 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№5 (62) май |
|
|
Россия: черты духовного кризиса
Пролог
Каждая нация всегда обеспокоена тем, как во временной перспективе будет осуществляться ее развитие. Наша новая жизнь дает нам печальную возможность видеть, как с каждым днем съеживается и куда-то исчезает былое величие некогда могучей державы по имени Россия.
 Возрождая духовность, возрождаем Россию
И вот уже нынешние школьники совершенно серьезно отвечают, что победу в Великой Отечественной войне одержали американцы, и вслед за родителями — поколением 80-х — презрительно повторяют в адрес своей Родины: «Совок»… Им трудно увидеть за завесой искусно скроенного лживого камуфляжа истинное лицо своей страны — ведь закройщики очень стараются.
Молодая мама идет на прогулку с полуторагодовалым сынишкой — усердно дымя сигаретой и нещадно матерясь… на младенца. Нецензурная брань как средство воспитания… Ребенок беспомощно хнычет, не в силах еще понять смысла самих слов, но прекрасно ощущая смысл отношения: мама его не любит!
До трехлетнего возраста ребенок воспринимает все сказанное родителями вне критики, и тут действует механизм, который называется «импринтинг» (англ. «запечатление»): все впервые увиденное, услышанное, совершенное, воспринятое ребенком составляет основу для формирования его последующих представлений. И именно то, как ведет себя мама, какие слова она говорит, какие интонации предпочитает, какие жесты использует, — все это и многое другое непременно преломится в формирующейся личности подрастающего человека. Оскудение любви становится нашей общей бедой: мать, поливающая площадной бранью собственное дитя, отключает защитные механизмы ребенка, разрушая чрезвычайно важное для его адекватного развития базовое чувство доверия. У нелюбящих родителей вырастают не способные любить дети.
Культур-деструкция
Бывший министр культуры Швыдкой в памятной всем телепрограмме «Культурная революция» провозгласил нецензурную брань новой нормой — и «культур-деструктивным» способом изменил статус низменного стиля речи. Омерзительная брань стала для многих вовсе не способом словесно поразить противника, а просто… речью. Даже возникло выражение: «Он не ругается — он просто матом разговаривает». И если нецензурная брань прежде была прерогативой только мужского вида социально неодобряемого поведения и «при дамах» не употреблялась, то теперь это гендерное различие из русского языка почти исчезло. А вместе с ним исчезли и «дамы» — пришла культура «унисекс». Деформация исконно женских и мужских ролей в современном российском обществе видна уже невооруженным взглядом. Но деформация коснулась и самого зрения: увидеть патологию в том, о чем, вопреки здравому смыслу, усердно говорят как о норме, способен уже не каждый. Да и что, кажется, страшного в образе девушки, на равных с другом тянущей пиво из бутылки или жадно затягивающейся на ходу сигаретой с выражением на лице важной миссии, понятной лишь ей одной? «Сейчас все так живут». А в юбках «продвинутые» девушки не ходят.
С тех пор, как в школе «отменили» воспитание, вопрос межпоколенческой трансляции культурно-нравственных традиций получил новое решение — в виде отсутствия решения как такового. Место воспитателей оказалось пусто, но продолжалось это недолго. Кто же сегодня учит наших детей? Что предлагает им общество?
СМИ-яд
Благодаря наличию у нас огромного количества однобоких свобод наши СМИ и ТВ, театры и кинотеатры, музеи и литература перестали быть безопасными. Современные СМИ старательно продолжают начатое бывшим министром и, радуясь отсутствию цензуры, наполняют свои страницы разухабистой «желтизной». Газеты полны рассказов о любовных похождениях звезд поп-культуры, историями их обогащения, подробностями бурных романов, пышных свадеб, скандальных разводов и шумного дележа имущества. Тщательно обсуждается, кто, как и когда кого-то увел у жены, отбил у мужа, бросил, променяв на более престижного (-ую), богатого, молодого и т.п.
На улицах, как злосмрадные ямы, стоят газетные киоски, полные смертельного яда для наших детей. Со страниц газет и журналов льется на неокрепшие души никем не ограничиваемая похоть и страсть. При этом складывается интересная ситуация: законодательство дает-таки нам рычаги для того, чтобы как-то воздействовать на данный процесс, «Закон о СМИ» указывает, каким образом должны охраняться дети от лицезрения разного рода «плейбоев»: те могут продаваться только запечатанными в прозрачной упаковке, вне поля зрения ребенка, это же касается и дисков с фильмами и т.п., но — пользуемся ли мы этим?
На оживленной остановке пассажирка в ожидании транспорта разглядывает обложки выставленных газет и журналов и вдруг понимает, что все они — многократно повторенное изображение обнаженного женского тела. «Скажите, пожалуйста, почему у вас все это выставлено здесь?» — простодушно обращается она к киоскеру, женщине пенсионного возраста. Та не менее простодушно изумляется: «А что?» «Вы что, закона не знаете?» — суровеет пассажирка. «Нет, а что за закон?» — «Я вам объяснять не должна, а вот вы или ваш хозяин ответите за это нарушение». — «Не знаю, хозяин ничего не говорил мне». — «Я вот сейчас уйду, а когда буду возвращаться, хотелось бы убедиться, что вы меня поняли, не дожидаясь, пока к вам придут другие "объясняющие"», — не снижает натиска пассажирка и уезжает на подошедшем трамвае. На обратном пути она с некоторой долей изумления убеждается в том, что в киоске есть и другие издания — без фотографий обнаженного тела.
 «Мама, купи монстра!»
Детские игрушки, призванные формировать в своих недрах интегральный образ мира, предлагают детям образцы не свойственного возрасту поведения и активизируют не свойственные возрасту интересы, привлекая их внимание к неполезным для развития вещам. Усердно навязываемая во всех сферах современной жизни «эстетика безобразного» приучает малышей играть с ведьмами и, не пугаясь, смотреть мультики про монстров. Закрепленный на шнуре синюшный пластмассовый упырь, с шумом нарезающий круги под лампой, способен вызвать ужас у любого нормального взрослого человека — а как выглядит родитель, готовый купить «это» для своего чада?! Отсутствие закона об экспертизе игрушек разрушило всю охранную зону их производства: купив ребенку настольную игру, нужно быть готовым к тому, что в ней можно всей семьей не разобраться или наткнуться на явный вред здоровью.. Огромные, в натуральную величину, мохнатые львы, зубастые крокодилы, кожаные броненосцы, неимоверно правдоподобные громадные пауки — все они давно стали причиной бесчисленных неврозов наших детей, а если долго находиться в таком магазине, взрослый тоже рискует расстроить свое здоровье. Сборные модели фашистской военной техники и фигурки солдат вермахта производства украинской фабрики игрушек в наших магазинах — вовсе не театр абсурда, а точно рассчитанная стратегия изменения национального самосознания.
В «Игровой зоне» (название-то какое «замечательное»!) одного калининградского торгового центра на большом экране демонстрируется видеоигра «Дом смерти»: лихая парочка, он и она, путешествует по небоскребу, населенному мертвецами и вампирами, ловко расстреливая монстров, вываливающихся с разной скоростью из всевозможных щелей — только успевай отбиваться. Семья на воскресной прогулке: крепко сбитый основательный папа, по виду бизнесмен средней руки, изящная ухоженная — с картинки гламурного журнала — мама, трехлетняя нарядная куколка-дочка — остановились возле экрана.. «Хочешь пострелять?» — щедро предлагает отец. Малышка, не отрывая взгляда от экрана, где снова и снова копошатся отвратительные мертвецы, молчит и на всякий случай нащупывает мамину юбку. «Ну, что ты, постреляй», — присоединяется к уговорам мама. Папа приносит стопку жетонов и начинает показывать, как правильно целиться. Наблюдающая со стороны женщина обращается к маме: «А ваша девочка не напугается?» — и тут же жалеет о своем неравнодушии, натолкнувшись на изумленно-холодное: «Что-о-о?»
Телевидение как замена жизни
Обессмыслившееся современное телевидение продолжает общую тенденцию выхолащивания из общественного сознания продуктивных форм семейного поведения. В тягучих сериалах вяло обсуждаются подробности измен и их последствий, извращенно обогащая существование мыльных героев. Оживление сюжету могут придать такие «неожиданные режиссерские ходы», как одновременное существование двух отцов одной героини. Умиляясь их пламенной любви к внезапно обретенной дочери, нашедшей их через 20 лет в связи со своей неожиданной беременностью вне брака, зритель оставляет за гранью своего восприятия основную нить сюжета: если вдуматься, мать девушки, очевидно, вела распутную жизнь, находясь в близких отношениях с двумя мужчинами одновременно.
Вступающие в юношеский возраст активно формируют свою идентичность. Постоянно сверяют свое представление о себе с предъявляемыми обществом образцами. Формируют установки и стереотипы поведения. Объединяют в единое целое свои представления о себе как о сыне или дочери, брате или сестре, друге или подруге, потенциальном супруге.
Стараниями Лолиты Милявской, Анфисы Чеховой и их товарищей по цеху тема целомудрия, верности, любви на экранах ТВ постоянно подвергается осмеянию, низводится к грубым инстинктам. И Лолита, разгуливающая перед концертом по холлу в одних колготках, и Анфиса, плотоядно рассказывающая про срамные места и не менее срамные дела, привносят в копилку юношеских представлений об образе женщины цинизм и бесстыдство. Парикмахер Сергей Зверев регулярно учит страну, как надо жить. Рассказывая находящемуся рядом с ним «сыну», как правильно ухаживать за собой, он транслирует миллионам мальчиков-телезрителей в качестве образца для подражания поведенческие расстройства и неспособность к созданию семьи.
 Информационный проект изменения общественного сознания под названием «Ксюша Собчак» задает тон: женщина должна быть модной, стильной, любующейся собой, холящей свое тело, хладнокровно разбивающей сердца, гордо несущей себя по жизни. Смыслом и целью жизни такой женщины является рафинированный эгоизм — и в него совсем не вписываются дети и муж и забота о них. Мужу отводится лишь роль трамплина для преодоления очередной высоты; при появлении на горизонте новой высоты требуется уже новый трамплин. Образ матерящейся профессорской дочки не только вызывает параллели с Эллочкой-людоедкой, но еще и дает образец того, к чему, по замыслу современных законодателей мод, нужно стремиться, воспитывая детей. Как говорила разбойница в одном детском фильме: «Детей нужно баловать — тогда из них получаются настоящие разбойники».
Модели виртуального мира
Компьютерный мир предлагает юным свои подсказки. Так, виртуальные женщины ловки, хитры, похотливы и хищны. Они мастерски владеют самыми разными видами оружия, уничтожая мужчин направо и налево. Мужчины в создаваемых мирах грубы, агрессивны, примитивны. Сюжеты о созидании семьи отсутствуют — здесь просто сосуществуют два вида человеческих особей, ведущих между собой не знающую пощады войну, которую они время от времени прерывают для реализации инстинктов. Используемые при их конструировании архетипы активизируются в подсознании зрителей и, прорастая в сознание, программируют их поведение, внушая ненависть к человеческому телу, презрение к чувствам и пренебрежение ценностью человеческой жизни.
Наружная реклама уже не оставляет никакой тайны: женщина более чем раздета — она уже лишена привлекательности. Кругом выпирают, бьют в глаза одни лишь инстинкты. Пошлость, двусмысленность — вот что предлагает реклама на вооружение основным своим потребителям — детям и подросткам. А заграничный «праздник» Хеллоуин вдруг проглядывает из безобидной тыквенной маски зверским оскалом мертвеца.
Музеи в судорожных попытках привлечь посетителей выставляют работы «художников», которым, по-хорошему, полезно было бы отдохнуть в специальных лечебницах, объявляя продукты их нездоровья последним словом в искусстве. «Осторожно, религия!», «Запрещенное искусство» и прочие скопища болезненных фантазий так называемых «авторов» опасны для психического здоровья зрителя любого возраста. Пресловутая «Музейная ночь» при ближайшем рассмотрении являет собой удручающую картину коллапса культуры.
Коллапс культуры по-театральному
Репертуар современного театра совсем никем не регулируется, театр исчез, уступив место «перформансу»; теперь там ставятся спектакли о скучающей буржуазии, развлекающейся в изощренной похоти во время отдыха на курорте, или о даме, вступающей в близкие отношения с нечистой силой. Потеряв нравственные и духовные ориентиры, давшие миру Станиславского, позволявшие театру когда-то задавать высокую планку норм общественной жизни, судорожно цепляются теперь в агонии многие из так называемых театральных коллективов за последнюю надежду быть замеченными — предъявляют эпатаж, «чернуху», разврат.
Калининградцам еще памятен скандал вокруг спектакля «якобы-прогрессивного-театрального-коллектива» с «якобы-неоцененным-новым-творчеством», в котором «альтернативный» режиссер, изгнанный когда-то из родных пенатов за поведение, недостойное высокой миссии искусства, проливающий слезы в Сети о «горькой доле родиться русским» и изрыгающий фонтаны ненависти к тем, кто не сумел очароваться его изощрениями, не нашел другого средства натужно заявить о себе миру, кроме как назвать поколение отцов «сбродом блатных и нищих», поглумиться над верой предков и, конечно же — а как еще прикрыть пустоцвет притязаний? — пустить на сцене в ход голое тело и нецензурную брань.
Другой столь же альтернативный «гений», также в свое время получивший отставку за нетрадиционно понимаемые нравственные подходы к творчеству, много лет ждал своего часа для реванша, и «стараниями друзей» тот настал: город содрогнулся от вакханалии распутства, в которую по причине абсолютной творческой беспомощности режиссера превратилась классическая пьеса.
 К сожалению, ничего нового они не придумали: неприличные слова на заборах мальчики с преждевременно или неверно сформированными «интересами» писали всегда. Но спектакли явились катализатором, четко обозначившим полярность современного общества: на защиту «права художника» рьяно бросились представители «нетрадиционной богемы» — одинокие несчастные люди, не создавшие семей, не имеющие детей, впадающие в истерику при словах «нравственность» и «духовность» и проявляющие в силу своей немногочисленности удивительную сплоченность.
Можно, конечно, бичевать их кривду, не оставляющую шанса на существование в жизни чего-либо светлого, но отчего-то их просто очень жаль: молодежь 80-х, они жестоко поплатились за очарование Родины флером западной демократии, присоединившей к своей жизни только самое ядовитое и безобразное. Издеваясь над упорным желанием нынешних стариков защитить свое коммунистическое прошлое, они, не ведая того, как близнецы-братья, точно так же защищают свое прошлое — только уже либерально-анархическое.
Воспоминания о юности — времени чистоты, надежд и необозримости будущих горизонтов — всегда остается для каждого заповедным уголком жизненного пространства, яростно защищаемым от посягательств чужой критики. А собственная критичность в этом случае не срабатывает. Усвоив в юности пресловутое «что не запрещено, то разрешено», лишившись в паспорте графы «национальность», узнав, что внезапно исключенный из классификации болезней гомосексуализм больше не патология, поверив, что их страна была «тюрьмой всех народов», что жизнь отцов абсолютно ошибочна, а диплом советского ВУЗа — самое последнее, чем можно похвастаться перед вожделенным Западом, на котором только и может быть настоящая жизнь, к своим сорока годам — времени сбора первых плодов жизни — они подходят с урожаем неплодной смоковницы. Можно ли этого не ощущать? И можно ли при этом быть счастливым?..
Патологизация общественного сознания
Патологизация сознания стала актуальной проблемой для страны: за последние 10 лет в России уровень психических заболеваний вырос в 1,5 раза, а среди детей и подростков — в 2,5 раза. Около 30 % населения страны являются психически больными людьми, страдающими неврозами, психозами, наркоманией, хроническим алкоголизмом, психическим недоразвитием, шизофренией.
Это становится благодатной почвой для произрастания зависимостей самого разного рода, в том числе: от азартных игр (гемблинг), от компьютера и Интернета, аддикция отношений (сексуальная, любовная, избеганий), аддикция к трате денег, ургентная аддикция, а также работоголизм, зависимость от упражнений (спортивная), состояние перманентной войны, синдром Тоада (зависимость от «веселого автовождения»), переедание и голодание.
Публичное обнажение в психиатрии носит название эксгибиционизм, а подсматривание за обнажением называется вуайеризм — то и другое является психопатологией и требует лечения. Конкурс на раздевание на вузовском Дне первокурсника, когда фотографии несовершеннолетних студенток, снимающих на сцене нижнее белье, украшают потом новостные порталы информагентств, — симптом всеобщей болезни.
Свою лепту в патологизацию общественного сознания вносит активно навязываемый в городе стриптиз: девочек приглашают в школы танцев, где среди различных танцевальных направлений им предлагают стрип-данс, убеждая боязливых, что учиться они будут только для себя. Четыре школы стриптиза, школа гейш, школы танцев живота для девочек с 4 лет (в какие гаремы их готовят?), школа эротического танца, обучающая девочек с 13 лет, набирают обороты, и за полгода в городе прошло уже два чемпионата по стриптизу. Охват новым «видом спорта» поистине полный: так, все спортивно-оздоровительные комплексы типа «Юности» или «Альбатроса» включают в свой арсенал обучение «новому направлению» всех возрастных групп — от мала до велика. Правда, неизвестно, информируют ли об этом родителей. А в качестве неофициальной рекламы нового местного развлечения на мероприятиях по случаю открытия торговых центров вниманию всех зрителей — в том числе и несовершеннолетних — предлагаются самые настоящие стрип-танцы, которые дети и подростки, возбужденно пылая щеками, фотографируют на свои телефоны. И никого из взрослых не шокируют появившиеся в городе топлесс-бары с бесстыдной рекламой и еще более бесстыдными лесбийскими шоу.
 Все это явилось следствием катастрофичного решения о создании в нашей области игорной зоны — проекта девальвации духовно-нравственных ценностей: когда порок провозглашается ресурсом обогащения страны и в общественном сознании становится не злом, а благом. Если можно зарабатывать на азарте, то почему тогда нельзя на блуде — даешь легализацию проституции! В результате со временем незаметно для нас самих приемлемым станет не только стриптиз («долой мораль!»), но и… эвтаназия.
Все пропало?
Мы уже стали почти стопроцентным обществом потребления — обществом, в котором женщины не хотят рожать детей, но увлеченно выбирают марку автомобиля или сорт стирального порошка. Лавиной, сметающей все на своем пути, стремимся мы во множественно открывающиеся магазины в ненасытной жажде все нового потребления. Слово «потреблять» сродни «истреблять» — мы становимся истребителями жизни. Неужели все уже истреблено?!
В воинской части поселка Чкаловска проходил службу Тимур Апакидзе. Летчик-ас, в 1991 г. первым посадивший на палубу авианосца самолет СУ-27. Когда единственный в стране полигон-тренажер для тренировки морской авиации при передаче Крыма Украине также отошел к ней, украинские, а потом и грузинские власти наперебой звали к себе уникального специалиста, суля должности, звания, оклады. При одном м-а-а-аленьком условии — присягнуть на верность новой «родине».
«На верность Родине два раза не присягают!» — ответил офицер и вместе со всем полком отправился на… север — с понижением окладов и должностей, в холод и неуют. Задача была поставлена жестко: за полгода освоить посадку на авианосец — иначе его продадут, а полк расформируют. Апакидзе смог подготовить летчиков, не потеряв при этом ни одного из них и сохранив наш последний авианосец «Маршал флота Кузнецов». Золотая звезда Героя России была вручена ему по достоинству; а во время тренировочного полета 2001 г. в г. Остров 47-летний генерал-майор Апакидзе погиб.
Тимур Апакидзе свято верил в возрождение России и в одном из последних интервью говорил: «Я уверен, что не все потеряно — встанем мы еще с коленок. Русский человек — его дух, его возможности безграничны! Какие бы ни были испытания, он взлетит и победит!»
…Любой тяжело больной человек ощущает свою болезнь. В народе чрезвычайно велика жажда излечения смертельно больной страны, поэтому необычайно популярны сейчас военные парады — как надежда на возвращение Родине чувства собственного достоинства. И поэтому с таким ликованием воспринял русский народ весть о том, что Россия храбро пришла на помощь Осетии. Народ жаждет получения возможности уважать свою страну! Но для того, чтобы смутное ощущение жажды подвига («Нет большей доблести, кроме как умереть за други своя»!) стало осознанной необходимостью жертвенности — во имя ребенка, семьи, товарища, страны — нужно, чтобы для целительного посева брались не «зубы дракона», а здоровое зерно истинного Духа, тщательно отделенное от плевел. И эту тяжелую кропотливую и неблагодарную работу рано или поздно нужно начинать. Не откладывая — чтобы не опоздать. Чтобы не потерять страну….
Людмила Рябиченко
|
