 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№8 (53) август |
|
|
«Библия называет это грехом»
Митрополит Смоленский и Калининградский Кирилл, глава отдела внешних церковных связей Московского Патриархата, о христианских ценностях в посткоммунистическую эпоху, об отношениях с Папой Римским и о прихожанине Владимире Путине. Интервью Журналу «Шпигель» от 10 января 2008 года.
 — Ваше высокопреосвященство, после крушения Советского Союза Русская Православная Церковь выглядела победителем над коммунистами-безбожниками. Однако смогла ли она заполнить тот духовный вакуум, который возник в результате развала СССР?
— Я бы не стал говорить о вакууме. При коммунизме Церковь не имела непосредственной возможности влиять на общество, но она влияла на русскую культуру, на сознание людей. Я вспоминаю о настоятельнице одного монастыря под Вологдой, это было в начале 70-х годов: она говорила об архитектуре и живописи, будто читала проповедь. О христианстве в ней не было ни слова, но в ее рассказе речь все время шла о христианской системе ценностей. Эта женщина была не одинока, так же говорили писатели и деятели искусств. Или, увидев разрушенную церковь, кто-то открывал для себя, что наряду с серыми панельными домами, в одном из которых он живет, существует и другой мир. Христианские ценности всегда присутствовали в народе. В конечном счете они стали причиной крушения коммунизма.
— После распада Советского Союза преступность и коррупция резко возросли. Убийства, грабежи, мошенничество стали массовым феноменом. Не было ли это поражением Церкви?
— Возрождение нравственности — это длительный процесс, в других странах мы тоже наблюдаем высокий уровень преступности. Кроме того, России пришлось пройти через серьезные перемены. Наша экономика лежала в руинах, возрастало чуждое влияние, распространялись потребительский менталитет, стремление к успеху — эти постмодернистские идеи, согласно которым все является вопросом мировоззрения и больше не надо искать различий между правдой и ложью.
— Ваши слова звучат так, будто современность в ваших глазах не лучше, чем прошлое.
— Церкви, чтобы восстановиться, понадобилось время, мы были ослаблены атеизмом, однако теперь на нас легла двойная нагрузка. Мы уподобились боксеру, чья рука месяцами была закована в гипс, и вдруг под подбадривающие возгласы его неожиданно вытолкнули на ринг. А там его поджидал хорошо подготовленный противник — самые разнообразные миссионеры из Америки или из Южной Кореи, которые пытались обратить русских людей в свою веру. Кроме того, религию потеснило светское мышление.
— Получается, что капитализм хуже коммунизма?
— Во всяком случае, свободная рыночная экономика оказалась эффективнее, чем плановое хозяйство. Тем не менее, в отличие от менеджеров, Церковь также думает и о справедливости. С ней, однако, сегодня проблем не меньше, чем в советское время, возможно, даже больше. Пропасть между богатыми и бедными в России скандально глубока. Мы ведем об этом речь.
— В таком случае богатство российских олигархов с их замками и яхтами, выставляемое на всеобщее обозрение, должно казаться вам прямо-таки непристойным.
— Не дело Церкви указывать пальцем на кого-то и говорить: у него, мол, есть яхты и самолеты, отнимем у него это богатство и поделим его. Такое уже было в революцию 1917 года. Тогда было провозглашено, что после экспроприации наступит рай, однако мы получили ад. Бог убережет Россию от повторения этой ошибки. Однако государство должно позаботиться о том, чтобы пропасть не была слишком глубока. От этого зависит будущее России.
— Что ему следует делать?
— Наша Церковь потребовала введения прогрессивного подоходного налога еще до того, как к этому пришли политические партии. И мы хотим, чтобы был введен налог на предметы роскоши. Только он не должен обрезать крылья вновь нарождающемуся среднему классу. Нашей стране нужна атмосфера, в которой богатые приучатся жить скромно. Многие из них уже сегодня делают добро, практически все церковные социальные программы финансируются за счет состоятельных граждан. Было бы ошибкой утверждать, что все богатые плохие, а все бедные хорошие.
| В сегодняшнем мире больше ратуют за свободу выбора, практически забывая о свободе от зла |
— Мы видим, что многие россияне ведут западно-либеральный образ жизни. Для многих добрачный секс — это норма, мало кто регулярно посещает церковные службы. Насколько сильны в России христианские ценности?
— Духовность нельзя мерить статистическими методами. Однако сравнений мы не боимся. Менее чем за 20 лет после распада Советского Союза количество церквей возросло в четыре, епархий — в два, а монастырей — в 32 раза; сейчас их более 700. 15 тысяч молодых людей изучают теологию. С другой стороны, у нас крестят 80 % новорожденных детей, но только 60 % русских признают себя православными, а регулярно посещают церковь не более 10 %, в некоторых регионах даже меньше. Нам нужно не строить новые церкви, а научить наш народ, как важно ориентироваться на христианские ценности. Удастся ли нам это, зависит еще и от того, сможем ли мы избежать внешнего влияния.
— Вы говорите о либеральном Западе. Чем, к примеру, вам мешает, если по Москве пройдут парадом гомосексуалисты, как в Берлине или Амстердаме?
— Это — стирание границы между добром и злом, между грехом и святостью. Теперь грехом не считается даже супружеская измена, хотя любой, кто нарушает супружескую верность, чувствует, что он делает что-то плохое. Ведь у человека есть совесть. Уничтожить ее не удалось даже марксистам. У них на все было одно объяснение, замкнутая сама на себя философия, согласно которой бытие определяет сознание. Так же, как ваши философы в Германии говорят сегодня, что совесть — это результат культурного развития. Но будь то в Папуа Новой Гвинее, в немецком Мюнхене или в нашем Новосибирске — всюду звучит: «Не укради, не убий…»
— …однако не всюду звучит: «Нельзя быть гомосексуалистом». Почему нужно скрывать свой гомосексуализм?
— Библия называет это грехом. Но мы не осуждаем этих людей. Церковь против того, чтобы этих людей преследовали или обижали. Однако зачем пропагандировать грех? Гей-парад — это навязчивое выставление разврата напоказ. В таком случае мы можем с тем же успехом агитировать за другие грехи, что уже давно делается на телевидении. Это разлагает общественную мораль. Задача Церкви — называть грех грехом. Иначе она больше не будет нужна. К сожалению, в сегодняшнем мире больше ратуют за свободу выбора, практически забывая о свободе от зла.
— Если человек гомосексуален, то в этом есть что-то человеческое. Как человеческое может быть грехом?
— А что такое, по-вашему, супружеская измена — добро или зло?
— Это решение на совести каждого отдельного человека.
— Речь не о каком-либо решении, речь о морали. Нас пытаются убедить в том, что мораль относительна. Но это вовсе не так. Коммунисты говорили, что хорошо то, что хорошо для рабочего класса. Это была относительная мораль — и она унесла жизни 60 миллионов. Гитлер утверждал, что хорошо то, что хорошо для великой Германии. Это тоже стоило миллионы жизней. Мораль либо абсолютна, либо ее нет вовсе. Если вы оправдываете гомосексуализм, почему тогда не педофилию?
| Человек отличается от животного тем, что свои инстинкты он умеет держать в узде |
— Между ними громадная разница! Половые отношения — это дело взрослых, которые свободно могут принимать свои решения. Педофилия не имеет ничего общего со свободой человека, ведь при этом насилию подвергаются дети.
— Через несколько лет вам объяснят, что двенадцатилетние девочки раньше были детьми, а теперь они развиваются гораздо быстрее. 20 лет назад никто не мог и помыслить о том, что в Германии будет принят закон, признающий гомосексуальные браки. Меж тем с ним уже свыклись. Дело в принципе. Существует единая моральная природа.
— Она зависит, в частности, от времени и региона. Есть народы, которые допускают многобрачие.
— Достоевский писал, что в сердце человека друг с другом борются Бог и диавол. Но сегодня многие исходят из логики, что все, чего они хотят, это хорошо и должно быть оправдано. Мы слишком легко выдаем порывы души, которые в итоге наносят нам вред, за естественные потребности. Если расшатываются моральные оплоты, то у нас высвобождаются наши инстинкты. А высвобожденные инстинкты — дело животного мира. Тем самым я говорю то, что либеральный «Spiegel» никогда не напечатает: вы, конечно, подумаете, что этот митрополит сошел с ума и несет какую-то чушь.
— Мы с удовольствием поспорим. Ведь все же вы не считаете гомосексуализм животным инстинктом?
— Инстинкт не является понятием с отрицательной коннотацией. Возьмем голод, жажду, половой инстинкт. Если бы Бог не дал нам их, человек не мог бы существовать. Человек отличается от животного тем, что свои инстинкты он умеет держать в узде.
Окончание следует.
Мартин Дери, Кристиан Нееф, Матиас Шелл
|
