 |
|
ГАЗЕТА "СПАС" |
|
| |
|
|
№8 (77) август |
|
|
Путь религиозного писателя
Недавно в Гданьске проходили XIII Международные литературно-образовательные чтения «Литература в борьбе за духовность и чистоту русского языка». Творческая группа московских участников Чтений проездом из столицы России в Польшу посетила Калининград. В Центральной городской библиотеке им. А.П. Чехова состоялась встреча с читателями. Одним из ее участников был известный православный писатель, поэт и публицист Валентин Арсентьевич Никитин. Вот лишь некоторые из его званий и должностей: доктор философии, академик РАЕН, главный редактор православной радиостанции «Логос». Он является автором биографических книг о патриархах Русской Православной Церкви, в том числе о нынешнем патриархе Кирилле «Наш патриарх Кирилл: вся жизнь и один год». Предлагаем вниманию читателей беседу с этим интересным человеком.
 — Валентин Арсентьевич, несколько слов о себе.
— Я родился в Тбилиси в 1947 году. Отец мой участник Великой Отечественной войны, прошел от Сталинграда до Берлина, участвовал в штурме Рейхстага. С боями он прошел всю Восточную Пруссию, был награжден медалью «За взятие Кёнигсберга», которую я до сих пор храню. Он прослужил в Красной Армии 10 лет. Был призван в 1936 году, почти сразу после свадьбы с моей мамой. Участвовал в войне с Финляндией, штурмовал линию Маннергейма, потом, уже после Отечественной, — война с Японией. В общей сложности в строю был до 1946 года.
Родом он из Царицынской губернии, потом Сталинградской области, а теперь это Волгоградская область. Когда после войны вернулся в Сталинград, застал там одни руины... Уцелел лишь один дом – дом сержанта Павлова (ныне мемориал).
Из Сталинграда отец отправился в Тбилиси, так как там в это время жила мама, эвакуированная в 1941 году в Грузию. Здесь в трудные военные годы ей и ее младшим сестрам-сиротам помогли выжить простые грузинские труженики.
Так волею судьбы я родился в столице Грузии. Спустя некоторое время окончил филологический факультет Тбилисского университета, с рекомендацией в аспирантуру. Но в Грузии не остался, так как всегда мечтал жить в родной языковой стихии, среди великого русского народа. В детстве неплохо знал грузинский язык (его изучал в школе), а поскольку вырос во дворе, где соседями были преимущественно армяне, то знал и этот язык, точнее, его тифлисский диалект; чувствуете, у меня кавказский акцент? Артикуляционная база (уклад голосовых связок) формируется в младенчестве, это как родимое пятно, и даже с возрастом от акцента избавиться очень трудно.
— После окончания университета вы переехали на жительство в Москву. Знаю, что в советское время это сделать было не очень-то просто из-за строгих правил по прописке, особенно в столице СССР.
— Да, были известные сложности. Начал с того, что в 1972-73 годах подрабатывал на жизнь нештатным референтом в Институте научной информации (ИНИОН) при Фундаментальной библиотеке общественных наук и работал в библиотеке МГУ им. М.В. Ломоносова библиографом. Потом перешел рецензентом в издательство «Молодая Гвардия», был 3 года литературным консультантом в журнале «Студенческий меридиан» (1974-1976).
— То есть тогда вы о вере особо не задумывались. Когда пришли к Богу, учитывая ваш сегодняшний багаж? Как это произошло?
— Не совсем так. Моя мама была очень религиозным и богомольным человеком, на клиросе в церкви пела. Она еще в детстве уговаривала меня креститься. А отец был коммунистом, и, глядя на него, имея пытливый разум, я колебался. Учащимся 11 класса я приходил в публичную республиканскую библиотеку в Тбилиси (тогда она носила имя Карла Маркса), основанную еще в XIX веке царским наместником Кавказа графом Воронцовым. Доступ к религиозной литературе там был гораздо проще, чем в любой столичной библиотеке, спокойно мог там читать Библию. Я садился за стол, на котором у меня справа была стопка религиозной, а слева — атеистической литературы. Уже тогда в моем сознании произошел некий сдвиг, давший импульс для последующего обращения. Я увлекся идеалистической философией, еще на школьной скамье прочел Канта, Гегеля и именно через них пришел к идее Бога-Творца.
Но, конечно, гордыня, что в юности случается у многих, мешала прийти в церковь и молиться там вместе со старушками. Но когда я однажды во время молитвы встал на колени среди этих старушек, я почувствовал духовную близость, родство с ними. И гордыня вмиг обломилась и ушла куда-то. Это случилось в грузинском православном храме в городе Батуми. Мне было 18 лет, после этого я сознательно крестился. Сам об этом попросил маму, и Святое Крещение принял в Сионском кафедральном соборе в Тбилиси.
— Мама, наверное, была счастлива.
| В этих книгах ведь было и здравое зерно |
— Да. Все детство она меня церковно просвещала, уговаривала, давала читать Евангелие. История с крещением имела продолжение. Как это обычно бывает с новообращенными, я был в состоянии такой духовной эйфории, что словно летал на крыльях. Это было еще в выпускном 11-ом классе, когда я написал в Ленинградскую духовную семинарию коллективный запрос об условиях приема, подписанный по моей инициативе несколькими одноклассниками. Директор школы, когда узнал об этом, причем не от нас, а из соответствующих органов, был просто в шоке. По учебе я шел на золотую медаль, о которой, естественно, пришлось забыть. Да и в семинарию поступать не пришлось – в середине 1960-х годов после школы туда практически никого не принимали.
— А как отец воспринял ваше решение креститься и все последующие события?
— Сдержанно, но с пониманием. Православный настенный календарь, который я вывесил дома, не тронул. Когда он умер, я пригласил священника. Раба Божия Арсения отпевал маститый протоиерей Михаил Диденко. От отца, которого я молитвенно вспоминаю с глубокой благодарностью и любовью, я воспринял и унаследовал любовь к своему Отечеству, каким бы оно ни было. Он мне часто рассказывал о пройденном боевом пути, на войне он ведь был политруком, поднимал бойцов в атаку: «За Родину, за Сталина!». А религиозность у меня, получается, от матери.
И еще одно обстоятельство хотелось бы упомянуть. Учитывая реалии того атеистического времени, к познанию Бога как некоего Абсолюта меня подтолкнуло также юношеское увлечение научной фантастикой. Читал Ивана Ефремова, братьев Стругацких, Станислава Лема, Артура Кларка и других. В 1960-х годах в нашей стране был пик увлечения фантастикой. В этих книгах были и здравые попытки развенчать материализм, и рационально-мистические зерна. При чтении некоторых из них я стал задумываться и о чуде воскрешения умерших, которое, по сути, является краеугольным камнем христианства.
Кстати, чуть позже я познакомился с Вячеславом Кондратьевичем Зайцевым, он был тогда кандидатом филологических наук, преподавал в Минском университете и являлся соавтором сценария нашумевшего в свое время западногерманского фильма «Воспоминание о будущем». Он изучал священные тексты — Библию, Коран, индийские Веды, сопоставлял их и таким образом делал свои заключения, которые объединил в диссертации «Космические реминисценции в памятниках древности».
— Годы вашей юности пришлись на так называемую «хрущевскую оттепель». Но вы стали православным писателем и публицистом, не ударились в модное тогда либеральное направление развития общественной идеологии, разрушительную силу которой совсем недавно испытал на себе наш народ. Собственно говоря, эти идеи доминируют в обществе до сих пор.
— Так сложилась моя судьба, что годы студенчества я провел в семье Марии Львовны Чавчавадзе - княгини, урожденной Казем-Бек, родной сестры Александра Львовича Казем-бека, лидера движения «Молодая Россия» в эмиграции.
| Все это было под запретом в Советском Союзе |
В доме Марии Львовны, которая преподавала в тбилисском Институте иностранных языков, часто бывали иностранцы, в основном из Франции, которые привозили религиозную литературу, и я уже в студенческие годы читал многое, что издавалось в эмиграции, а также самиздат. Все это было под запретом в Советском Союзе. Например, старейший эмигрантский журнал «Вестник русского христианского движения», который доныне редактирует профессор Никита Алексеевич Струве. Получилось так, что в 70-е годы я стал там печататься, правда, вначале под инициалами и псевдонимами.
Впоследствии, когда это уже не представляло особого риска, в т.н. перестроечные годы - под своим именем; а с 2000 года я по предложению Н.А.Струве вошел в состав редколлегии этого самого значительного журнала русской эмиграции.
— То есть можно сказать, что сотрудничество с ним оказало влияние на формирование вашего мировоззрения как религиозного писателя?
— Два журнала оказали такое влияние: кроме «Вестника РХД», еще журнал «Наука и религия».
— …То есть?!
— В этом атеистическом некогда журнале были интересные статьи на религиозные темы. Я вырезал все, что меня заинтересовало, и делал калейдоскоп из разных цитат. Именно из-за этого многие люди в Советском Союзе и выписывали этот журнал, и делали потом из изречений Христа своеобразные адаптированные цитатники для себя.
— Своего рода самиздатовское Евангелие получалось…
– Впоследствии журнал «Наука и религия» эволюционировал в лучшую сторону, - сегодня это своеобразная трибуна для всех мировых религий. Ведущим рубрики и обозревателем «Науки и религии» Ваш покорный слуга является уже четверть века.
Но вернемся к «оттепели». Для русского православия это был очень тяжелый период, связанный с разрушением церквей, которые не были уничтожены между двумя войнами. Это варварство являлось одним из главных направлений в хрущевской идеологической политике. В одном из своих выступлений он даже обещал последнего попа показать по телевизору всему советскому народу. Надо было обладать мужеством, чтобы пойти в то время против «линии партии».
— Да, я прекрасно помню это его выступление на каком-то съезде КПСС. Не могу говорить, что я проявил какое-то завидное мужество. Просто судьба так распорядилась, что моей женой стала Ольга Сергеевна Трубачева — внучка священника Павла Флоренского по материнской линии. Мы поженились, когда я уже работал в Москве, сейчас у нас трое взрослых детей. Оба ее деда были репрессированы НКВД. Дед по отцовской линии о. Зосима Трубачев был расстрелян на Бутовском полигоне. Недавно он канонизирован, причислен к лику святых Новомучеников российских.
Таким образом, через семью жены, я непосредственно познакомился с глубоко православным бытом, с живой духовной традицией, с христианским восприятием мира и жизни.
Дмитрий Осипов
|
