ГАЗЕТА "СПАС"   <Все> Январь Февраль Март Апрель Май Июнь Июль Август Сентябрь Октябрь Ноябрь Декабрь   2004 2005 2006 2007 2008 2009 2010 2011 2012 2013 2014 2015 2016 2017 2018 2019 2020     №9 (78) сентябрь

ИНТЕРВЬЮ 

ПУТЬ РЕЛИГИОЗНОГО ПИСАТЕЛЯ

— Я всегда преклонялся перед гением о. Павла Флоренского. Будучи настоящим интеллигентом в лучшем смысле этого слова, он резко и последовательно выступал против «интеллигентщины», против применения к народному жизнепониманию терминов и понятий «науки», ему вовсе не свойственных, против отрицания и нивелирования русской национальной и религиозной самобытности. Вот почему ряд публикаций, осуществленных Флоренским на страницах журнала «Богословский вестник», главным редактором которого он являлся в 1912—1917 годах, был объективно направлен против тех или иных разновидностей деградировавшего масонства, провозгласившего своей задачей социальную революцию и установление классового равенства. «Блюдитеся от злых делателей», — призывал отец Павел Флоренский, цитируя слова святого апостола Павла (Фил 3:2). Не случайно борьба вокруг его творческого наследия и сейчас имеет тенденцию к обострению.

— Протекцию мне оказал Андрей Вознесенский, тогда уже знаменитый поэт. Видимо, он разглядел во мне поэтический дар и помог. В «Студенческом меридиане» была рубрика «Поэтические дебюты», посредством которой получали шанс выйти на всесоюзную орбиту ранее никому не известные поэты. Когда я стал ведущим этой рубрики, то старался отсекать бездарностей и дать возможность «засветиться» осененным искрой Божией молодым талантам, в стихах которых к тому же были очевидны духовные и религиозные искания, звучали мотивы любви к России, к ее достославному историческому наследию. Критерием моих рекомендательных рецензий, которые я бережно сохранил (их несколько сотен), разумеется, был талант. Наиболее известные из этих поэтов — Алексей Парщиков и Иван Жданов, с которыми я впоследствии подружился.

— Оба то время уже были известными поэтами, принадлежа к старшему поколению. Поэзия Василия Казанцева, тонкого и проникновенного лирика, мне близка и дорога, я ее люблю, это наш классик. Юрия Кузнецова я лично знал, но не близко, благодаря нашему общему другу, замечательному художнику Юрию Селиверстову. Юрий Поликарпович (да упокоится его душа в селениях праведных!) был на моем 40-летии, добрыми словами отозвался о моих стихах. Он был исключительно одаренным поэтом, с богатым воображением и пытливой мыслью, в его стихах много сложной метафизики, мифологем, иррациональных образов… Его поэтическое переложение «Слова о законе и благодати» митрополита Илариона должно быть особенно дорого ценителям отечественной словесности.

— Для меня левый и правый фланг создают предпосылки того, чтобы обозначилась позиция центра — «золотая середина». Что касается полемики между западниками и славянофилами, то у Герцена есть замечательное высказывание, звучащее примерно так: хотя у них головы, как у двуглавого орла, смотрели в разные стороны, но сердце билось одно. Любовь к России была для них общей любовью.

Между так называемыми либералами и почвенниками дистанция уже гораздо больше. Есть, к сожалению, российские деятели прозападного, псевдодемократического толка, не стесняющиеся выражать своего негативного отношения к России. Они никогда не скажут «наша страна», а всегда отстраненно — «эта страна». Я ни в коем случае не хотел бы сходить на почву некоего квасного патриотизма, но это все как-то взаимосвязано, и фактор своеобразного «инородства» имеет значение и очень сказывается в их взглядах на российскую действительность и тем более на возрождение Православия в нашей стране.

— Нет, это настоящая фамилия. Его прадед архимандрит Алексий Полисадов, родом из Грузии, был настоятелем Благовещенского монастыря в г. Муроме, в некрополе которого и похоронен. Андрей Вознесенский — сложная фигура. Он считал себя христианином, его торжественно отпевали в православном храме во имя св. мученицы Татианы при МГУ; я молился за отпеванием, это было 4 июня сего года, и провожал поэта в «путь всея земли» на Новодевичье кладбище.

Надо сказать, что на протяжении многих лет знакомства я старался расширить круг чтения Андрея Андреевича различной православной литературой, включая альманах «Богословские труды» (издание Московской Патриархии), неформальным составителем которого я был несколько лет по благословению митрополита Ленинградского и Новгородского Антония (Мельникова). В оригинальных и весьма емких комментариях к поэме «Россия воскресе» Андрей Вознесенский использовал многое из этого, в частности труды о. Павла Флоренского, а также мою опубликованную работу «Пасхальный догмат в русском богословии», на которую дал соответствующую ссылку («Дружба народов», 1993, № 10). Интересно, что как подлинный новатор Вознесенский сформулировал жанр этой своеобразной поэмы как «молитвенный сонет».

— У него был дар провидца, это был человек с сильной духовной харизмой, в его личности ощущалось присутствие благодатных энергий. Я написал большой очерк «Жизнь и деяния митрополита Питирима», который можно найти в Интернете. В сборник трудов и воспоминаний о церковной и общественной деятельности владыки Питирима «Преданный служитель Церкви», вышедший в прошлом году под эгидой Издательского Совета Русской Православной Церкви, вошли и мои воспоминания.

— О Патриархе Тихоне у меня есть статья, изданная в сборнике в городе Торопец Тверской области. Это его родина, меня туда ежегодно приглашают на чтения, посвященные памяти святителя. Чтения проходят на высоком уровне, с участием высших духовных и светских властей области, включая митрополита и губернатора. Моя работа называется «От анафемы к прославлению». Дело в том, что Патриарх Тихон в 1918 г. предал Советскую власть анафеме, то есть церковному отлучению, и его никто так и не снял. На мой взгляд, именно эта анафема мистически предопределила в конечном счете крах советской власти.

Я писал эту статью, когда еще существовал Советский Союз. Она была опубликована в ноябре 1989 г. в Париже в эмигрантской газете «Русская мысль», и в ней звучало соответствующее предостережение. Почва уже тогда уходила из-под ног… Однако история не терпит сослагательного наклонения, и можно только гадать, удалось бы сохранить Советскую империю или нет, если бы наше священноначалие сняло упомянутую анафему.

— Предложение было высказано косвенным образом, как предположение. У меня несколько таких «предложений». Например, убрать из мавзолея мумию Ленина, передав ее на хранение в одну из египетских пирамид. Он ведь, по сути, был красным фараоном. В любом случае, языческое капище в центре Москвы недопустимо.

— У меня есть статья о Русской Церкви в годы Великой Отечественной войны, где я подробно описываю встречу Сталина с тремя митрополитами. «Вождь народов» был очень неоднозначной, неординарной фигурой. Твардовский в поэме «За далью даль» дает ему объективную характеристику. Вспомним, что в отрочестве он учился в Тифлисской духовной семинарии. И когда достиг вершин земной власти, то, наверное, задумывался над тем, что его век не бесконечен, и призрак смерти стоял перед его мысленным взором. Тем более когда на карту была поставлена судьба страны. Есть версия, что на него оказала влияние праведная Матрона Московская. Возможно, это только народная молва, но история свидетельствует, что во все эпохи народу хочется, чтобы тиран воссиял в каком-то нимбе…

— Глубокая мысль: народ нуждается в самооправдании. Безусловно, Сталин — фигура мирового уровня. В воспоминаниях Уинстона Черчилля, помните, говорится, что все, в том числе иностранцы, невольно вставали, когда Сталин входил в зал заседаний на Ялтинской конференции.

— Я написал об Алексии I, Пимене, Алексии II и Кирилле. Возможно, легче всего было работать над книгой о Патриархе Алексии I. Было больше данных о нем. Он был инспектором Псковской, ректором Тульской и Новгородской духовных семинарий, сохранились его проповеди тех лет. Я много работал в библиотеках. И про Патриарха Пимена было писать сравнительно легко. Я сопровождал его в нескольких поездках в Грузию и Армению, хорошо был знаком с его окружением. Имел честь не раз общаться и с ныне здравствующим Патриархом. Но все же, положа руку на сердце, затрудняюсь точно сказать, что легче, что труднее. Вы меня озадачили этим вопросом…

— Здесь я прежде всего опирался на работу митрополита Волоколамского Илариона (Алфеева). В его большой монографии прекрасно изложена жизнь Предстоятеля РПЦ непосредственно до патриаршего служения.

— Есть, и очень памятные. Наиболее яркое из них, пожалуй, относится к 1996 году, когда я как православный журналист был включен в состав делегации во время официального визита Патриарха Алексия II в Адыгею, Грузию и Армению. Одним из пунктов визита было посещение монастыря Хор Вирап на границе Армении с Турцией, в непосредственной близости от горы Арарат — священной для всех армян, но ныне находящейся на территории сопредельного государства. Нас повели к глубокой шахте, на дне которой 13 лет находился в заточении святой Григорий Просветитель — равноапостольный святой для Армянской Апостольской Церкви. Сопровождавший нас армянский архимандрит предложил спуститься вниз, Святейший Патриарх нас благословил, и мы втроем — настоятель монастыря, владыка Кирилл, тогда митрополит Смоленский и Калининградский, возглавлявший Отдел внешних церковных связей, и Ваш покорный слуга — начали спускаться. Шахта узкая, темно, веет могильным хладом, в общем-то страшновато было. Когда спустились на дно этой глубокой ямы, зажгли свечи, и там будущий Патриарх возглавил молебен.

— Моя статья про православное единство и братство вышла в сборнике по итогам конференции «Церковь и культура» Международных Рождественских образовательных чтений 2005 года. Идея православной конфедерации не в воссоздании СССР, который был интернационально-атеистическим по своей сути, а в создании принципиально нового союза государств, в котором будет доминировать Православие. На мой взгляд, только России по силам интегрировать славянский православный мир. Только в рамках такой конфедерации — дружественного союза православных народов — можно будет решить многие региональные проблемы. И Грузия не исключение. Тем более что там живет братский единоверный народ, веками связанный тесными узами с Россией.

Я имею честь пользоваться высоким покровительством Его Святейшества и Блаженства Католикоса-Патриарха всея Грузии Илии II. Почти ежегодно бываю в Тбилиси на аудиенциях и патриарших приемах и лично мог видеть, как происходит процесс воцерковления высшего общества в Грузии. Однажды я был на таком приеме вскоре после возвращения к власти в Грузии Эдуарда Шеварднадзе. Если помните, он был членом Политбюро, министром иностранных дел СССР. А тут вдруг стал ходить в храм Божий. Я спросил у Предстоятеля Грузинской Церкви, что он думает по этому поводу. И услышал в ответ, что Шеварднадзе действительно искренне пришел к Богу. Сразу после возвращения в Тбилиси, буквально из аэропорта он приехал к Патриарху и был крещен с именем Георгий. А потом, когда случилась так называемая «революция роз», он не стал цепляться за власть. Из своего рабочего кабинета вышел, осенив себя крестным знамением, взяв только иконку. То есть поступил по-христиански, со смирением приняв свою участь.

— Еще до самих выборов я безусловно и безоговорочно поддержал его в своем интернет-интервью как наиболее достойного кандидата на Патриарший Престол. Перст Божий указывает на Патриарха. Если с Патриархом Алексием II связано пробуждение России от некоей духовной спячки или оцепенения, вызванного вавилонским пленением Церкви, то с Патриархом Кириллом можно смело связывать надежды на духовное возрождение России. Это Патриарх с колоссальным внутренним потенциалом.

Не случайно сейчас начали говорить и о сильной «патриаршей вертикали». Нет сомнений, что Патриарх Кирилл сумеет ею в полной мере воспользоваться, то есть усилить как следует. Отчего представляется не только вполне допустимой, но и реально достижимой симфония церковной и светской власти, что пойдет на пользу всей нашей стране — и обществу, и государству, и, самое главное, народу российскому.

Консолидация и стабильность — веление времени! Они столь же благотворны, сколь и необходимы. Треугольник «Президент — Премьер — Патриарх» — наиболее устойчивая для России модель. Она уже стала действующей, она будет работать еще действеннее, а это не может не способствовать и миссионерской деятельности Церкви, главная задача которой сейчас — помочь обрести нашему народу утерянное «историческое здоровье».

— Быть православным — это правильно славить Бога. И в этом аспекте каждый верующий христианин призван быть духовным камертоном в той или иной сфере, в зависимости от своей деятельности. Писатель же, разумеется, как служитель Слова призван давать верный настрой своим читателям, давать им высокие нравственные ориентиры. Его долг — взывать к уму и совести читателей, прежде всего современников.

Тем более это важно в нынешнем обществе — обществе потребления, когда определенные силы пытаются активно внедрить в сознание обывателя мысль о том, что началась так называемая «постхристианская эпоха», то есть что вера в Господа — устаревшее понятие. Я категорически не согласен с этим утверждением, наоборот, считаю, что для истинного христианства мы еще не дозрели. Только Единая Церковь Христова, примиряющая все народы и культуры под своим благодатным покровом, может осветить лучами благовестия весь мир. Если хотите, именно в этом — лейтмотив всех моих трудов как писателя, публициста, философа.

— Это, безусловно, разные грани одной личности; хотелось бы надеяться, что вектор религиозности определяет направление моего движения в целом и, конечно же, в литературном творчестве. Разумеется, я сознательно стремлюсь и в своих литературоведческих и иных статьях, а также в церковной публицистике воплотить православные идеалы, прежде всего общехристианские.

Для меня все разговоры о так называемых общечеловеческих ценностях, если в них не заложена христианская духовность, — пустой звук. Великий немецкий философ Георг Гегель ставил знак равенства между христианством и гуманизмом. И это действительно синонимы, там и там основополагающим началом является любовь к человеку. Я имею в виду настоящий, а не псевдогуманизм. Гуманизм — это человеколюбие прежде всего, и высшая гуманность присутствует именно в христианстве, потому что Бог есть Любовь и Господь наш Иисус Христос заповедал нам эту высшую, Божественную любовь. Она покрывает наши грехи, ведь Господь воплотился, чтобы спасти род человеческий.

В христианстве живет абсолютная мораль, выше христианских нравственных принципов ничего не придумаешь, это просто невозможно. Воплощение Богочеловека было поистине спасительным для людей: если бы Иисус Христос не пришел в наш мир 2000 лет назад, человечества, наверное, уже не существовало. Импульс Христа дал такую духовную силу всему роду человеческому, что мы до сих пор им живем, может быть, уже по какой-то инерции. Не дай Бог, она оборвется — тогда все рухнет…

— Для начала давайте вспомним высказывание известного русского религиозного философа Евгения Трубецкого из книги «Смысл жизни»: «Человек призван быть на земле сотрудником в строительстве дома Божия, и этой задаче должна служить вся человеческая культура, наука, искусство, общественная деятельность». Другой выдающийся русский мыслитель Иван Ильин в книге «Одинокий художник» подчеркивал: «Вся история христианства есть не что иное, как единый и великий поиск христианской культуры».

Сегодня, когда в России так актуален поиск национальной идеи, мы имеем счастливую возможность ее обрести и актуализировать именно на путях сочетания и соединения двух начал — индивидуального с соборным, вселенского с национальным, Православия с культурой. Вместе с тем надо понимать, что для православных не существует культуры как некоей абсолютно автономной сферы: элементы культуры растворены в православном сознании, традициях Церкви, национальном укладе и быте, богопознании и богословии, благочестии и подвижничестве — во всей жизни, которая неразрывно связана с постоянством литургического общения. Подлинный идеал Православия — в самом Христе, Едином, Безгрешном, Который истинно прославил Своего Небесного Отца; в самом Христе, Который есть «Путь и Истина и Жизнь» (Ин 14:6)

— Название форума «Литература в борьбе за духовность и чистоту русского языка» говорит само за себя. Сейчас это очень важно. Кстати, там разгорелись споры о категории духовности. Некоторые считают, что это просто высшие нравственные качества человека. Но лично я считаю, что духовность — это наше религиозное измерение, ее не может быть без веры в Бога. Я высказал свою позицию. Кроме этого я был инициатором разработки проекта итогового документа, который был принят практически единогласно (одна участница голосовала против, не аргументировав свою позицию). В документе этом звучит тревога, что живой русский язык, язык Державина Пушкина, Гоголя, Достоевского, Толстого, засоряется мутным потоком американизмов, звучит даже матерщина. А это явление инфернальное, оно идет из глубин помраченного языческого сознания. В масс-медиа, в первую очередь на телевидении, сгущается Вальпургиева ночь… Надо бить в набат, спасать русский язык! Ведь без языка нет народа! Это все очень тесно взаимосвязано. И нынешний общественный кризис в первую очередь связан с воцарением пошлости, с дефицитом духовности. Участники форума, на котором собрались представители России, Польши, Белоруссии, Украины, Эстонии, оказались в этом единодушны, хотя там были не только искренне верующие люди.

Дмитрий Осипов