 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№12 (45) декабрь |
|
|
Нести в мир свет и любовь
Здесь не надо слов, потому что ассоциативный ряд у каждого возникает свой. Напряженность мазка и язык линий все скажут сами за себя. Там, где заканчиваются слова, начинается живопись.
Пролог
В нашей области вот уже двенадцать лет живет талантливая художница — Ольга Анатольевна Величко, член Союза художников России и член Международного фонда художников. Она родилась в Киргизии в семье художника, окончила декоративное отделение Киргизского государственного художественного училища имени С.М. Чуйкова и художественно-графический факультет Казахского университета имени Абая, принимала участие в выставках в Алма-Ате, Бишкеке, Москве, Санкт-Петербурге, Клайпеде, Праге, Токио, Калининграде и Светлогорске. Работы Ольги Величко находятся в коллекции Областного исторического музея г. Калининграда и в частных коллекциях в США, Японии, Норвегии, Франции, Польше, Литве, Германии, Латвии, Белоруссии и во многих городах России.
— Ольга Анатольевна, расскажите, пожалуйста, как Вы пришли к вере?
— Родилась и выросла я в советской атеистической семье. Когда мне было пять лет, родители сказали, что после смерти людей просто закапывают в землю, а о Боге я вообще ничего не знала. Долгое время я ложилась спать со страхом смерти и в ужасе просила: "Хоть бы мне не умереть". Можно сказать, что это была моя первая молитва: "Неужели мне одр сей гроб будет?" Но постепенно я переросла этот возраст, пришли другие проблемы, и страх ушел на дно души.
С новой и ужасающей силой все это вернулось ко мне после смерти моей мамы. Я не могла спать ночами, зная, что она лежит в земле и мне никогда больше не увидеть ее, не обнять, не услышать ее голоса… "Почему люди умирают? Неужели они уходят от нас навсегда? Уходят туда, откуда не возвращаются? Для чего тогда мы живем?" Все эти вопросы хлынули в мое сознание. "Только затем, чтобы дать жизнь новым поколениям?" Такой ответ мог быть для меня удовлетворительным, только пока меня самой не коснулась смерть близкого человека.
Тогда я перестала видеть смысл в жизни. На меня обрушилась такая безысходность, что ее трудно описать словами… Понять, что я пережила, может только тот, кто сам потерял любимого человека, не имея надежды ни на что, не ожидая встречи в будущей жизни и не веря в нее… Хорошо пишет о восприятии мира неверующими людьми св. Иустин Попович: "Человек один, а возле него коварно молчит безбрежный океан смерти"… Не могу точно сказать, сколько времени продолжалось это состояние. Все это время я непрестанно просила: "Бог, если Ты есть, дай мне знать". И как раз в тот момент, когда мои душевные силы иссякли, Господь по Своему неизреченному милосердию дал мне ответ, перевернувший все мое существо. Другими глазами смотрела я на окружающий мир. С удивлением вглядывалась в неповторимость формы самого маленького листочка, и за взмахом крыла бабочки мне виделась рука Создателя… Божьим промыслом все мое сознание переменилось в одну ночь: вечером я ложилась спать еще атеисткой, а утром проснулась глубоко верующим человеком…
— А как Вы стали художником?
— Начать надо с того, что папа у меня тоже художник, так что я, в свою очередь, продолжила семейную традицию. А художницей я как родилась, так и стала. Вы же знаете, что мы все рождаемся с какими-то Богом данными нам талантами. Художника, так же как и музыканта, видно сразу, уже по первым его работам, сделанным в самом раннем возрасте. Ребенок, когда вырастает, конечно, сам выбирает, чему посвятить свою жизнь, и только он, повзрослев, вправе принимать окончательное решение. И на самом деле, если есть большие способности, то не заниматься их развитием просто невозможно. В моем случае, будучи ученицей десятого класса, я почувствовала, что не смогу жить без живописи, и поступила в художественное училище.
— Но ведь потом не все становятся художниками, как Вы. Многие работают совсем по другим специальностям…
— Да, возможно, они выбрали не тот путь, однако в любом случае развитие художественных способностей бывает полезным. Но если ты твердо осознаешь, что это твое, то тебя не волнует, сколько за это будут платить, насколько это востребовано, кому это нужно… Даже если это никому не нужно, ты все равно не сможешь этим не заниматься.
— Ольга Анатольевна, скажите, можно ли считать художниками людей, которые просто хорошо рисуют или, проще говоря, срисовывают?
— Да, это тоже художники, но скорее ремесленники. По этому поводу могу сказать, что на Западе даже специальные книжки выпускают — например, "Как красиво нарисовать цветы акварелью", где настолько все разложено технологично, что сам процесс работы перестает быть каким-то творческим актом. Остается только четкое выполнение инструкции: вы берете клей, ножницы — все по написанному… Мне кажется, такого рода деятельность тоже ближе к ремеслу. Хотя, конечно, без техники нет настоящего художника. И люди, хорошо обученные ремеслу, также необходимы художественной культуре.
 — А как можно увидеть настоящего художника, понять, талантливая работа или нет?
— Во-первых, талантливая работа, что называется, "цепляет", то есть не оставляет человека равнодушным. Одних она может раздражать, других восхищать, третьих волновать… Во-вторых, должна быть в ней какая-то тайна. Трудно сформулировать это словами. У художника должно быть своеобразие восприятия. Бывает, что он использует некий прием и благодаря этому все его картины становятся узнаваемыми. Но, помимо этого, в каждом художнике, даже самого скромного дарования, есть что-то отличающее его от всех других, делающее ни на кого не похожим.
— А Вы чувствуете в себе эту непохожесть?
— Долгое время я стремилась быть похожей на художников того или иного направления, влиться в современное культурное течение. Но мне это никак не удавалось. Да и в обучении были проблемы. В училище, например, надо мной всегда смеялись, когда проходили выставки студенческих работ. Говорили: вот это хорошие работы, это плохие, а это… работы Величко. То есть у меня был трудный период, когда я никак не могла понять, чего от меня хотят преподаватели. Года через два я поняла и стала выполнять почти все их требования. Но потом мне было сложно опять возвращаться к себе, к своему стилю. Пришлось "забывать" все, что мне говорили, снова ломать себя и перестраиваться. Хотя все, чему обучали, остается внутри, но переходит в принципиально иную плоскость.
— Мне всегда было интересно узнать, в чем разница между фотографией и работой художника-реалиста.
— Художник смотрит, например, на пейзаж и выбирает именно то состояние, которое ему близко. А потом уже окрашивает его своею творческой индивидуальностью. Поэтому Левитана не спутаешь ни с каким другим реалистом и импрессионисты все такие разные. В картине в большей степени присутствует творческий дух и свобода художника. Вот он взял Богом данную красоту и преподнес так, что мы стали любить ее, а до этого просто ходили мимо и не замечали… Мне иногда трудно высказать то, что я чувствую…
— Именно поэтому у человека не одно чувство, а пять. Он выражает себя в слове, в литературе, в музыке, в живописи, в скульптуре и в других видах творчества, но никогда не может высказать себя до конца…
— "Как сердцу высказать себя? Другому как понять тебя? Поймет ли он, чем ты живешь? Мысль изреченная есть ложь" (Ф.И. Тютчев). Нам так трудно облекать мысли в слова. Все время кажется, что мы говорим не то, что хотим сказать, и что нас никто не понимает.
В изобразительном искусстве то же самое. Ты бьешься, пытаешься что-то выразить — и не можешь. Считается, что только дилетанты не могут этого сделать, потому что им не хватает средств выражения, но на самом деле такое утверждение ошибочно. Это и есть так называемые муки творчества, когда ты долго ищешь необходимый тебе цвет, изгиб, поворот… а если в конце концов после долгих мучений все-таки находишь, то испытываешь невероятную радость.
Вернусь к вашему вопросу. Есть и фотограф-художник. Он также выбирает композицию, ждет подходящего момента, для него тоже важно состояние души и природы, он ищет гармонию и завершенность в окружающем мире. Но картина, в отличие от фотографии и репродукции, живая. Через прикосновение руки художника картине передается дыхание его души.
— Художник в жизни — какой он?
— Принято считать, что художники "с собой носятся". Вот я — художник, любите меня за это, уважайте, жалейте, я нервный, я впечатлительный, я творец… Я стараюсь спокойно относиться к своей профессии. Раньше мне казалось непонятным, как живут люди, совсем не занимающиеся творчеством. Я думаю, что они свой Богом данный творческий потенциал, который присутствует в каждом, направляют в какие-то другие сферы и области: в кулинарию, рукоделие, цветоводство и многое другое. Просто в художнике выше потребность в творчестве и он имел смелость сделать это своей профессией.
 — Влияет ли Ваше настроение и внутреннее состояние на Вашу работу?
— Я стараюсь всячески избегать этого. Приходит сиюминутное настроение, и ты подходишь и начинаешь писать то, что в данный момент тобою владеет. Но проходит несколько часов, и ты вынужден оставить работу, потому что она никогда за один сеанс не пишется. Через некоторое время настроение уходит, может быть, оно ко мне никогда не вернется — и что, работа останется незаконченной?
Поэтому я хожу с этой мыслью, с этим настроением. Постепенно оно кристаллизуется, что-то отметается, что-то забывается. Остается далеко не все. Мой творческий процесс мне и самой малопонятен. Если прикинуть по этапам, то выйдет примерно так: возникает какое-то состояние души человека, мира природы в определенный момент жизни, который либо часто повторяется, либо остро западает в сознание, например, детские впечатления. Это могут быть переживания и ощущения, которые сохраняются в сердце и потом очень ярко всплывают. Даже если какой-то сегодняшний эпизод сильно взволновал, нужно подождать — пусть он "отстоится", соединится с другим похожим моментом прошлого. В итоге получается что-то устойчивое, "вечное", для меня по крайней мере. Поэтому и работаю я чаще всего в состоянии покоя, может быть поэтому и в самих работах динамики мало.
— А как вера отражается на Вашем творчестве? С какими искушениями сталкиваетесь Вы в работе?
— Когда я вот так в одночасье стала верующим человеком, передо мной встала проблема: как теперь писать? Я просила: "Господи, Ты дал мне этот дар, научи же меня, как…" Картины изменились не так быстро, как мое внутреннее состояние, но кардинально. Стремление к совлечению ветхого человека проявляется во всем, в том числе и в творчестве. Но существует большая опасность перепутать бесов и ангелов, не понять, что Божеское, а что дьявольское. Есть искушение такого рода: появляются навязчивые образы, которые нельзя нести в мир. Еще существует опасность сделать свое творчество доминирующим, постоянно возникает ощущение непонятости, неоцененности… А как тяжело слушать похвалу, но и не слышать — тоже как-то неприятно! Смирения надо много. Слава Богу, есть исповедь и Причастие.
Как у верующего человека у меня возникает желание бросить живопись и заниматься больными, брошенными детьми, исполнять послушания в храме, молиться больше. В таких случаях начинаешь думать: "Зачем вообще живопись?" И я начинаю искать себе оправдание и, бывает, нахожу его в том, что мои работы в основном покупаются для детских комнат. Чтобы детям было не так грустно, страшно и одиноко, чтобы чем-то порадовать их. Сегодня жизнь у детей не очень веселая. Картина может стать утешением в трудную минуту, особенно для детей.
— Вы работаете в художественной школе. Что главное в работе с детьми?
— Главное — любить их и постараться показать им дверь в мир Горний. А в плане воспитания художника — не навредить, не навязать свое мнение, видение, манеру. У ребенка должен быть максимум свободы. Моя задача — показать и объяснить ему техники, приемы, но свой стиль ребенок выбирает сам. Для меня хорошим результатом является непохожесть работ моих учеников, они все разные! Нельзя давить своим авторитетом на детей — так можно навсегда отвратить их от живописи или задушить в них оригинальность. Общих правил нет, к каждому ребенку ищешь индивидуальный подход…
— Ольга Анатольевна, а Вы свою картину видите или Вы ее чувствуете?
— Брюллов говорил, что он видит картину и ему только остается перенести ее на холст. Я тоже вижу свои работы, но для меня главное не предмет или даже какой-то персонаж, а состояние, которое я переношу на холст. А потом, допустим, я ее видела, но в процессе работы над эскизом вдруг выясняется, что вот это место у меня убедительно, а вот эта деталь двусмысленна. И тогда я подключаю голову, начинаю анализировать, изменять, доводить замысел до ума. Но я никогда не стремлюсь к нарочитой оригинальности — сделать только так, как вообще никогда. Все равно это уже было, и было не раз. И к тому же есть в этом какая-то вымороченность.
— Ваши картины я бы для себя условно разделила на радостные и позитивные и на те, которые заставляют задуматься, в которых есть какая-то затаенная грусть, тоска…
— Нет, картины, на которых тоска, стоят в подвале. Я их пока не выбрасываю, но вот на них действительно такая безысходность, богооставленность…
— Так почему же они есть?
— Потому что было такое настроение, состояние души.
— А обязательно переносить его на картину, нельзя просто пережить?
— Художнику — нет. У него слишком сильно развита потребность раскрыть себя. И у любого человека есть потребность иногда спеть или нарисовать что-нибудь, то есть полечить себя таким образом. Даже специальное название есть — арт-терапия.
"Тоскливые" работы относятся к моему атеистическому творчеству, тому периоду жизни, когда у меня было такое ощущение. А теперь, если оно появляется, есть другое лекарство — молитва, и уже совсем необязательно писать такие картины.
Однажды под впечатлением от разрушения городов в области я хотела написать такую картину: ангел-хранитель города случайно заснул, отвлекся на какое-то время, и город стал превращаться в руины. Но я не смогла такое написать: появился какой-то внутренний запрет, несовпадение внутреннего состояния таким мыслям. И вот у меня из этих руин, из этого страшного города вообще получился Небесный Иерусалим, как мне сказали. Из темной воды, которая была вокруг города, полезли подснежники, такие очень радостные. И произошло это уже на самом первом этапе. Я сделала эскиз в карандаше и дальше уже не смогла писать картину в первоначальном виде.
— Я знаю, что Вы почти никогда не говорите о содержании Ваших картин. Почему?
— Во-первых, это просто можно сочинить потом. Во-вторых, я не вкладываю в свои картины какие-то глубинные смыслы. И вообще я с юмором отношусь к аллегоричности и подтекстам. Не надо путать живопись с философией и литературой. Картина воспринимается сердцем. Это состояние души, облеченное в форму. Здесь не надо слов, потому что ассоциативный ряд у каждого возникает свой. Напряженность мазка и язык линий все скажут сами за себя. Там, где заканчиваются слова, начинается живопись.
Хотя иногда моя картина может стать цитатой из книги. Например, моя работа "Белый день" (у Тарковского есть стихотворение с таким названием). Я пыталась передать состояние счастливого, белого дня детства… "Вернуться туда невозможно, И рассказать нельзя…" Иногда я добавляю к картине понравившиеся строки стихотворений или свои собственные миниатюры, то есть могу отослать зрителя к поэту (редко к писателю), с которым у меня на какой-то момент совпало мироощущение. Но в целом говорить — значит, думать, а я картины пишу не для того, чтобы думали, а для того, чтобы чувствовали… Я сама, например, физически не могу выносить некоторые линии и цвета. Меня волнуют очень сильно не только цвет и линия, но и музыка, и поэзия. Поэтому сейчас сознательно избегаю того, что приводит в состояние повышенной чувствительности. Пожалуй, полезнее для меня читать псалмы и слушать церковное пение: они умиротворяют, вызывают покаянное чувство, воздействуют не только на душу, но и на дух, приводят чувства в гармонию.
— Ольга Анатольевна, а как Вы относитесь к религиозной живописи?
— Считаю большинство таких работ спорными. Страшно изображать Спасителя на картинах. Мне кажется, что Горний мир должен изображаться только на иконах. Множество сегодняшних работ такого плана — это кич, в них переплетаются чувственность и религиозные образы, много ложного мистицизма, слащавости.
Это может отвратить кого-то от веры. А в работах XIX века много реализма, на мой взгляд. И не надо, я думаю, реализма в иконописи. Для написания икон существуют древние каноны, не стоит от них отступать. Они сформированы тысячелетним духовным опытом христианских подвижников и, в свою очередь, формируют правильный духовный и молитвенный опыт человека.
 — Любой ли художник может стать иконописцем?
— Наверное, нет. Слишком велика ответственность. Для того чтобы браться за это дело, нужно иметь дерзновение и благословение священноначалия. Без действия Святого Духа и самый великий художник не сможет написать икону, не будет просветления. Яркая индивидуальность только мешает в иконописи. Хорошо, если в художнике сочетается талант с Божьим присутствием. Св. Андрей Рублев — гениальный живописец и иконописец. В его работах присутствует неуловимая творческая индивидуальность, которая ни в коей мере не заслоняет Божьего величия. Во всем известной иконе "Троица" Рублев несколько отступил от канона, но, несомненно, сделано это было по Божьему Промыслу. И теперь образы, написанные этим святым иконописцем, сами стали каноном, выражающим его молитвенный опыт в рамках православной традиции.
Могу предположить, что человек, не умеющий рисовать или не имеющий таланта, не сумеет написать икону. У него возникнут проблемы с гармонией, формой и техникой, но… и в наше время возможно чудо, которое случилось с Романом Сладкопевцем. Человек может настолько возгореться любовью к Богу, так будет молиться о даровании ему способностей к духовному пению или написанию иконы, что Господь смилуется над ним.
— А Вы бы хотели писать иконы?
— Да, но только живя в монастыре и будучи монахиней. Но сегодня у меня совсем другая жизнь: муж, дети… Я пока не готова, и нет благословения.
— В чем основные задачи художника?
— Как и для любого человека, прежде всего — спасение своей души. Кроме того, художник призван нести в мир свет и любовь, делать его чище и добрее. Поэтому он не должен писать того, что может повредить его душе и душам его зрителей.
Чем талантливей художник, тем суггестивнее его работы, то есть тем сильнее они воздействуют на психику и сознание зрителя. Поэтому очень важно, какие образы выбирает художник для своих картин. Сегодня многие художники очень талантливо изображают кошмары и погружают в них других. Зрительные образы имеют свойство глубоко внедряться в сознание, особенно в детское, и жить там десятилетиями, периодически всплывая. Надо оберегать детей от опасности и защищать от нежелательных вторжений в их еще не окрепшие умы.
Работы художника не могут быть нейтральными: в них либо тьма, либо свет, черное или белое, добро или зло — третьего не дано.
Юлия Дроздова
|
