|
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
|
|
№3 (48) март |
|
|
Прийти к пониманию
Лукавое разделение религии и жизни призван преодолеть новый школьный предмет ОПК — Основы православной культуры и нравственности. Являясь предметом культурологическим, он все же заставляет задуматься об истинных добродетелях и вечных ценностях. Об этом наш корреспондент беседует с преподавателем ОПК, учителем русского языка и литературы калининградской средней школы № 50 Еленой Михайловной Литовка.
— Елена Михайловна, как Вы считаете, должен ли преподаватель данного предмета быть человеком крещеным и воцерковленным?
— Если бы Вы спросили меня об этом пять лет назад, когда я впервые взялась вести ОПК в своем 7-м «В», я бы задумалась. Сегодня я твердо убеждена, что да, должен. Но это мое личное мнение, и не следует забывать, что это не «Закон Божий», а светский предмет в светской школе.
— Если Вы твердо убеждены, что «да, должен», позвольте задать традиционный вопрос нашей странички «Интересный разговор»: Ваш путь к храму?
— Длина этого пути — 40 лет жизни. В тот год в нашей семье родился второй ребенок, которого мы уж и не ждали и не чаяли, это 16 лет разницы между нашими сыновьями! Поэтому мы его и назвали Федором, что означает «Божий дар». Первого сына, Михаила, с моего молчаливого согласия покрестила подруга. О себе я тогда как-то и не думала, была не готова креститься, да и не готовилась.
Детство и Бог для меня всегда были едины: ребенок не может расти (и вырасти!) без ангела-хранителя. Со взрослой жизнью в моем сознании необходимость в ангеле уже не соединялась. От чего взрослого хранить, он и так уже сильный, думала я. И вдруг слышу слова авторитетного для меня человека: «Это неверно! Такого не должно быть! Самая сильная защита ребенка — это крещеная мать». Я лишилась покоя. Он говорил: «Крещение ребенка не будет иметь той силы, на которую ты надеешься. Пойми, ребенок вне защиты, вне твоего покрова».
Обычно меня не так-то легко убедить: я люблю все уточнять, изучать, читать научные книги, листать справочники, словари. Подействовала то ли категоричность его слов, то ли уверенность в правоте, то ли знания о вещах, для меня недосягаемых…
— После этих слов Вы оказались «готовы»?
— Номинально, потому что здесь не было позыва встать на путь веры и соответствовать. Все равно что написал заявление в школу: «Хочу учиться», а сам в школу не пришел. Никакого собственного труда не прикладывала, потому что прекрасно понимала: быть членом Церкви — это ходить на службы, искренне молиться, изучать Святое Писание и Священное Предание…
Нет! Заявление — да, позовите меня на какой-нибудь праздник, да, я приду, а все остальное… Мне уже 40 лет, и у меня свои правила. В Церкви какое первое правило?
— Начни с себя.
— На себя как посмотрела… Мне не понравилось. Но меняться все равно не хочу!
— А как же ребенок?..
— Вот именно! Он ведь не может быть членом Церкви без таинства Причастия. И я годами носила ребенка к чаше, но сама не приобщалась, а когда Федя старше стал, просто в сторонке стояла. Была счастлива тем, что сын ходил в воскресную школу, но, когда смотрела там на родителей, была почему-то уверена, что в их жизни присутствует постоянный тяжелый выбор «можно — нельзя», и чаще всего он в пользу «нельзя».
Детство и Бог для меня всегда были едины |
Раз так много «нельзя», рассуждала я, начитанный учитель литературы, значит, постоянная рефлексия, отсутствие свободы. Было очень тяжело от осознания этого и даже страшно. Такие рассуждения и мои внутренние проблемы — это был тот «рюкзачок», который я много лет носила за спиной. Он был наполнен булыжниками.
Как его сбросить? Каждое воскресенье «рюкзачок» напоминал о себе особо, и единственное, что меня радовало, что у Феди нет и не будет такого «рюкзачка».
— Когда же наступил перелом? Что случилось?
— Некий толчок. Сыграли роль два важнейших фактора. Первый — русская литература. Позвольте, я процитирую религиозного философа Николая Александровича Бердяева: «В русской литературе, у великих русских писателей религиозные темы и религиозные мотивы были сильнее, чем в какой-либо литературе мира… Вся наша литература ХIХ века ранена христианской темой, вся она ищет спасения, вся она ищет избавления от зла, страдания, ужаса жизни для человеческой личности, народа, человечества, мира. В самых значительных своих творениях она проникнута религиозной мыслью».
— Нетрудно догадаться о второй причине, ведь Вы работаете с детьми.
— «Иисус сказал: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне; ибо таковых есть Царство Небесное» (Мф 19:14). Как раз главный мой поиск был в то время не в храме, а в школе — дети, к детям… Сами того не подозревая, они направили меня на дорогу, которая привела потом к Церкви. Потому что как раз проблемы с детьми — как построить отношения? как не обидеть их словом? как не обидеть делом? — были самыми главными.
Все время в школе мы ратуем за повышение уровня знаний — ВОС-питание, а мне не давала покоя совершенно другая проблема — ОБРАЗ-ование, стремление к идеальному ОБРАЗУ. Тянуло к книгам православных педагогов, и вместе со священником Алексием Морозом (его книга «Образ русской школы») я стала спрашивать себя: какой он, русский ребенок? Какие у него черты характера?..
— А правда, какой он, русский ребенок?
— В книге сказано очень просто: он ребенок делания. Мы, взрослые, с ребенком больше говорим, чем делаем, и в школе тот же недостаток. Вдруг стало так очевидно: план воспитательной работы, который мы, классные руководители, пишем, — это очередная профанация. Там нет дела.
— Делания руками?
— Не обязательно руками. Делание — это усилие не только для тела, но и души… всех ее струн… для сердца… Например, из года в год в «Плане патриотического воспитания» — классный час или большое собрание в школе. Помните? Актовый зал, праздничное настроение, выступления участников, аплодисменты. Потом разошлись — и забыли о собрании.
Мы изменили обычный план и вместо классного часа пошли в детский дом. Выходили оттуда — плакали, потому что увидели других детей. Пусть на первом этапе было только чувство жалости, сострадания — неважно. Уверена, возрастание чувств произойдет потом.
Считаю, что наш поход — тоже патриотическое воспитание. Через такое делание человек в итоге начинает спрашивать себя, а потом и понимать: что? зачем? для чего? Мероприятия в школе — не ради песни и стиха, хотя я это тоже не исключаю, но они — как составляющая, как часть, не как основа. Основа — дело.
— Чтобы начать менять все вокруг, надо было сначала измениться самой. У Вас получалось?
— Это было тяжелее всего. И началось это естественным образом, тогда еще неосознанно и хаотично.
— Не помните, с чего Вы начинали?
— Прежде всего, мне очень хотелось, чтобы в душу вошел покой и умиротворение. Чтобы ничего… не бесило. Не удивляйтесь, я говорю это об отношениях с детьми. Да, я гневалась на уроках, когда они себя плохо вели. Оказалось, это было первое «нельзя» в моей «лествице»: нельзя гневаться.
«Нет детей, есть люди с меньшими знаниями и с меньшим опытом» |
— Это правило Вы сами вывели или это подсказка из книг православных педагогов? Подсказка о. Алексия Морозова?
— Практика подсказала. Я ведь чувствовала, что здесь что-то не так. И вот результат: через два года мой 5-й «В», став 7-м «В», стал говорить: «Вы чего-то начали меняться, Елена Миха-а-айловна» (смеется. — Л.К.). То есть нормально воспринимали, что я отругала кого-то, даже наорала, ножкой притопнула.
Одно дело — гнев, вызванный гордыней, собственным эгоизмом, другое — справедливый укор, когда не выполнено дело и за это нужно получить наказание. Прийти к пониманию этой тонкой грани было очень тяжело. Ведь учитель привык, что ученик обязан его уважать… Ученик должен… он не имеет права… Как он смеет попирать мое учительское я? Он идет против меня? Он меня не уважает? Да это дискредитация меня как педагога! Нет, со мной так нельзя, такого никогда не будет! Слово-то какое красивое придумали: «дискредитация»!
— К первому Вашему правилу не могли не добавляться другие…
— Потом еще одна мысль дошла до меня наконец, хотя я цитировала ее много лет, как оказалось, не понимая смысла. Это слова Корнея Чуковского: «Нет детей, есть люди с меньшими знаниями и с меньшим опытом». Все верно, мы с ними одинаковые, только в мои 50 лет у меня опыта побольше.
Тогда почему мой опыт только негативный? Получается, при нарушении дисциплины их негативный опыт соединяется с моими отрицательными эмоциями и — взрыв! И я при этом всегда хочу иметь положительный результат? Негатив на негатив — и я хочу получить плюс?
Были очень тяжелыми первые три-четыре года. Столько внутренней борьбы. Все это приходилось тщательно скрывать, ведь учитель — профессия публичная. И в то же время все было на виду. Я смотрела на себя и наконец поняла, что за эти три-четыре года узнала о себе больше, чем за 40 лет.
Продолжение следует.
Людмила Козельцева
|