ГАЗЕТА "СПАС"   <Все> Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август Сентябрь Октябрь Ноябрь Декабрь   2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020     №7 (76) июль

АРХИПАСТЫРЬ 

Вера основывается на опыте

3 июня 2010 года в Петрозаводске в здании Музыкального театра Республики Карелия состоялась встреча Святейшего Патриарха Московского и всея Руси Кирилла с общественностью региона.

Я хотел бы сердечно приветствовать всех, кто собрался в этом замечательном зале, в театре города Петрозаводска, для встречи с Патриархом.

И я хотел бы поговорить, может быть, о несколько сложных, теоретических вопросах, но имеющих непосредственное отношение к нашей жизни. Вообще, если теория настолько непонятна, что не может быть использована в жизни, это уже не теория, а софизм. Одна из главных проблем идеологии, которая еще недавно была обязательной для всего народа, заключалась в том, что сама эта идеология для многих была непонятной. Но если идеология непонятна, как же в соответствии с непонятной идеологией можно построить жизнь? Конечно, были специалисты, которые защищали докторские степени, писались огромные фолианты философского содержания, но все это было очень далеко от реальной жизни человека. То, что доступно специалисту, ученому, недоступно простому человеку. А если мы хотим, чтобы какая-то теория, мысль, идея управляла людьми или содействовала достижению конкретных целей, которые стоят перед обществом, перед государством, все должно была предельно ясно выражено.

Я не буду называть имя одного известного всем государственного деятеля уже постперестроечной России, который, очень складно и умно выступая по телевидению, говорил о пенсионном фонде. Когда я слышал этого человека, я старался напрячь все свои силы, чтобы понять, что он говорит, — и никогда до конца не мог понять. Поэтому то, что мы передаем людям, особенно в качестве некой идеи, направленной на то, чтобы мобилизовать их жизнь, должно быть понятным.

В каком-то смысле поразительное влияние веры и заключается в этой понятности. Некоторые открывают Библию, начинают читать первые страницы и говорят: «Ой, это непонятно». И в самом деле, это не очень понятно людям XXI века. Но ведь как это было понятно людям, жившим три тысячи лет назад! А потом, если современный человек немножко больше почитает, ему все это становится понятным. Слова, сказанные Богом и обращенные к людям, составляющие содержание религиозной веры, понятны всем возрастам, всем поколениям, всем нациям, всем народам.

Может быть, в этом и заключается отличие веры от идеологии. Ни одна идеология за всю историю рода человеческого не существовала больше трех-четырех поколений. Первое поколение боролось за осуществление идеологии, убивало себе подобных, говорило о том, что человечество наконец-то нашло решение всех вопросов и что только нужно тех, кто не согласен, принудить к исполнению этих постулатов и в обществе воцарится рай. Второе поколение продолжало эту борьбу, часто уже не так преданно идее; третье произносило все эти штампы вслух, но уже начинало жить своей жизнью, а при четвертом поколении идеология теряла всякую силу. И сказанное касается не только нашей с вами минувшей идеологии.

Удивительно: две тысячи лет существует христианство, и практически никогда оно не существовало в стерильных условиях. Даже если взять дореволюционную Россию, о которой говорят, что она была православной страной, что Церковь была чуть ли не господствующим классом, что Церковь жила в особых привилегированных условиях, — все это было совсем не так. И в царской России Церковь, лишенная, как вы знаете, Патриаршества через реформу Петра I, была превращена в часть государственного аппарата под жестким контролем государства, и никакой свободы у Церкви по-настоящему не было. Во главе Церкви был государственный чиновник — обер-прокурор Святейшего Правительствующего Синода; некоторые из этих прокуроров даже не были людьми религиозными.

Я говорю об этом для того, чтобы было ясно: никогда не было стерильных условий — ни в Древнем Риме, когда за одно имя «христианин» человека лишали жизни, ни в средневековой Западной Европе, ни на Руси, ни в царской России, ни, тем более, в тот период времени, который мы уже помним, по крайней мере, по книгам, а некоторые и по жизни, — в послереволюционный период. А Церковь существовала. Я хотел бы сегодня, исходя из всего того, что я только что сказал, поговорить об этом языке Божественном, таком простом и ясном языке. Я хотел бы поговорить об одной только этой теме — но, на мой взгляд, очень важной теме.

Сегодня люди очень много читают, благодаря Интернету открываются колоссальные информационные возможности. Общество действительно становится информационным, и человек поглощает огромное количество информации. Каждый это знает на своем опыте, особенно руководители. Тот объем информации, который проходит через сознание, разум, память ответственного руководителя, уже приближается, на мой взгляд, к уровню, несовместимому с человеческими возможностями; а общество все более и более усиливает свой информационный натиск на человека. И это обилие информации и тот факт, что казавшееся еще вчера неведомым сегодня становится хорошо знакомым и понятным, — все это не делает людей более мудрыми. В этом — какая-то удивительная нелогичность человеческого развития.

Приведу только один пример. Мы с вами находимся в Петрозаводске, и, может быть, именно в Петрозаводске было бы хорошо затронуть тему, о которой я хотел бы с вами поговорить, — о смысле истории. В 1703 году здесь, наряду с Петербургом, создаются заводы, которые сыграли огромную роль в становлении нашего государства. Собственно говоря, начиная с Северной войны и кончая Великой Отечественной войной, Петрозаводск играл важнейшую роль, имел очень большое значение для обеспечения работоспособности страны. Неизвестно, существовал ли бы доныне Петербург, если бы не заводы, которые были созданы здесь, если бы не Петрозаводск. И представим себе все то, что здесь происходило за эти триста с лишним лет. Колоссальный труд не одного, не двух человек — десятков и сотен тысяч людей, вовлеченных в конкретную работу по замыслу Петра I, а потом по требованию власти, которая совершенно ясно понимала значение этого места.

Что такое судьба одного маленького человечка, которого привезли, дали лопату и сказали: «Копай»? Но ведь у этого человечка, которого сюда привезли, дали лопату и сказали: «Копай», единственная жизнь, и второй нет. И ведь это не один человечек — это десятки и сотни тысяч людей, которые своим трудом, своей жизнью формировали мощь государства. Было бы понятно, если бы эта мощь все время возрастала, возрастала, и сегодня Петрозаводск был бы одним из огромных важных центров России. Тогда бы мы сказали: «Вот ради чего были эти жертвы», — как иногда говорят в отношении Петербурга: «Да, погибли миллионы людей, которые его строили, но ведь посмотрите, какой красивый город!» Мы же не можем сказать про Петрозаводск, что эти тысячи и тысячи жертв привели к созданию чего-то совершенно уникального. Но можем ли мы сказать, что смысла не было во всех тех жертвах? Не можем сказать. А сколько там было радости и страданий, сколько было любви и разочарований, горя, слез, недоедания, болезней… И Церковь не может предать забвению этот подвиг людей. Но что значит: не может предать забвению? Мы же не ходим каждый день с цветами к каким-то монументам. А что мы делаем? Мы молимся о прошлом, о людях, которые умерли, и через эту молитву мы вводим их в нашу жизнь: их подвиг, их страдания, их смерть перестают быть просто эпизодом истории.

И вот еще что очень интересно отметить. Собственно говоря, а что сейчас происходит? Чем мы отличаемся от тех, кто строил заводы в Петрозаводске или кто возводил Петербург? Мы что с вами, занимаемся созданием каких-то монументальных, великих произведений искусства, которые, как пирамиды, уйдут в вечность? Чем мы-то занимаемся? Пусть каждый сейчас спокойно спросит себя: «Что я делаю?» — и ответит на это в рамках своих профессиональных обязанностей. Есть такое понятие job description, описание работы — то, что в профессиональной инструкции написано, то пусть и скажет: «Я делаю то-то и то-то».

Ну, а дальше такой удивительный неприятный вопрос: «А для чего ты все это делаешь?» Этого вопроса мы почти никогда перед собой не ставим. Больше того, мы хорошо знаем, что мы должны делать. Человек приходит на завод, встает у станка — он знает, что за смену он должен произвести такое-то количество таких-то деталей и должен их произвести хорошо, иначе будет брак, иначе будет меньше зарплата. Если мы его спросим, для чего он это делает, он в первую очередь скажет: «Наш завод производит такие-то изделия, а я за это получаю зарплату, я кормлю семью». А иногда, находясь в системе, люди даже не знают, что они производят. Хороший пример из нашего недавнего прошлого, когда функционировали секретные предприятия: люди, работавшие в одном цеху, не знали, что производится в другом. Знали, что производится некое изделие, но что именно — знало только государство, и то на соответствующем уровне — генеральный конструктор, который собирал всю эту схему, и очень ограниченный круг людей. Как это изделие должно действовать, для чего оно создается — об этом знала только верхушка нашего государства, и то, может быть, не понимая до конца.

Находясь внутри системы, вообще очень трудно отвечать на эти глобальные вопросы. А мы все с вами находимся внутри системы — это наш жизненный опыт, это наша жизнь. Вот если бы была возможность взять и отойти в сторону и посмотреть на это извне, то многое бы стало ясно: правильно мы это делаем или неправильно. У некоторых, очень немногих людей есть такая способность абстрагироваться от той реальности, в которой они живут, и посмотреть на нее со стороны. И человек, который вдруг начинает смотреть на себя со стороны, во-первых, величайшая редкость, а во-вторых, он способен себя корректировать.

Самый правильный рост человеческой личности бывает тогда, когда мы постоянно корректируем свое поведение, свои мысли, когда мы видим себя со стороны: «Да ты вот какой — совсем не такой, каким ты кажешься внутри системы. Внутри системы ты кажешься героем, мощным руководителем или хватким дельцом, а на самом деле — что ты делаешь? Как ты выглядишь? Смешно, особенно когда напьешься… А когда ссоришься с женой или с детьми? А когда хвастаешься перед ними? А когда бравируешь неизвестно чем, новым галстуком или купленной машиной? На кого ты похож?» Способность увидеть себя со стороны, уж не говоря о том, чтобы посмотреть на мир Божий со стороны, — величайшая и очень редкая способность.

Пресс-служба Патриарха Московского и всея Руси