма, расставленные рядами стулья, небольшой столик перед солеей - все говорило о таинстве встречи, которая должна будет совершиться здесь вечером. Помню, у меня было тысяча вопросов, которые хотелось бы задать митрополиту, сомнения, недоумения, пытливость и неясности, короче, весь букет болезней студента-богослова. Это, пожалуй, были последние мысли и движения мятущегося ума, так как то, что произошло далее, скорее можно сравнить с утренним рассветом, лучи которого развеивают ночной дозор ума. В зал храма уверенным шагом вошел седовласый старец в сереньком подряснике времен Первой мировой войны и сандалиях на босу ногу. Это был глава Русской Православной Церкви в Великобритании и Ирландии (Сурожская епархия), доктор богословия, митрополит Антоний Блум.
Владыка сел на приготовленный стул, поздоровался со всеми пришедшими, положил перед собой часы, умолк минуты на три, погрузившись в только ему одному ведомые глубины, а затем стал беседовать. Моя душа вышла из сумрака.
"Христианский голос"
Если у британцев спросить, что для них есть Русская Православная Церковь, то они бы бесхитростно ответили: это не что, а кто. Русская Церковь - это митрополит Антоний. Покойный корреспондент BBC, освещавший проблемы религии, Джеральд Пристленд однажды назвал его самым сильным христианским голосом мира. В Англии владыка Антоний приобрел общенациональную известность. Он не ставил целью "обращать в Православие", но, как сам говорил, просто проповедовал Евангелие везде, куда приглашали: в англиканских храмах, в университетах, в коммунах хиппи, участвовал в радиодиспутах с атеистами. Не случайно митрополит Антоний - единственный, кто получил степень почетного доктора богословия от Абердин-ского университета с формулировкой "За проповедь слова Божия и обновление духовной жизни в стране". В начале 80-х глава Церкви Англии архиепископ Кентерберийский сказал: "Народ нашей страны - христиане, скептики и неверующие - в огромном духовном долгу перед митрополитом Антонием".
В последние десятилетия минувшего века голос владыки Антония был одним из самых авторитетных в христианском мире и за его пределами. Он проповедовал в Нотр-Дам в Париже и в американской провинции, в экуменических собраниях и в самых непредсказуемых местах. В 1990 г. он был одним из кандидатов на выборах Патриарха Московского и всея Руси. А Григорий Померанц недавно назвал его имя в числе трех "великих созерцателей минувшего века" наряду с писателем-монахом Томасом Мертоном и философом Мартином Бубером. Проповедуя, он никогда не записывал проповедей. И не написал ни одной строчки: все его книги - записи устных выступлений и бесед. Но и сказать, что Бог наделил его даром слова, тоже было бы не совсем точно, потому что все произнесенное им не пример красноречия, даже в благородном древнем значении. Скорее Антония Сурожского можно назвать человеком прямой речи - в самом глубоком, сущностном смысле. Речи как способности выражать в разговоре с другими свой личный духовный опыт, в истинность которого веришь сразу и безоговорочно. Он не был богословом как "специалистом по религиозным вопросам". Он был человеком, для которого вера и жизнь - одно и то же, так что и религия не подавляет жизни, и жизнь не отталкивает от себя религию.
Обретение веры
Он родился в 1914 году в семье российского дипломата. Его предки по линии отца были настоящими кельтами - выходцами из Шотландии, которые обосновались в России в петровское время. Его мать была сестрой композитора Скрябина. После революции 1917 года семья оказалась в эмиграции, и по прошествии нескольких лет скитаний по Европе, в 1923 году, они осели во Франции, где и прошло детство Андрея Блума, будущего митрополита Сурожского. Он был достаточно горячим и стремительным человеком. Людям с таким складом души крайне важно, чтобы складно было и на душе. Мальчик рос вне Церкви в жестких условиях выживания русской эмигрантской среды. Еще в детстве его максимализм задал ему самый важный вопрос жизни: в чем ее смысл? Он дал себе зарок, что если в течение года не найдет смысла, то непременно покончит жизнь самоубийством.
Из-за того, что жизнь без цели становилась для его горячей души страшной мукой, он уже был готов к самому страшному. Но вот однажды ему пришлось услышать речь о Христе из уст отца Сергия Булгакова. Известный богослов и философ был неплохим богословом и философом, но при этом никудышным педагогом. Он мог заворожить любого интеллигента, но не умел говорить с простыми мальчиками. После долгих сюсюканий и улюлюканий о Христе и Евангелии отец Сергий неведомым для него образом возмутил младую душу Андрея, которая жаждала напряжения смысла и подвигов, а не святочных рассказов из детской Библии. В порыве юношеского максимализма Андрей решил непременно прочитать самостоятельно Евангелие и навсегда покончить с религией. На этот крючок его и поймал всеблагой промысел Божий. Вот как он это вспоминает: "Я сидел, читал и между началом первой и началом третьей глав Евангелия от Марка, которое я читал медленно, потому что язык был непривычный, вдруг почувствовал, что по ту сторону стола, тут, стоит Христос. И это было настолько разительное чувство, что мне пришлось остановиться, перестать читать и посмотреть. Я долго смотрел; я ничего не видел, не слышал, чувствами ничего не ощущал. Но даже когда я смотрел прямо перед собой на то место, где никого не было, у меня было то же самое яркое сознание, что тут стоит Христос, несомненно. Помню, что я тогда откинулся и подумал: если Христос живой стоит тут - значит, это воскресший Христос. Значит, я знаю достоверно и лично, в пределах моего личного, собственного опыта, что Христос воскрес, и значит, все, что о Нем говорят, - правда".
Путь верности
Далее в жизни владыки начнутся самые необычные и увлекательные годы: учеба в университете, участие во французском сопротивлении, тайный постриг и служба хирургом во французской армии, рукоположение в священный сан и, наконец, величайшее священническое достоинство - епископская хиротония 30 ноября 1957 года. В октябре 1962 г. епископ Антоний был назначен на вновь образованную на Британских островах в рамках Западноевропейского экзархата Сурожскую епархию с возведением в сан архиепископа. Будучи убежденным противником коммунизма, он стремился всеми силами поддерживать духовенство и верующих, подвергавшихся гонениям в Советском Союзе. Антоний избрал путь верности к только что воссозданной Московской Патриархии. Живя на Западе, он всегда принадлежал к гонимой в СССР Церкви, считая это формой солидарности. Это был сложный шаг, требующий мужества. Так называемая Зарубежная церковь, да и вся "европейская Русь" не желали знаться с теми, кто пребывал в каноническом и молитвенном единении с Церковью в Союзе. В то время митрополит Антоний фактически обрекал себя на изгнание и одиночество.
С начала 60-х он неоднократно приезжал в Россию. В это время и началась его "российская проповедь": реальная - в храмах и узких, по большей части интеллигентских, кружках - и "виртуальная" - посредством магнитофонных записей и машинописных, а затем и ксерокопированных текстов. Кроме того, долгие годы он постоянно выступал в религиозных передачах Русской службы Би-Би-Си. Митрополит Никодим (Ротов) особенно часто приглашал его выступить перед семинаристами в Ленинграде. Когда приезжал митрополит Антоний, все другие занятия отменялись. Для всех студентов и сотрудников семинарии это был великий праздник. И мало кто знал тогда, что для того, чтобы приехать в Россию и пообщаться с изголодавшимися по живому слову людьми, владыка Антоний зарабатывал средства, выступая с зарубежными лекциями.
Владыка Антоний, сам много претерпев за правду, всегда с благоговением относился к тем, кто страдал за нее. Мне рассказали один характерный случай. Однажды в Лондонский собор пришла женщина, высланная из Советского Союза после долгих лет лагерей, с просьбой освятить крестик. Православным в лагерях было не- просто носить крестик. Но она умудрилась пройти с этим крестом весь лагерь. Владыка взял крестик и ушел с ним в алтарь. Он отсутствовал несколько минут. Вернулся и сказал: "Нет, его не надо освящать, он освящен". Женщина стала объяснять: "Владыка, он точно не освящен, мой муж не успел его освятить, когда передавал мне в лагерь, а в самом лагере, конечно, тоже нельзя было этого сделать..." Но владыка остановил ее и ответил: "Деточка, поверьте, я способен отличить освященный крест от неосвященного. Этот крест уже освящен".
Преисполненный света
От красоты того, что тогда говорил в Лондонском соборе владыка Антоний, можно было оцепенеть. Я сидел на стуле в первом ряду и понимал, что чем больше он говорит, тем меньше у меня остается вопросов. Причем они не разрешались, они просто таяли. Это очень интересный и важный момент. В присутствии владыки Антония совершенно не хотелось говорить, и рядом с ним начинаешь понимать всё: как жить, что делать, чем заниматься. Просто видишь его - и всё становится ясно. Его неповторимый голос придавал необычайную теплоту и живость суховато-тщательной манере произношения, столь характерной для "старых" эмигрантов, которых по ней всегда можно было опознать. Но главным было выражение лица, делавшее владыку личным собеседником каждого из присутствующих. Это отмечали все, кто общался с ним. Когда он разговаривал, то казалось, что каждый человек был ему как будто самый близкий друг. Он всех, особенно тех, с кем он часто встречался, просил называть его на "ты". Можете себе представить, как это непросто! Но это была его личная просьба. Он не любил общаться на "вы", так как считал, что это осложняет, а когда на "ты" называешь, то отношения становятся близкими, появляется какой-то особый контакт, поэтому он просил всегда называть его на "ты". Он был необыкновенно раскрыт навстречу вам. Это какая-то необыкновенная обнаженность души. И тут всегда какие-то миллиметры до избыточного пафоса. Знаете, как он встречал людей? Он видел человека, пришедшего к нему, и сразу обнимал его. Потом широким крестом благословит и скажет тихо: "Христос с тобой". Вообще, при общении с митрополитом возникало ощущение, что этот человек напрочь лишен пессимизма. Он всегда был радостный, бодрый, преисполненный света. Он умел пробуждать лучшие дары жизни. У него был очень интересный взгляд - огненный, живой, глубокий, как будто на сквозном ветру. Он смотрел не только вперед - в бесконечность, но и куда-то туда назад - в ту же бесконечность. Здесь действительно зримое присутствие евангельских событий и взгляд в некое потенциальное будущее. Можно было даже подумать, что ему страшно. Страшно не в смысле боязливости - это некий ужас предстояния перед чем-то величественным, к чему нельзя привыкнуть.
Вечерние молитвы
Беседуя с нами уже минут сорок, владыка подустал. Это было видно. Все же человеку 86 лет! Он начал отвечать на вопросы. Их было немало, но не все были заданы. Владыка обладал способностью ответить на вопросы, которые не смогли задать слушающие. У него был редчайшее качество - умение слушать напряженно, терпеливо, интуитивно. Казалось, в этом он получает от людей долю дружеской жизни, так как в свой опыт впитывает все переживания и чувства собеседника.
В завершение беседы он встал и попросил всех помолиться с ним кратким чином вечерних молитв. Никто никогда не передаст, как звучали слова молитвы из уст митрополита Антония. Меня сразу поразила одна, невиданная доселе нигде, особенность его молитвы. Я помню, у меня было такое ощущение, что он, как на скоростном лифте (именно это сравнение промелькнуло тогда у меня в голове), стремительно погрузился внутрь себя, в неведомую глубину. Знакомые слова молитвы, звучавшие из этой глубины, без всякой внешней чувственной патетики настолько завладели умом и сердцем, что буквально увлекли в молитву, как в воронку. Он горел неким внутренним огнем, у него было какое-то огненное, пламенное сердце. После последней молитвы он повернулся лицом к нам, и все стали подходить к нему за благословением.
Я подходил одним из последних. Владыка меня видел впервые, я его воочию тоже. Ни на что особенное я не рассчитывал. Было очень хорошо и спокойно. Митрополит Антоний благословил меня и задал, на первый взгляд, странный вопрос: "Что вы делаете на свете, скажите мне?" Я кратенько отрапортовал кто я и откуда. Он посмотрел на меня внимательным взглядом, а потом сказал, что у него такое ощущение, что нам нужно поговорить. Он оперся свой слабеющей рукой о мою руку, и мы пошли в келью. Помню, я с трудом понимал, что происходит. Как так? Он меня видит впервые в жизни, у меня за спиной стояло с десяток постоянных прихожан, которые были более достойны его внимания и слов. Мы шли рядом, рука об руку, и я почувствовал, что у этого человека действительно нет чужих. Для него все были свои.
Простота и радость
Нужно сказать несколько слов об атмосфере лондонского прихода. Первое, что поражает, - это приход без "шипящих прихожан", где никто никого не толкает в бок, не делает злобных замечаний. Потом я узнал, что владыка приложил серьезные усилия для того, чтобы научить приход вести себя правильно. Никто не делал замечаний, все занимались молитвой. Он строго следил за тем, чтобы в храме никто не шикал, говорил, что за такое поведение надолго оставит без причастия. И в то же время эта строгость сочеталась в нем с весельем сердца. Никто никогда не уходил из храма подавленным, все выходили окрыленными.
У владыки было прекрасное чувство юмора. Он никогда не обижался и мог любой щекотливой ситуации придать мудрый и немного веселый ход. Присутствие силы духа и чувство юмора часто выручали не только его самого, но и других. Как-то на днях во время богослужения забыли принести для него стул. Владыка увидел эту пикантную ситуацию и, величаво по-архиерейски встав, сам проследовал за стулом. Он сделал это с чувством, с которым выполняют религиозный ритуал, так что у всех сложилось впечатление, что это часть богослужебного действа: как будто архиерей и в самом деле, согласно чиновнику, в этот момент богослужения должен сходить за стулом. Его способность благодушно шутить над недостатками людей зачастую имела большее воздействие, чем строгое порицание.
Окончание следует
Игорь Петровский
|
