О жизни Церкви

Ваши Высокопреосвященства и Преосвященства! Дорогие отцы, братия и сестры!

Я очень рад, что имею сегодня возможность встретиться со всеми вами, чтобы поговорить о наших епархиальных делах. Скажу несколько слов о том, что сегодня происходит в нашей Русской Церкви и что имеет непосредственное отношение к организации епархиальной, приходской, монастырской жизни. <…>

Вы, конечно, читаете церковную прессу и пользуетесь Интернетом. На наших официальных сайтах — а это и Патриархия.ru, и mospat.ru, и Милосердие.ru, и многие другие, не буду их все сейчас перечислять — содержится полная информация и о деятельности Патриарха, и о том, что сегодня в Церкви происходит. Но я хотел бы обратить ваше внимание на главные точки роста и точки перемен, которые при благоприятных условиях могут привести к значительному изменению к лучшему нашей церковной жизни.

Первое, что нужно отметить, — это историческая роль и значение Архиерейского Собора, который состоялся в феврале сего года. Этому Собору предшествовало заседание Межсоборного присутствия. Вы знаете, что на последнем Поместном Соборе, который избрал меня Патриархом, был высказан целый ряд пожеланий и предложений для разрешения вопросов, которые беспокоят все церковное сообщество. Но разрешить эти вопросы на Поместном Соборе было невозможно, потому что Собор — это большая группа людей, тысяча с лишним человек. Серьезные рабочие дискуссии в таком огромном зале, при таком большом стечении людей — дело неподъемное, поэтому было принято решение, чтобы Синод выработал предложения относительно того, как решать вопросы церковной жизни.

Таких вопросов очень много. В годы советской власти нам не разрешали вести работу, нацеленную на развитие жизни Церкви. В постсоветское время все наши силы были обращены на то, чтобы восстановить разрушенные храмы, построить новые, — а проблемы-то оставались! Это вопросы, связанные и с устройством приходов, и с богословским образованием, и с состоянием наших монастырей, и с нашими внешними церковными связями, в том числе в сфере развития отношений с иными конфессиями, а вы знаете, что на этом поле иногда паразитируют некие раскольнические настроения. Поэтому рано или поздно надо было начать всенародно, вселюдно, всецерковно обсуждать эти проблемы.

Вот тогда мы обратились к истории нашей Церкви в XX веке и вспомнили, что замечательному Собору 1917—1918 гг., который избрал Патриарха Тихона, предшествовало так называемое Предсоборное присутствие. Это была площадка для широкой дискуссии о главных, насущных проблемах церковной жизни. И архиереи, и духовенство, и профессора богословия, и светские люди, которым была небезразлична церковная жизнь, вовлеклись в эту дискуссию. Здесь обсуждались и тема возрождения Патриаршества, и тема устроения церковной жизни: как должны выглядеть епархии Русской Церкви, как должно строиться епархиальное, приходское управление и т.д.

Многое из того, что выработало Предсоборное присутствие, затем обсуждалось и было принято на Соборе 1917—1918 гг. Эти решения Собора в Церкви никто не отменял, но их как бы отменила сама жизнь, потому что вслед за этим Собором началось гонение на нашу Церковь, которое сменилось небольшим периодом передышки после того, как Патриарх Сергий подписал свою известную Декларацию, давшую возможность легализовать положение Церкви. Эта передышка длилась с 1928 по 1934 год, а затем страна прошла через тяжелейший период террора и репрессий, которые похоронили остатки церковной жизни в Советском Союзе. В послевоенные годы — вы знаете об этом, может быть, и по собственному уже опыту, и понаслышке — какая-то небольшая свобода Церкви была дана, но вся жизнь проходила под контролем государства; и только в последнее время мы получили новые возможности.

И вот когда мы стали размышлять о том, что должен представлять собой Архиерейский Собор, какие проблемы он должен поднять и обсудить, мы пришли к выводу, что проведению Собора должно предшествовать общецерковное обсуждение проблем. Так был создан замечательный, на мой взгляд, механизм постоянно действующего Межсоборного присутствия с участием иерархов, духовенства, монашествующих и мирян, причем как мужчин, так и женщин. Это как бы соборный срез, как бы малый Поместный Собор, действующий в периоды между Соборами и готовящий решения Архиерейских и Поместных Соборов. Деятельность Межсоборного присутствия протекает совершенно открыто, свободно — люди вносят разного рода предложения, дискутируют, потому что документы Межсоборного присутствия, до того как быть принятыми в последнем чтении, обсуждаются всенародно. Проекты этих документов выставляются на соответствующие сайты, в том числе на сайт Богослов.ru; кроме того, у Межсоборного присутствия сейчас появился свой собственный сайт. В ответ на эти опубликованные проекты мы получаем большое количество разного рода замечаний, предложений, критики, поддержки. Таким образом, общецерковная дискуссия помогает понять общее настроение Церкви по тому или другому вопросу, но, что самое главное, помогает опровергнуть ложные и необоснованные аргументы аргументами обоснованными, которые соответствуют Преданию нашей Церкви.

Вот так мы теперь работаем на общецерковном уровне. Поэтому все решения, которые принимает Архиерейский Собор, это не решения, которые Патриарх или Синод спускают сверху, — это решения, которые вырастают снизу и которые поддерживаются церковной иерархией настолько, насколько убедительна лежащая в их основе аргументация, насколько она соответствует православному Преданию. Именно так действовал Архиерейский Собор в феврале сего года, принявший целый ряд очень важных решений, которые в первую очередь касаются приходской жизни.

Совершенно очевидно, что мы с вами живем в эпоху, когда перед человеком, особенно молодым, лежит целое поле соблазнов, искушений — заминированное поле. Внешне оно очень привлекательно: цветут красивые цветы, зеленеет травка, журчат свежие потоки, и уж так хочется пробежаться по этому полю, а где-то вдали грезятся прекрасные образы счастливой жизни, процветания, личного благополучия, материального роста, достатка, наслаждений, которые эта картина райской жизни будто бы открывает перед человеком. И люди устремляются по этому полю — а оно заминировано.

Наша современная цивилизация рисует перед человеком эту заманчивую картину. Возьмите фильмы, рекламу, глянцевые журналы — это же какой-то сказочный мир благополучия! А ведь огромное количество людей верит в это как в нечто вполне

В 90-е годы был большой интерес к вере, к Церкви. Вчера священник рассказывал мне, что он по 170 человек в воскресенья крестил, все батюшки с ног сбивались. Сегодня у нас столько людей не крестят, и неизвестно, что еще будет. Есть социологические центры, которые без всякой симпатии относятся к Церкви, а их руководители порой занимают в отношении Церкви открыто враждебную позицию. Не буду сейчас называть один такой социологический центр, но он хорошо известен. Так вот, его руководитель утверждает: «В России еще продолжают жить некие мифы. Во-первых, миф, что Россия — великое государство, что Россия отлична от других, что у России особое предназначение. А самый главный миф — это то, что Россия — православная страна. Но по мере развития современных средств связи, современного образа жизни эти мифы будут уходить. Люди будут жить реально — они будут бороться с коррупцией, с произволом чиновников, жизнь будет становиться стабильнее, и в следующие 10—20 лет уйдет из обихода миф о том, что Россия — православное государство. Вот тогда, избавившись от этого мифа, мы и заживем».

С одной стороны, ничего нового не сказано, ведь и Демьян Бедный после революции говорил: «Надо расправиться с попами, с обскурантистами, которые внедряют в сознание людей антинаучное мировоззрение, и тогда жизнь будет счастливая». Мы знаем, что ничего из этого не получилось; точно так же и из этой мифологемы — кстати, именно мифологемы — ничего не получится. Но некоторые жизненные обстоятельства помогают такого рода людям делать подобные заключения о скоропреходящем успехе Православной Церкви.

В чем же заключается рациональное зерно? От чего эти люди отталкиваются? Они отталкиваются от того, что наше общество десятилетиями находилось под властью атеизма, и обращение к вере, когда в день крестили по 170 человек, было выбором не только религиозным, но и политическим. Люди отказывались от прошлого, они не хотели жить так, как жили раньше, и поэтому Церковь рассматривалась как альтернатива, в том числе марксистской идеологии. Но Церковь не может быть альтернативой идеологии — Церковь сама по себе, Церковь предлагает свое послание миру.

Вот этот первоначальный интерес к религии как к некоей альтернативе у кого-то полностью исчез — такие люди, даже будучи крещеными, живут как безбожники. А у других из этого подхода развилась настоящая, подлинная церковность, и мы знаем, как за последние двадцать лет состав наших верующих качественно изменился. Завтра на Литургии, может быть, мы это так очевидно не увидим, потому что день рабочий. Но когда в воскресный день я совершаю Литургию здесь, в кафедральном соборе, и вспоминаю, кто вместе со мной молился 25 лет назад, я понимаю, что произошло за эти годы с Церковью нашей — действительно, значительная часть народа пришла и вошла в Церковь.

Ну, а что происходит с теми, кто не вошел? Подход к вере как к альтернативе сегодня уже не работает, потому что молодежь родилась после крушения Советского Союза. Аргумент «мы жили плохо, потому что мы жили без Бога» уже не работает, потому что повзрослевшие дети не знают, что это такое. Аргумент «как плохо, что были у нас разрушены храмы, монастыри, осквернено все, а значит, мы должны изменить свою жизнь» тоже не работает, потому что дети не помнят разрушенных храмов — они уже помнят пятикупольный собор в центре Калининграда. И вот эти дети и молодежь, которые никоим образом не определяют свою религиозность в качестве альтернативы старому и безбожному мировоззрению, сегодня подвергаются мощнейшему воздействию извне, которое навязывает антихристианский, безбожный образ жизни. Никто не спорит, есть Бог или нет, однако навязывается безбожная картина мира.