 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№7 (40) июль |
|
|
"воспринял свое назначение в Смоленск как порученное мне Богом ответственное служение"
Интервью митрополита Смоленского и Калининградского Кирилла журналу «Смоленск».
 — Уважаемый владыко, расскажите, пожалуйста, о Вашей семье, о том, как Вы пришли к Богу.
— У меня не было необходимости искать какой-то особый путь к Богу и Церкви, поскольку Господь благословил мне появиться на свет и воспитываться в семействе с твердыми православными устоями. Священниками были и мой отец, и мой дед, причем отец принял священный сан раньше, чем дед. А дед был настоящим исповедником веры и провел многие годы в тюрьмах, лагерях и ссылках. Он как-то подсчитал, и оказалось, что за его плечами было 47 тюрем и 7 ссылок.
Дед был механиком и машинистом на железной дороге «Москва — Казань». Он хорошо зарабатывал и много жертвовал на христианские святыни на Афоне и в Иерусалиме. Несколько лет назад я был на Афоне, и в синодиках одного из монастырей нашел имена всех своих родных, которых монахи до сих пор поминают как благодетелей. Мой дед был очень мужественный и сильный человек, он воспитал семерых родных детей и одну сироту. И, несмотря на это, он добровольно пошел на мученические испытания и суровые лишения, открыто выступая против закрытия храмов во времена атеистических гонений. Ему выпало быть в числе первых заключенных печально знаменитого Соловецкого лагеря особого назначения и участником Соловецкого Собора.
Отец мой, главный механик оборонного предприятия в Ленинграде, вырос глубоко верующим человеком. До войны он был репрессирован, тоже был исповедником, сидел на Колыме, потом строил укрепления во время обороны Ленинграда. В годы войны был военпредом на Горьковском заводе и принимал танки Т-34 перед их отправкой на фронт. Уже после войны, в 1947 году, он пришел к митрополиту Ленинградскому и попросил благословения на иерейское служение, стал священником. Мама была учительницей немецкого языка в средней школе.
| Я не помню того времени, когда не хотел бы стать священником |
Видя пример деда и отца, я в детстве рос в убеждении, что и мне предстоит пострадать за веру, готовил себя к этой судьбе. Я не был пионером, не вступал в комсомол, больше всего боялся стать соглашателем. Но не стал и диссидентом. Прежде всего потому, что всегда любил свою страну и свой народ. И в советское время я считал, что нельзя делать ничего такого, что могло бы повредить единству народа и пагубно отразиться на судьбе страны.
Мне пришлось пострадать за свои убеждения в школьные годы, но при этом я был одним из лучших учеников в классе. Поэтому впервые обо мне газеты написали не в девяностые годы, а еще в шестидесятые. Дескать, какой позор и куда смотрит школа, когда есть в Ленинграде такой мальчик, учится на пятерки, а верит в Бога! Это было трудное для меня время, я шел в школу, как на Голгофу. Меня часто вызывали на педсоветы, прорабатывали на собраниях, но я не уклонялся от дискуссий с преподавателями и однокашниками и, думаю, выглядел убедительнее. Не потому, что был таким уж непобедимым полемистом, а потому, что в советское время учителя к таким диспутам были не готовы, а я старался быть готовым защитить свою веру.
В 15 лет я ушел из дома и стал работать, считая, что не должен сидеть на шее у родителей. Перешел в вечернюю школу. Потом работал в геологической экспедиции Северо-западного геологического управления. Считаю, что это была замечательная страница в моей жизни и мне очень повезло тогда.
Я не помню того времени, когда не хотел бы стать священником. Я начал служить с трех лет и к шести-семи годам уже мог наизусть отслужить молебен или панихиду.
— В Вашей жизни случались взлеты и падения. Как Вы пережили перевод из Ленинградской Духовной академии и семинарии в Смоленскую епархию?
— Все, что случается со мною на жизненном пути, я неизменно воспринимаю как волю Божью. Полагаю, что таково обычное отношение верующего человека к тому, что с ним происходит, в том числе к трудностям, испытаниям и вызовам. То же самое можно сказать и о неожиданных поворотах судьбы.
На протяжении десяти лет я был ректором Ленинградской Духовной академии и семинарии. Смею думать, что моя деятельность на этом поприще была успешной. Наверное, даже слишком успешной, если даже во времена СССР ленинградские Духовные школы стали играть заметную роль в жизни «второй столицы». Разумеется, в богоборческом государстве такое положение вещей не могло быть терпимо. И тогда под давлением властей меня перевели на смоленскую кафедру. Это назначение было воспринято людьми как наказание, как ссылка за слишком активную церковную деятельность. Но у меня самого постепенно сложилось и окрепло иное мнение.
Смоленская епархия к моменту моего появления здесь переживала трудные времена. Многие храмы были закрыты или разрушены, церковная жизнь едва теплилась. Кого-то это могло бы привести в отчаяние. Но не зря покровительницей смоленской земли является «Одигитрия» — чудотворная «Путеводительница». Прибыв на новое место служения, в Смоленск, я первым делом молитвенно испросил ее покровительства и помощи в предстоящих трудах. Ибо воспринимал свое назначение в Смоленск не просто как новый этап своей жизни, но как порученное мне Богом ответственное служение по возрождению веры в самой глубине моего Отечества.
| Православная вера должна стать определяющей в мотивации поступков современного человека |
— Какой Вы увидели Смоленскую епархию двадцать лет назад, что хотелось сделать и осуществились ли планы?
— За истекшие два десятилетия в жизни Православия на Смоленщине произошли разительные перемены. Это видно невооруженным глазом. Наша епархия сегодня уникальна в том отношении, что здесь действует стройная трехуровневая система православного воспитания и образования: детские сады — гимназия — вуз. Достаточно посетить Успенский кафедральный собор в праздничный или просто в воскресный день, чтобы убедиться: Православие прочно вошло в жизнь огромного множества наших земляков и, что особенно отрадно, значительной части детей, подростков, молодых людей.
Сегодня стратегическая задача Церкви видится мне в том, чтобы Православная вера стала определяющей в мотивации поступков современного человека, формировала восприятие им окружающего мира, была основой его личной системы ценностей и мерилом его деяний. Мы отдаем себе отчет в том, что это будет потруднее, чем возрождение заброшенных и оскверненных храмов, что на достижение этой цели уйдут долгие годы упорной работы, ибо, как говаривали в старину, «Бог не в бревнах, а в ребрах». Но именно такова миссия и роль Церкви в возрождающейся России.
— Как можно охарактеризовать процессы, происходившие на Смоленщине за эти двадцать лет? Как выстраивались отношения со светской властью, в том числе в советское время?
— Смоленщина как исконная и неотделимая часть России прошла вместе со всей страной через все драматичные периоды нашей новейшей истории. Были периоды трудные и бедные, или, если говорить библейским языком, времена «тощих коров». И эти времена для большого числа наших соотечественников, к сожалению, еще не отошли в прошлое. Но сегодня я не замечаю в людях той дезориентированности, растерянности, безысходности и неуверенности, которые были характерны для общественного сознания в начале девяностых годов. Слава Богу, Россия сегодня нащупывает твердый путь в свое будущее и все увереннее и быстрее движется по нему.
Что касается взаимоотношения церковной и светской властей в Смоленской области в годы моего архиерейства, то должен отметить, что здесь мне повезло. Даже во времена безраздельного господства государственного атеизма среди высоких областных чиновников не редкостью было встретить людей, симпатизировавших Православию и понимавших его исключительное значение для судеб России и русских. Эти настроения заметной части руководства области стали определяющими в период, последовавший после распада СССР. Ныне мы с удовлетворением свидетельствуем об очень высоком уровне взаимопонимания и соработничества Церкви и местной власти на благо нашей земли и ее людей.
— Русская деревня, что особенно видно на Смоленщине, фактически вымирает как уклад жизни, как социальная среда формирования морали и нравственности. Как это, на Ваш взгляд, может сказаться на будущем страны?
— Это чрезвычайно серьезный и больной вопрос, значение которого для будущего нашей страны осознается, к сожалению, еще недостаточно. Медленное умирание русской деревни, совершающееся на фоне общего жестокого демографического кризиса, чревато катаклизмом национального масштаба. И здесь для нас мог бы оказаться неоценимым исторический опыт дореволюционной деревни.
Вспомним: земские учреждения занимались попечением о здоровье и образовании селян, а православная община местного храма была духовно-нравственным ядром деревенской жизни. Если удастся соединить усилия всех, кто обеспокоен судьбой села, а также привлечь в сельское хозяйство значительные инвестиции и, что самое главное, здоровых и деятельных людей, то мы создадим реальные предпосылки к преодолению сегодняшнего кризиса русской деревни.
По материалам журнала «Смоленск», № 11 (91), 2006 г.
|
